по двое-трое. Помните знаменитую сцену из «Белоснежки» с ночлегом гномов? Вот, у нас было примерно то же самое.
Мне досталось место на узеньком старом диване, а рядом со мной прилегла наша подруга, к которой мы приехали: она захлопоталась по хозяйству и, когда освободилась, иного места попросту не было.
Впервые я лежал рядом с девушкой: я видел завитушки волос над её ухом, я чувствовал её тело. Женское тело великолепно, оно создано, чтобы получать наслаждения и дарить их; я читал где-то, что бог, если бы он существовал, был бы женщиной, ибо женское тело божественно.
В эту ночь между нами ничего не было, я просто лежал рядом и слушал её дыхание, а утром понял, что влюбился без памяти. Она была обыкновенной девушкой, не отличающейся ни собой красотой, ни изяществом, ни умом; таких девушек миллионы. Но для меня она стал единственной, неповторимой, я не мог без неё жить! Да, я уверен, что любовь – это болезнь, эпидемия, которой можно заразиться в один миг, и которая может иметь самые серьёзные последствия. Все мои мысли, чувства, желания были подчинены этой болезни, она целиком охватила меня. В институте я не мог заниматься, как следует, едва сдавал экзамены; меня ничто не интересовало, кроме моей любви. Порой я был на грани отчаяния, ведь моя избранница не отвечала мне взаимностью. Она любила другого: она полюбила его ещё до меня, он был её первым мужчиной. У них был бурный роман, но затем они разошлись; он охладел к ней, однако она продолжала втайне любить его.
Мои ухаживания она принимала равнодушно, а иногда – с раздражением, но нет женщины, которая устояла бы перед мужчиной, если он настойчиво добивается любви; бывает, что женщина отдаётся только для того, чтобы от неё отстали. Вот так и мы однажды стали близки: это было как-то наспех, в этом не было не только истинной любви, но даже страсти – мы ещё больше отдалились друг от друга после этой близости.
Почти год я мучился сам и мучил её: в конце концов, я прервал наши отношения – сразу, в один день, будто совершил хирургическую операцию.
Последние приступы боли я испытал, когда узнал, что она вышла замуж, хотя и не за того парня, которого любила. На последнем курсе института почти все наши девушки вышли замуж; женщины необыкновенно рациональны в этом вопросе – если пришло время выходить замуж, значит, надо выходить, а уж за кого, не столь важно. Гораздо позже у меня был трагикомический эпизод, когда одна девушка прямо заявила мне, что ей пора замуж и родить ребёнка, и она выбрала меня для этих целей. Она была хороша собой, умна и пригожа, но её рациональный подход к замужеству настолько смутил меня, что я отказался. Мне кажется, я ей нравился, но, получив отказ, она не отчаялась: не прошло и трёх месяцев, как она вышла замуж за своего приятеля.
Впрочем, женитьбы я всё равно не избежал, женат был дважды, а мужчине, два раза прошедшему через горнило брака, прощается половина грехов, как утверждают мусульмане. Но я ни о чём не жалею: много раз я познал счастье обладания женщиной, и даже теперь, когда для женщин я умер, меня посещают порой эротические фантазии.
– Умерли?.. – спросила Варя.
Ида внимательно посмотрела на неё, а Сигурд сказал:
– Ну, почти умер…
***
– А я считаю, что любовь и должна быть страстной, запредельной, не знающей никаких правил, – с вызовом сказала Аглая. – Ну, как у римской правительницы, этой императрицы… как её?..
– В Риме не правили императрицы, одни императоры, – возразил Сигурд. – Может быть, вы имеете в виду Мессалину?
– А кто это? – спросила Аглая.
– Она была женой императора Клавдия, а до этого одной из главных участниц безумных оргий при дворе императора Калигулы; говорили, что Мессалина начала распутничать ещё в возрасте тринадцати лет, – отвечал Сигурд. – Даже Калигула, не знавший границ в плотских наслаждениях, был шокирован поведением Мессалины и выдал её замуж за своего дядю Клавдия, но она не остепенилась. Купив себе один из римских борделей, она приходила туда в качестве проститутки, чтобы удовлетворить свою похоть. Однажды она устроила соревнование с известной проституткой Сциллой: кто сможет обслужить в постели больше мужчин? Сцилла, приняв за ночь двадцать пять мужчин, остановилась утром, но Мессалина продолжила дальше, пока не обслужила пятьдесят клиентов.
Мессалина продолжала распутничать и тогда, когда её муж Клавдий стал императором: она не пропускала ни одного красивого мужчины. Рассказывают, что как-то она возжелала первого среди римских актёров Мнестера, который попытался увильнуть от чести быть возлюбленным жены императора. Тогда Мессалина пожаловалась Клавдию, что какой-то актёр осмеливается не подчиняться её воле, не уточняя, чего именно она от него хочет. Император призвал Мнестера к себе и приказал тому выполнять все пожелания своей жены. Молодому человеку пришлось подчиниться и занять место Клавдия в супружеской постели.
Другого своего любовника, знатного сенатора, она покорила настолько, что он стал чем-то вроде раба при ней. Она поручила ему заботиться о её обуви, и, выказывая свою преданность, он носил одну из туфель Мессалины у себя на груди, постоянно вытаскивая и прилюдно покрывая поцелуями.
Клавдий терпеливо относился к проделкам своей жены, ведь он был намного старше её и мало что мог дать ей в любви. Отчасти это оправдывает поведение Мессалины – какое отвращение должна испытывать молодая здоровая женщина в постели со стариком! Его дряблое старческое тело, немощи, свойственные пожилому возрасту, омерзительны для юной плоти. Должно быть, Клавдий понимал это, но и его терпению пришёл конец, когда Мессалина задумала сделать императором своего очередного любовника.
