- Здоровеньки булы! - приветствовал меня украинский офицер, когда наша российская пограничная делегация оказалась на крымском берегу.
- Лёха? Гордиенко? Здесь? - изумлённо воскликнул я, узнав в суровом подполковнике закадычного детдомовского друга.
И всю дорогу от Керчи до Симферополя мы вспоминали детский дом образца 1977 года, Южный берег Крыма, наши детские шальные приключения.
- Ай-Петри повторим? - лукаво улыбнулся Алексей.
Огромная та гора, как будто нависшая над Алупкой, привлекала детдомовцев не только сиятельно-таинственным величием.
Там, на вершине, чуть не закончился наш род Ильиных.
Историю ту рассказывал мой дед Петро. Ему, в свою очередь, гутарил его прадед, участник Крымской войны 1854 года.
И как же мне, любознательному двенадцатилетнему пацану, не посетить было то самое страшное место, которое виднелось из окон детдома?
Вот и ринулись мы с Лёхой тогда на штурм Ай-Петри.
Осмотрели место возможной гибели моего прадеда Ефима.
И установили, по предложению Лёхи, жовто-блакытный прапор.
- Жовто-блакытный прапор будэ? - спросил я, вспоминая далёкую детдомовскую романтику.
И следующим днём винтокрылая пограничная трудяга забросила нас на высокогорную яйлу, на самую вершину Ай-Петри.
Пока украинские пограничники решали свои вопросы, мы с подполковником Гордиенко прошли к огромной сосне, нависшей над гигантским обрывом. И, закрепив на толстом стволе жовто-блакытный прапор, молча сняли фуражки.
Именно здесь, по словам прадеда, и погиб фельдфебель Медведев.
Очень мерзкий фельдфебель.
Здоровенный и сильный, как медведь, бил он солдат нещадно, смертным боем.
Бил за каждую провинность.
Бил и просто так, без повода.
- Щоб страшилися! - пояснял он свою жестокость.
Солдаты, присланные на заготовку сена, боялись злобного фельдфебеля до жути.
Боялись даже просто тихо-смирно роптать.
И лишь один Ефим, молодой солдатик, возмущался:
- Робяты! Дык много нас! Задавим гада!
Робяты, мобилизованные на Крымскую войну из разных российских глухих деревень, лишь вздыхали:
- Куды ж попрёшь супротив силы? Барин!
Как ни пытался мой прадед объяснить, что фельдфебель никакой не барин, никто его не слушал.
Услышал только сам всесильный фельдфебель.
Подойдя к обедающему Ефиму, ударом ноги выбил котелок с пшенной кашей:
- Бунтовать, сука?
И тут же, с разворота, второй удар. В голову солдата.
Когда Ефим очнулся, Медведева уже не было.
- Убью собаку! - прошипел он, скрипя зубами от боли, обиды и злости.
Не для того он бежал в армию, чтобы терпеть издевательства!
Бежал он, можно сказать, по своей глупости.
Жил-поживал в родной деревне Путино Рязанской губернии, да добра не наживал. Ну какое добро у крепостного крестьянина?
Но выпал парню счастливый случай.
Спас он жизнь своему барину.
За что, конечно, был одарен серебром.
Ефим, стройный мускулистый красавец, первым делом купил себе красную рубаху да сапоги.
А вторым делом, понятное дело, загулял:
- Эх, загулял-загулял
Парень молодой-молодой
В красной рубашоночке
Красивенький такой!
И так загулял парень молодой, что поутру ничего не помнил.
- Ефимка! Беги! Барин шибко зверится! - разбудил его тревожный глас друга Васюты.
- Чегой-та? - еле разлепил глаза Ефим.
- Дочку барскую щупал ты, дурак! - вострубил друг. - Таперича прибьють тебя!
Унынию моего прадеда, как говорится, не было предела!
Выход был только один - тикать на вольный Тихий Дон.
Однако Васюта предложил другой вариант.
Расею-матушку как раз накрыла волна мобилизации.
На Крымскую войну.
В соседнем селе как раз рекрутировали в солдаты.
И помчался наш Ефим, обгоняя ветер, во солдаты.
- Фамилия! - единственно, что спросили у добровольца.
Назвать свою истинную фамилию, то есть Дёмина, было нельзя.
Как назовёшь, так сразу - в лапы барину!
И назвался парень Ильиным, то бишь сыном Ильи.
И что сейчас? Для того Ефим бежал от барина, чтоб каждая сволочь и собака била его?
- Где эта собака? - оглядев пустынную яйлу, зло сплюнул он кровавую слюну. - Убью!
Солдаты, сгрудившиеся вокруг Ефима, сочувственно вздыхали.
И кивали в сторону обрыва.
Мол, там наш фельдфебель. Отдыхает, как обычно, глядя на далёкое синее море.
Встав, Ефим тряхнул кудрявой непокорной головой.
Ага! Нормально, не плывёт, не кружится!
К бою готов!
Пройдя к самому обрыву, он огляделся.
- Мало получил, быдло? - послышался надменный сип фельдфебеля. - Ща добавлю!
Медведев тяжко-медленно, по-медвежьи, поднялся.
И, сделав два шага, с разворота ударил ногой.
Ефим, ожидавший атаки, резко отклонился.
Фельдфебельский сапог глухо шваркнулся о тонкий ствол сосны, прилепившейся к самому краю обрыва.
- Ах ты сука! - как бешеный медведь взревел он.
Второй его удар был точен.
Не удержавшись на ногах, солдат покатился к обрыву.
- Давай сука, давай! - толкал его ногой фельдфебель.
К самому краю страшной пропасти толкал.
И вот уже ноги Ефима зависли над глубокой бездной.
Вот и сам он, судорожно цепляясь за камни, медленно сползает вниз, в гибельную громадную могилу.
Но рука нащупала-таки спасительные, врезавшиеся в обрыв, корни молодого дерева.
Вот оно, спасение!
Медведев, злобно усмехнувшись, наступил на ладонь Ефима:
- Падай, сука!
Всё, конец? Прощай родная Рязань?
Нет уж! Злоба и ярость удесятерили солдатские силы.
Словно клещи впились его пальцы в толстую ногу фельдфебеля.
Рывок!
Медведев, злобно матерясь, птицей воспарил над безумной страшной смертоносной бездной.
Солдаты, испуганно выглядавшие из-за скалы, мгновенно подскочили и вытащили из могилы нашего героя.
И позже, при дознании, дружно говорили, что фельдфебель сам упал. Жаль его, очень добрым был, очень заботливым.
С тех пор для всего рода Ильиных это место на горе Ай-Петри стало почти священным. Именно здесь, только начавшись, могла закончиться наша скромная фамилия.
