– Хороший вопрос. Зачем они будут такое писать. Кто это в наше время будет новые маршрутки покупать, нет, на стареньких возят. Это заграницей – все для людей, у нас – все ради прибыли. Не пишут такое, потому что такого нет. Вы же взрослый человек и прекрасно понимаете, что вещь, любая вещь, накапливает энергию. Весь вопрос в том, какую именно?
– Ну, это бабка надвое сказала… Ой, простите, я не имела в виду..
– Ничего, я не обижаюсь. То, что энергия есть, уже и учёные доказали, это не вопрос веры. Так вот, вещи накапливают энергию. Маршрутки, побывавшие в авариях, чаще других попадают в новые аварии, это уже, милочка, статистика, а не бабкины, как ты выразилась, домыслы…
– Да я не имела вас в виду, это присказка!
– Так вот.., – продолжила старуха. Вдруг она замолчала. Прислушалась. – Кажется, ход сбавил? Слышишь? Останавливается что ли?
Я посмотрела вперёд. Кажется, и правда машина начала притормаживать. Через несколько метров водитель остановил наш микроавтобус. Ещё мгновение спустя внутрь, дыша морозом и распространяя холод по салону, вошёл человек. Сказать, какого он возраста, хорош ли собой или невзрачен, было трудно: на глаза был надвинут чёрный капюшон, так что верхнюю половину лица закрывала ткань, а нижнюю – тень, падающая от материи. Старуха сильнее вцепилась в меня, почти приблизившись вплотную. И без того маленькая и горбатая, она, казалось, стала ещё меньше и ещё горбатее, словно стремилась полностью слиться с креслом, на котором сидела.
Мужчина медленно прошествовал по салону, оглядывая каждого из пассажиров, задерживаясь у каждого кресла. Я пыталась понять, от чего так напугалась старуха, и глядела на вновь прибывшего во все глаза. Чем больше я всматривалась в лицо, тем больше мне казалось, что под капюшоном, кроме темноты, ничего нет. Незнакомец, кажется, заметил мой взгляд и остановился. Мне стало неловко, и я отвела глаза. Выждав пару мгновений, снова стрельнула глазами на странного пассажира. В этот момент, если можно так выразиться, мы встретились взглядами. Если, конечно, то, что я увидела, можно хоть с какой-нибудь оговоркой назвать взглядом. Из черноты капюшона скалился череп. Меня прохватил такой озноб, что зубы застучали и затряслись руки. Я опустила глаза в пол. В голове было пусто, ни одной мысли, даже самой простой, ни одного ощущения, только чёрный фон, из глубины которого ухмыляется белая челюсть и скачут красные искры в мёртвых глазницах.
Пришла в себя от того, что меня тихонько трясла и дёргала моя старуха. Оказалось, я просидела в таком положении около десяти минут. Миниавтобус ровно катился по дороге. Старуха шептала:
– Ну, поняла?! Поняла?!
– Что поняла?
– Что ты видела?
Я снова вспомнила страшное видение, возникшее передо мной, потрясла головой, отгоняя кошмар.
– Ничего. Показалось. Ничего не видела.
– Врёшь ты всё! – обиделась бабка. – Знаю, что видела. Ты одно запомни, не вздумай разговаривать с ним.
– С кем, с ним? – перебила я её.
– Вот с этим, кого видела.
– А кого видела? – передразнила я шипение бабки.
– Ну, слушай, только тихо и не перебивай. Это не так уж давно и было. Фёдор его звали. Ну, не суть. Ехал он домой. В городке сам жил маленьком, а в большой город на заработки ездил. Вот он после вахты своей домой должен был попасть. Там у него жена рожала. Так он торопился. Только вот ребята его задержали, говорят, такое дело, жена всё равно в роддоме лежит, а тебе, мол, отпраздновать надо. Слово за слово, отметили они по-мужски. Хорошо, надо сказать, погуляли. Так гульнули, что Фёдор-то и на второй день после работы домой не попал. На третий день, без денег уж совсем почти, попросил у сотоварищей взаймы, чтоб на маршрутку только да на букет цветов. Они ему и денег заняли, да с ним же ещё и остановку проехали, как бы провожая и подбадривая его, ну, само собой, без горячительных не обошлось. В общем, ехал он, торопился, виноватый весь, всё думал, что жене скажет, как прощения попросит. А жена, надо сказать, крепко обиделась тогда, кричала, что на развод подаст. Да, к слову, поговаривают, даже прокляла его. Чего уж, баба быстра на язык, а не на голову ж. Может, в сердцах скажет чего, а в уме так не думает. Да потом и пройдёт у неё, она сто раз ещё счастья пожелает тому, кого прокляла. А тут вот не успела. Прокляла только. А он прощения не попросил. Автобус в аварию попал. Все выжили, а Фёдор – нет. Так с той поры и мается он. Домой хочет попасть, чтоб жена простила, и друзей своих найти хочет, отомстить им, что с панталыку сбили. Так и выходит, что он садится во все маршрутки, ищет своё место да смотрит, кто с ним рядом сидит. И уж, если кто один сидит в маршрутке, так Фёдор к нему непременно подсаживается, да и думает, что это тот самый друг его. Сколько раз было – всех, к кому он подсел, потом мёртвыми находили. И не знаешь, где встретишь-то его. Одно только известно – садится именно в ночные автобусы, маршрутки, а кто-то и в поездах видел. Вот поэтому-то я и не хотела садиться на пустое двойное кресло. Видишь, как оно, Фёдор-то к нему соседом и присел, к тому мужчине, что мне место подле тебя освободил.
