– Закройте окна, закройте форточки!
– Все, все прогулки отменяются! Быстро, быстро одевайтесь потеплее!
И давали им и пирожные, и шоколады, и мармелады, сколько захочешь. А одевали их так тепло, что, сделав только два шага, они уже потели и тяжело сопели.
– Вот видите, у них уже одышка! И бегать, прыгать нельзя – вспотеете, гулять тоже нельзя – заболеете! – говорила тогда королева. Детей сразу же укладывали на перины и укрывали теплыми одеялами.
А как хотелось детишкам в парке погулять, среди деревьев побегать, птичек хлебными крошками покормить. И вот однажды они так жалобно просили, что королева разрешила им прогулку, но только в карете и то недолго.
– Поезжайте с ними в город, – сказала она лекарю, – пусть они посмотрят, как наши подданные живут.
Вот едут они, носами в стекла уткнувшись, все разглядывают. А народ кругом туда – сюда ходит. Что-то они носят, что-то делают, друг другу улыбаются, а когда карета рядом проезжает низко кланяются и тоже с улыбкой. И дети везде бегают, в какие-то игры играют, громко смеются и весело кричат. И еще собаки разные с ними тоже бегают и лают, лают. В общем, кругом шум, крики, смех, лай – весело всем. И захотелось маленьким принцам и принцессам тоже так, как они бегать и смеяться, но лекарь не разрешил и велел карету поворачивать во дворец. Еще грустнее стали детки после этой прогулки.
– Почему это вы такие скучные? – спросила королева.
– Как почему? Все играют, все смеются, все чему-то рады, а нам ничего не разрешают. Даже гулять не пускают. Во все кутают, кутают! Надоело! А - а - а! – и в слезы, и давай кашлять и сморкаться еще сильнее.
– Как это они смеются! – Воскликнул король.
– Да как это они посмели! Мои дети болеют, а им весело! Это несправедливо! Издать сейчас же указ, что никто не смеет в королевстве смеяться. Пусть все разделяют нашу печаль до полного выздоровления моих детей. Кто же будет плачем выражать нам сочувствие, получит пятак за слезы, а кто будет улыбаться, тот будет сечен плетьми на площади, а кто смеяться – тому там же и голову с плеч.
Притихли все в городе после указа, не до смеха. Никто уже не бегает, не улыбается, не смеется, не играет. Даже собаки лаять стали вполголоса. Так иногда повоют и разбегаются. Правда, некоторые люди смеялись, если уж совсем было невтерпеж, но только занавесив окна и закрыв двери. А во дворце все так же кашляют и чихают, и взрослые, и дети.
И вот стали туда доходить слухи, что не все подданные находятся в печали, не все плачут. Послал тогда король своего Мудреца со слугами по домам проверять исполнение королевского указа. Подъедут они к какому-нибудь дому и в ворота кулаками колотят. А там их уже ждут. Входит Мудрец со слугами в дом, а за столом все сидят и приговаривают:
– Ой, горе-то, какое! Ой, горе!
– Да какое горе то у вас? – спрашивает Мудрец.
– Да как какое, какое? Одно оно у нас горе – луковое!
– Да что же это за горе – то луковое?
– Такое вот оно горе, – и в слезы.
А на столе у них лук в тарелках, мелко нарезанный лежит.
– А это что у вас на столе? – Мудрец спрашивает, а у самого тоже слезы из глаз катятся.
– Как что? Лук это! – Хозяин дома отвечает.
Пожал плечами Мудрец, раздал всем по пятаку за слезы, и к следующему дому подались. И так везде было. Но в одном доме, это у Веселого Кузнеца было, окна раскрыты, дети босиком по полу почти голышом бегают и кричат, и хохочут, да и по взрослым не видно, чтобы они были в тоске.
А Веселым Кузнеца в народе назвали за то, что чтобы он не делал, все время песни пел. Так вот, слуги сначала остолбенели от увиденного, а потом как накинутся на всех и давай на них плетками печаль нагонять. А Веселого Кузнеца связали веревками, увезли и бросили в темное подземелье под дворцом.
На следующий день на площади перед дворцом собралось много народа. Почти все королевство. На балконе, украшенном коврами и разноцветными флагами разместилась королевская семья и гости из соседних королевств, а на эшафоте весь в черном стоял палач.
И вот под грохот барабанов из подземелья вывели на площадь Кузнеца. Руки у него были связаны, а по бокам, спереди и сзади его сопровождали воины с копьями наперевес. Он шел и улыбался, кланяясь знакомым в толпе. А так как к нему многие часто обращались за помощью и его знали почти все, то он все время шел и кланялся или кивал головой.
Толпа недовольно гудела, но побаивалась королевских воинов, двойным кольцом оцепивших эшафот. Вот Кузнец уже стоит возле палача. Но что-то медлит король давать ему знак. Он знал, что народ любит Кузнеца, и как бы не взбунтовался вдруг. Да и Мудрец ему что-то в ухо нашептывает. Король подумал, подумал и велел подвести Кузнеца ближе к балкону.
– Кузнец! Если ты признаешь свою вину и покаешься, то я заменю топор палача на плети, – сказал строго король.
– Ваше величество! Так, а в чем вина моя?
– Как в чем? Ты же нарушил мой указ. Ты смеялся, и вся семья твоя веселилась, в то время как все верноподданные были в печали.