Клавдий приговорил её к смерти, но милостиво разрешил, чтобы она сама покончила с собой. Она хотела зарезаться кинжалом, однако так и не решилась; тогда посланник императора заколол её. Когда Клавдию доложили о гибели жены, он лишь попросил налить ему побольше вина и больше никогда не упоминал её имя… Так вы о ней говорили? – Сигурд посмотрел на Аглаю.
– Нет, я о другой, – несколько принуждённо засмеялась Аглая. – Которая сама правила, а потом тоже погибла: змея, кажется, её укусила.
– Это, должно быть, Клеопатра, – сказала Ида.
– Да, да, Клеопатра, – обрадовалась Аглая. – Она же была императрица?
– Царица, так её называли, – поправил Сигурд. – Она была царицей Египта, из греческого рода.
– Вот, вот, о ней я читала! – закивала Аглая. – Она сама решала, кого любить, выбор всегда был за ней. Её любовь принимали как награду и готовы были жизнь отдать за неё. Я читала, что мужчины шли на смерть, чтобы получить любовь Клеопатры, и были счастливы этим.
– Вы, наверное, читали Пушкина, «Египетские ночи», – сказала Ида.
– Не помню, – отмахнулась Аглая, – но точно это было.
– «Египетские ночи» одно из моих любимых произведений, я наизусть помню эти стихи, – сказал Сигурд. – Я зачитаю: они длинноваты для застольной беседы, но я их немного сокращу.
– Чего там, читайте! – разрешила Аглая. – Я тоже хочу вспомнить.
***
Сигурд выдержал паузу и прочёл, с чувством и правильными интонациями:
Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к её престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой...
И пышный пир как будто дремлет,
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но вновь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит:
– В моей любви для вас блаженство?
Блаженство можно вам купить...
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж нами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?..
Рекла – и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца...
Она смущённый ропот внемлет
С холодной дерзостью лица,
И взор презрительный обводит
Кругом поклонников своих...
Вдруг из толпы один выходит,
Вослед за ним и два других.
Смела их поступь; ясны очи;
Навстречу им она встаёт;
Свершилось: куплены три ночи,
И ложе смерти их зовет…
Сказала гордая царица:
– Клянусь, о матерь наслаждений,
Тебе неслыханно служу,
На ложе страстных искушений
Простой наемницей всхожу.
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О боги грозного Аида,
Клянусь – до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утомлю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утолю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснет,
Клянусь – под смертною секирой
Глава счастливцев отпадёт!
***
Наступила тишина, мы молчали.
– Да, вот это любовь, – сказала, наконец, Аглая, – А ты говоришь, зов плоти, – толкнула она Веню. – Ты бы так смог?
– А зачем? – Веня пожал плечами. – Чтобы потерять голову?
– Ай, браво! – воскликнул Сигурд. – Действительно, зачем? Подавляющее большинство людей скажет, что голова важнее всякой там любви… Хочешь, скажу, как ты женился?.. Ты из добропорядочной семьи, и твои папа и мама выбрали подходящую девушку, когда тебе пришла пора жениться. Она тоже из добропорядочной семьи, к тому же, как я сказал, девушки чрезвычайно практичны, когда дело доходит до замужества. Вы поженились, не испытывая любви друг к другу, – так и живёте до сих пор. Я прав?..
– И что же? – вмешалась Ида. – У нас с мужем тоже не было большой любви, но было взаимное уважение, и мы воспитали прекрасную дочь.
– Вот-вот! – обрадовался Сигурд. – Не о том ли я говорил?.. Ищешь надежду и оправдание своей жизни в дочери? Это типично.
– Мне не надо искать оправдание, – Ида улыбнулась своей обезоруживающей улыбкой. – Я считаю, что моя жизнь вполне нормальная.
– А где сейчас ваш муж? – спросила Варя.
– Он умер несколько лет назад – сердце, – ответила Ида.
– Извините, – смутилась Варя.
– И, всё-таки, жизнь без любви – не жизнь; я так не могу, – тряхнула головой Аглая. – Неужели тебе не хочется испытать настоящую любовь? – толкнула она Веню. – Не твою, кисломолочную, а крепкую хмельную любовь?
– Может быть, – он пожал плечами.
– Но зачем женщине мужчина, который сомневается, нужна ли ему любовь? – спросила Варя.
– Затем, чтобы показать ему, что такое любовь, – решительно ответила Аглая.
– Это верно, – кивнул Сигурд. – Если мужчина и женщина оба познали её и имеют большой опыт, они становятся отличными партнёрами в любви, но куда лучше, когда один из них мастер, а второй – ученик. Какое удовольствие – открывать своему возлюбленному любовные тайны, пробуждать его самые сокровенные чувства, вести, ступень за ступенью, по лестнице неведомых дотоле наслаждений! И всё это в сопровождении богатейших душевных переживаний, немыслимых в обычной жизни!
Варя смотрела на него, не отрываясь, а Ида сказала:
– Ты просто романтик любви, а ещё недавно ругал её.
– А ты что скажешь? – вдруг спросил меня Сигурд. – Ты снова отмалчиваешься.
– Ты, в самом деле, непоследователен: то называешь любовь вредной болезнью, то возносишь ей хвалу, – сказал я. – Что касается меня, я вернусь всё к той же теме бессмертия.
– Кто о чём… – усмехнулся Сигурд.
– Да, потому что любовь связана со смертью, – не обращая внимания на его усмешку, продолжал я. – Все любящие знают, что любовь кончится, хотя и не признаются себе в этом, – отсюда обычное утешение: «Они жили долго и счастливо,