– Так это тот самый Фёдор?
– Ты мне скажи! Ты ж видела, я на него и смотреть-то робею.
– Я точно и не поняла, что именно увидела. Одно могу сказать, страшно очень, прям леденит, вы ж видели, как меня трясло. Страх такой какой-то ненормальный, непонятный, жутко и всё. Вот, бывает, собака бездомная идёт на встречу, а ты боишься. Так вот тут понятно, что боишься того, что собака нападёт. А в этот раз и непонятно – жутко и всё, хоть из маршрутки беги, такой страх, если бы могла, сбежала бы, окно бы выбила… Да только меня таким льдом сковало, что я и дёрнуться не могла.
– И-и! Это что, ведь он заговорить с тобой может. Спрашивать, может начать. Сначала так, знаешь, беседа про погоду, про поездку. А потом он так может посмотреть и спросить, не знаешь ли ты его жену, и скажет, между прочим, мол, хотел бы знать, простила ли его жена. Тут не знаешь, что и делать, если скажешь, что не знаешь его жены, он осерчает так, что семь лет несчастной ходить будешь, он тебя везде преследовать начнёт. Скажет, мол, врёшь, знаешь жену, просто не хочешь мне от неё прощение передать. А если скажешь, что знаешь жену, он про прощение спросит. Так если сказать, что жена не сердится, он тебя сплетницей назовёт и придушит.
– И как тогда?
– Что значит «как тогда»?
– Отвечать как? Чтоб не рассердился.
– Так этого никто не знает. Одно только – даже не начинай разговор. Он начнет, сиди молчи, как воды в рот набрала, он тогда на ближайшей остановке и выйдёт. Главное – кивать даже нельзя и улыбаться.
– Так что, теперь наш сосед-то не жилец?
Старуха молча кивнула.
– Так надо ж как-то мужика-то спасать?
– Себя спасай, ему уж не поможешь.
– А откуда вы всё это знаете?
Тут в маршрутке началось движение. За разговорами я и не заметила, как мы доехали. Все начали потихоньку выбираться на свежий воздух. На самом краешке неба занималась новая заря. Город торопился по своим делам, сигналили машины, дворники шоркали щетками асфальт, ноздри щекотал запах жареных пирожков. Я схватила старуху, не дав ей уйти:
– Скажите, вам-то откуда всё это известно?
– Откуда? Это было недавно совсем. Полвека почти назад. А я жена его, там самая…
Надо признаться, я оцепенела. Старуха воспользовалась моим замешательством и быстро покинула салон. Я посидела ещё немного, пытаясь как-то осмыслить впечатления этой короткой ночи. Через пару минут почти удалось убедить себя, что всё это – дурной сон, кошмар, выдумка переутомившегося сознания. Начала выбираться. И тут краем глаза заметила сбоку чей-то взгляд. В момент все мои внутренние рассуждения о том, что никаких призраков не существует, что все это чистой воды фантазия, что я уже, в общем-то, большая девочка и стыдно всякого такого бояться, испарились, и их место занял уже знакомый ледяной озноб с дробным стуком зубов. Уж не знаю, как нашла в себе силы повернуть голову в сторону взгляда, однако я это сделала. На меня мёртвыми запавшими глазами смотрел средних лет мужчина, губы его посинели, словно от удушья или от остановки сердца. В кабину вернулся водитель. Я поспешила к выходу.
– Кажется, мужчине в салоне плохо, – быстро проговорила я и постаралась как можно быстрее скрыться из виду.
Весь тот день ходила и думала о ночном происшествии, не могла сосредоточиться ни на чём другом. Вечером в уютной квартире, за просмотром новостей, заметила одну: «Пассажиру стало плохо в маршрутном такси. Выехавшая на место бригада установила скоропостижную смерть от сердечного приступа».
Хотите – верьте, хотите – нет. Я и сама сейчас думаю, наверное, просто приснилось, а у мужика этого сердце просто прихватило. Так вот совпали обстоятельства, а ум всё в одну цепочку связал. Только я с пустым креслом не езжу теперь.
