Иду сегодня утром в школу. А небо бледное, серое. У нас это – верный признак того, что солнышко так ни разу и не появится. Дождя пока нет, но как только он сорвётся, никого это не удивит: всё вокруг готово к тому, что осень, нудная и постыло безрадостная, продолжает своё какое-то похмельное буйство, когда веки тяжелы, настроение испорчено уже на старте дня, и – никаких перспектив.
Вот такое нынче утро.
А я всё равно радуюсь. Потому что – каникулы. Первый день. В школе тихо будет. Посижу два – три часа, с планами на следующую четверть разберусь и – домой. А там… куча не читанного, гора не смотренного, и груда не сделанного. Вот за неделю этих самых каникул и приведу всё в порядок.
Пришёл. Сажусь.
Ну, приступим…
Нет, не судьба, видно… Кто-то в двери стучится…
И, не ожидая моего ответа, входит женщина, немолодая уже. Не узнаю, но вижу, что зашла вместе со своим горем, потому что человека в горе сразу видно, особенно если он не кричит и не стенает, а молчит просто. Но так страшно молчит, что понимаешь: лучше бы упал сейчас наземь и бился в истерике и конвульсиях – не так страшно бы было. Люди в таком состоянии души на осень похожи. Даже если дождя нет, и солнышко вдруг проглянуло, всё одно - угасание заметно.
Вошли они вдвоём с горем, и она прямо с порога сказала:
- Здравствуйте, Борис Сергеевич. Меня вы, конечно, не помните. Дочка, Лена Веденеева, у вас училась. Её помните?..
Помнил ли я Леночку? Тихую, сероглазую девочку-красавицу, что сидела всегда близко-близко ко мне, за первой партой, прямо рядом с моим столом, все семь лет, пока у меня училась. И всегда тиха была, словно русская речка, которую из-за кустов и деревьев и разглядишь-то не сразу. Но есть она, журчит себе тихо по камешкам и те самые деревья и кусты, что её заслоняют, поит влагой и силой. А может, и не заслоняют они речку, берегут просто, потому что понимают: без неё и им жизни нет. Так вот и Леночка. Была в классе, и от самого её присутствия всем было славно и спокойно, уютно и тихо на душе при взгляде на неё. Я, когда приходилось на уроках стихи читать, словно бы для неё одной и читал, а сам любовался тем, как она их слушала. Глаза туманом озёрным подёрнутся и далеко куда-то смотрят. А по лицу едва заметные тени блуждают. Всё видит и чувствует эта девочка, всё понимает. Бывают такие люди в жизни каждого, наверное, человека. И, соприкоснувшись с ними, понимаешь, что они самим фактом своей жизни тебя счастливым сделали.
- Входите, входите, - говорю я маме. – Как Леночка? Или случилось что?..
Проходит она, идёт к моему столу, а сама как-то уж совсем обречённо с головы платок стягивает. Идёт, молчит и тянет платок за уголок. И вот из-под него выпали наружу волосы её, густые, тяжёлые, только седые совсем. Я ещё подумал, кажется, что она ведь моложе меня…
Подошла она, села и в пол смотреть начала. Не тороплю, понимаю, что сама говорить должна начать, ибо её приход ко мне не просто дань вежливости.
И заговорила:
- … А я вчера Леночкины бумаги разбирала и тетрадь её школьную, толстую, с сочинениями, нашла. Про вас сразу вспомнила. Читала, долго, внимательно, будто с нею разговаривала весь вечер. Мне показалось, что дочь моя старше и мудрее меня… была… Сегодня утром иду вот мимо школы, дай, думаю, зайду на удачу, вдруг с вами увижусь, расскажу про Леночку…
Вчера мы её похоронили. Отмучилась…
Крестится она и шепчет что-то про «упокой, Господи…» и «… вечную память…» А потом говорит, говорит, не ожидая от меня вопросов. И не мне даже говорит, а для самой себя вспоминает, чтобы хоть так предотвратить неизбежность расставания с дочерью.
- Она когда узнала, что рак у неё, так испугалась. Говорит мне: «Мама! Как же так? Я вот умру, и ты совсем одна останешься?» Папа-то наш давно умер, Леночка ещё в школе училась, в седьмом классе. А после этого разговора задумчивая какая-то стала. Через несколько дней говорит мне: «Я, мама, всё придумала и всё сделала уже… Только бы мне успеть… Я внучку тебе рожу. Ты её тоже Леночкой назови. Когда меня уже не будет, вы вдвоём останетесь. Ты ей потом, когда повзрослеет, всё-всё про меня расскажи. И в школу нашу отдай. Пусть она у моих же учителей учится и по той же дорожке туда ходит…»
Кто отец, так и не сказала. Говорит: «А? Да человек просто хороший. Спасибо, что понял всё правильно…»
Она ведь и химиотерапию до последнего не принимала, чтобы дочке своей, тогда ещё не родившейся, не навредить. Когда родила, лечиться уже поздно было… Растаяла, угасла за два месяца…
А? Что вы спросили? Внучка-то? Замечательная у меня внучка, на Леночку как две капли воды похожа. И молчунья такая же, как первая Леночка была. Сейчас с сестрою моей дома дожидаются, а я вот в магазин пошла и – к вам, по дороге…
Ладно, пойду, а то проснётся Леночка, кормить её нужно. А вы, Борис Сергеевич, приходите к нам, пожалуйста. Поговорим о Леночке. А вы ещё и на свою будущую ученицу посмотрите. Мы с Леночкой вам рады будем…