– Так ваше справедливейшее величество, в указе сказано, что смеяться в людных местах нельзя, а я-то ведь по дому смех разносил.
– Ну вот! Другие слезами обливаются, а ты что же и поплакать в нашу честь не можешь? Или ты вообще никогда не плачешь, так мы живо плетьми научим.
– Как же ваше скучнейшее и печальнейшее величество, плачу иногда.
– Это когда же это было и от чего? Прежде чем мы его съели, все наплакаться успели.
– А что же это за лук такой, что его едят? Я знаю, есть боевой лук, что стрелы пускает. Что-то ты хитришь Кузнец, что- то путаешь!
– Да как же вот сегодня, например, от лука плакал. Ух, какой же он злой!
– Да ваше храбрейшее величество, лук добр и в бою, и во щах. Боевой лук врагов поражает, а огородный лук здоровье укрепляет.
– И каков он собою твой огородный лук?
– Да ваше недоверчивое величество, вот он мой лук. Он как яблоки круглый, но только сила целебная в нем большая сокрыта. Этот лук от семи недуг. Правда, у него есть старший брат – чеснок. В народе у нас о нем так говорят: – Лук семь недугов лечит, а чеснок семь недугов изводит!
– А почему тогда мои дети кашляют и чихают, а твои босые по полу бегают и им все нипочем?
– Да ваше сомневающееся величество, они у меня что в рот не возьмут, то все то луком, то чесноком закусывают, а ваши-то, поди, носом воротят, а, может, и слыхом не слыхивали о таком-то чуде огородном.
– Ох, Кузнец, Кузнец, совсем ты меня запутал! Но раз ты таким умником оказался, то поспорь лучше с моим Мудрецом. Я, что не спрошу – всегда у него ответ готов. Так вот задай ему два вопроса или две загадки. Если он отгадает – быть тебе без головы, а коли не отгадает, то ты будешь прощен, а Мудрец плетьми будет сечен. Ведь кто-то же должен плакать, раз указ такой есть.
– Слушай, Мудрец! Кто это или что это? Сидит дед, во сто шуб одет. Кто его раздевает, тот слезы проливает, – сказал с улыбкой Кузнец.
– А чей дед – то? – спрашивает Мудрец.
– Как чей? Может твой, может мой, а может вон у кого-то из них, – кивнул Кузнец головой на толпу.
– Это что же покойника раздевают, раз слезы проливают?
Ну и смех тут в народе поднялся. Король насупился, а Мудрец потупился – поняли все, что не тот ответ был.
– Да за что ж это вы мудрейшее непонимательство покойника-то раздели? Грех это! Слезы-то проливают, когда покойника моют и одевают.
– Ладно! Ладно! Сдаюсь! Сам скажи, что это за дед! – прокричал, Мудрец.
– Да лук это! Лук! – в это время толпа радостно загудела.
– Хорошо, говори вторую загадку.
– Ладно, ладно. Слушай! В десять одежек плотно одет, часто приходит к нам на обед. Но лишь за стол ты его позовешь, сам не заметишь, как слезы прольешь. Кто это или что это?
– А–а–а! Знаю, знаю! Это наш министр питания и королевского образования. Он так любит одевать на себя все, что может. Да еще орденов и медалей десятка два нацепит и звякает ими, как погремушками. А жадный какой! А обжора! Ужас! Когда он ко мне приходит на обед, то все, все съедает, а я слезы от жалости проливаю. Он ест, а у меня слезы так как-то сами льются и льются. Все! Отгадал, отгадал! Один – один!
– Да твоего министра только во дворце и знают. И все. А это надо, чтоб и в народе его знали. Так-то! Подумай ваше мудрейшее невежество. Я не тороплю.
– Тогда…тогда…это…это…это…– капуста! Листы у нее как одежда и ее раздевают, когда она у стола бывает, – сказал самодовольно Мудрец. А король, королева и все придворные с улыбкой кивали и восхищались его ученостью.
– Да. Согласен. Капусту тоже раздевают, но слез при этом не проливают.
– Так что же это тогда? – закричал в отчаянии Мудрец.
– Да это все тот же лук ваше запутавшееся мудрейшество! – сказал с улыбкой Кузнец и развел руками.
– А то, что ты про капусту вспомнил, хорошо, так как лук да капуста лихого не пустят. И кто их в пищу употребляет, тот здоровье укрепляет, – добавил, улыбаясь Кузнец.
А народ на площади давай от радости кричать и шапки над собой бросать. Многие тогда домой без шапок вернулись. Кинуть кинули, а вот ловили их иногда другие. Да не шапок было жалко. Главное, что Кузнец победил – жить будет! Так вот, значит, шум веселый на площади стоит, и решил Мудрец под этот шумок сбежать, чтоб плетьми не быть битому.
И осталось ему уже шагов двадцать до ближайшего переулка дойти, как кто-то увидел из толпы, закричал и стал народ его ловить. А тут и помощники палача подоспели, схватили его, и на помост эшафота приволокли. Положили Мудреца на скамью, и начал палач его плеткой охаживать.
– Р-р-раз! Д-два-а-а! – считали все весело, потому что это был бестолковый Мудрец, да еще и ябеда. На многих он напраслину возводил!
