Скажу вам сразу, что вначале он мне не понравился. Сам не знаю, почему, но вот – нет, и всё!
А познакомились мы с ним удивительно просто, буднично и, в то же время, чуть странно…
Я прилетел в Ереван накануне вечером, а потому уже вторые сутки бродил по этому дивному городу, чтобы напитаться им, надышаться его воздухом. Чтобы понять, почему армяне, те, которых я встречал в России, часто бывают «гораздо больше русскими, чем мы сами». Настолько они ревностно и преданно говорят о нашей стране, защищают её от нападок недругов, с огромным уважением относятся к нашему Президенту, а говорят, кстати, большей частью на таком безупречном русском, которому могли бы позавидовать многие из тех, кто в России родился и вырос.
Хотелось поговорить с этими остроумными от природы людьми, чтобы ещё раз восхититься их часто доходящим почти до изыска юмором. Сегодня утром, скажем, портье в отеле, где я остановился, рассказал мне историю:
- У моего отца есть старинный друг Ашот. Знакомы они лет, наверное, уже пятьдесят. Когда дядя Ашот приходит к нам в гости, я обожаю слушать их с отцом разговоры. И боюсь только одного: как бы они не сказали, что я «мал ещё» (хотя мне уже скоро сорок), и не выгнали из-за стола. Беседа их прихотливо вьётся, словно горная река, и постоянно перескакивает с одного на другое. Вдруг один из них может спросить другого: «Скажи мне, Сумбат, кто же такой по национальности Каспаров? Еврей или армянин?» Его собеседник глубоко затягивается сигаретой, потом неспешно выпускает дым из ноздрей величавого носа своего и отвечает: « Знаешь, Ашот… Играет он, конечно, как еврей. Но вот – выигрывает, как настоящий армянин!..»
Я вспоминаю эту историю и улыбаюсь почти пустому ночному Еревану. Пустому, потому что хоть на дворе ещё бушуют новогодние праздники, но в 3 часа людей на улицах уже немного.
Останавливаюсь, чтобы закурить и уже достаю свой портсигар, как вдруг за спиной слышу голос с сильным акцентом:
- А давайте лучше я угощу вас своей сигаретой, армянской. Почувствуете вкус нашего табака…
Рядом со мною стоит человек среднего роста, худой почти до изнеможения. Это видно по теням на ввалившихся щеках его. Но глаза – такие же огненные, как у всех армян. Ему, наверное, близко к пятидесяти, но полвека ещё не стукнуло.
Когда он протягивает мне пачку сигарет, то вижу, какие же огромные у него руки – кисти рук. Широкие ладони с длинными и толстыми пальцами. Помните героя Шукшина в «Калине красной»? Он говорит своей собеседнице, что, когда сидел, то они там «тапочки шили, шили…», вот руки и стали такими натруженными. По первому впечатлению мой собеседник тоже «шил тапочки». И довольно долго…
Но не могу же я оказавшему мне любезность человеку отказать в нескольких фразах в ответ. Тем более – в новогоднюю ночь.
И мы заговорили…
То он спрашивал меня, то я задавал ему вопросы. И уже через несколько минут мой ночной спутник перестал казаться «специалистом по пошиву тапочек в местах не столь отдалённых».
Мы шли по улице Сарьяна, когда я спросил его, почему же он в Новый год один, на улице, а не в кругу семьи? В это время я уже знал, что зовут его Арам.
- Но вы же тоже – не дома, - ответил мне он.
- Я лет уже, наверное, двадцать не праздную Новый год дома. Потому что 1 января у меня день рождения, но очередная дата перестал радовать, потому что бОльшая часть жизни оказалась уже за плечами. Вот и сбегаю куда-нибудь далеко, чтобы избежать поздравлений и визитов родственников.
Арам отвёл от меня глаза и посмотрел куда-то вперёд, на пустынную улицу.
- Вот и я хотел бы путешествовать, чтобы увидеть мир, хотя, думаю, все люди скучают примерно одинаково. Только одни за сто тысяч драм, а другие, скажем, за миллион долларов в месяц…
А кроме всего прочего, у меня же семья, жена и дочка. И ещё с нами живут мои мама и сестра. Работаю же я один. Только не спрашивайте – кем. Не скажу, потому что это вам не понравится…
Я живу неправильно. А раньше – ещё неправильнее всё было в моей жизни. Женился-то я поздно, почти в 33, потому что до этого было всё некогда: сначала наркотики, потом тюрьма… Вот сейчас расплачиваюсь за это: у меня цирроз печени.
- Знаете, Арам, мне кажется, что всё, что мы проживаем, следует воспринимать как опыт, пусть даже горький…
- Мой опыт слишком горький, джан… Потому что потом, уже после женитьбы и рождения дочери, снова была тюрьма. И слёзы моих женщин. Они страдали из-за меня так много, что, мне кажется иногда, Севан стал более полноводным…
И тогда я очнулся. Именно – очнулся и сказал себе: «Что же ты творишь, Арам, со своей жизнью и жизнями дорогих тебе!» Решил сам себя наказать. Вот и несу это наказание уже который год. Знаете, кто я? Ассенизатор!..
Он почти прокричал это в ночную темноту. Потом стал говорить чуть тише:
- Чищу и вывожу дерьмо из туалетов богатых. Это и есть моё наказание. И мой доход. На него и живём впятером.
Сегодня, уже близко к полуночи, дочка сказала, что уйдёт отмечать Новый год с друзьями. А она ведь маленькая совсем – всего 14. Я сказал, что это семейный праздник и его нужно отмечать дома, в кругу семьи…
Она расплакалась и ответила, что не хочет в такой вечер сидеть за одним столом с говночистом…
Арам словно бы сам испугался сказанного им грубого слова и испуганно взглянул на меня. Я кивнул головой, давая понять, что чувствую, почему он так именно говорит. Он понял и закончил свой рассказ:
- И тогда я ушёл из дому, чтобы хоть сегодня мои женщины были счастливы…
Затем он как-то шумно вздохнул и уже наигранно – весёлым тоном добавил:
- И правильно сделал! А то вы бы так и не попробовали армянских сигарет…
Когда мы уже почти утром прощались, я многое хотел сказать ему, чтобы хоть как-то утешить. Но не сказал. Потому что понимал: такие сильные и красивые люди не нуждаются ни в чьих утешениях, а решают свои проблемы сами и…