Это ты... Это ты что-то сделал! Что?
- Я ничего не делал, Рик. И я не знаю, зачем и почему она это сделала. Вот очнется, у нее и спросишь, - отрезал Джек резко.
- А наручники? Я видел на кровати наручники! Зачем они там висят?
- Просто так. У взрослых тоже бывают свои игры, Рик. В этом нет ничего плохого.
- Игры? И что же это за игры такие? Ты приковывал маму наручниками?
- Рик, это тебя уже не касается. То, что происходит в спальне взрослых — их личное дело, и детям совать туда нос нельзя.
- А почему ты так со мной разговариваешь? Так грубо, агрессивно? Я же просто спрашиваю.
- Потому что мне не нравится, что ты пытаешься меня в чем-то обвинить. Прежде чем кого-то в чем-то обвинить, сначала убедись, что твои обвинения обоснованы.
Патрик насупился, сложив руки на груди и зло поджав губы.
- Они обоснованы, - буркнул он. - Я знаю, что ты ее обижал. Хоть сам обещал этого не делать! Поэтому она и была все время такой грустной. Она любит тебя... она так по тебе грустила, плакала, когда мы уехали... Я знаю, она радовалась тому, что ты снова с нами, хоть и не хотела этого показывать. А ты ее опять обижаешь! Тогда обижал... и сейчас опять! Зачем?
- Повторяю, я не обижаю ее. Да, я сержусь, но не обижаю. А разве я должен радоваться тому, что она меня бросила, что завела себе любовника? Да другой бы на моем месте вообще вышвырнул бы ее из дома и не вспоминал бы больше!
- Да? - взвился мальчик, вскакивая на сиденье на колени. - А сам? Сам?! Ты сам первый начал! Ты завел себе любовницу! Изменял маме! Почему? Разве ты ее не любишь? Разве та, другая, была лучше мамы?
- Нет, конечно. Я люблю маму, кроме нее мне никто больше не нужен. Но я мужчина, Рик. Мужчина может бывать с другими женщинами... просто так... без любви. Мужчинам это нужно, это заложено в нас... И это вовсе не значит, что я не люблю маму или хочу ее обидеть. А вот женщинам это не дозволено. Потому что она женщина. Она должна быть порядочной и хранить своему мужу верность.
Патрик изумленно и недоверчиво смотрел на него.
- Хрень какая-то! - фыркнул он. - Почему это одним можно, а другим - нет? При чем здесь мужчина и женщина? Разве любовь у всех не одинаковая, и боль, и ревность? Почему это тебе можно делать маме больно, изменять ей, а ей тебе — нет? Так не честно. Ты ничем ее не лучше! И нет у тебя каких-то там прав, которых не может быть у нее! Любой человек имеет право плюнуть в ответ, когда плюнули в него, понял? Так что нечего мне тут хрень всякую заливать! Что заслужил — то и получил! На себя сердись, понял, а не на маму!
Джек пораженно уставился на него, от удивления даже язык проглотив, шокированный тем, как разговаривает с ним сын.
- Кстати, а ты у меня спросил, простил ли тебя я за то, что ты нас предал, спутался с этой куклой, променял нас с мамой на нее?
- Но я вас не предавал... и не променивал. Я бы никогда этого не сделал! Дороже вас у меня никого нет!
- Да? Что-то мне так не кажется! Если бы это было так, ты бы не стал нами рисковать, путаясь с этой... Разве ты не знал, что если мама узнает, она тебя не простит? Врешь ты все! Я тебе не верю! Плевал ты на нас! Потому так себя и вел. И маму ты не любишь. Я теперь понял. Когда любишь человека, то боишься сделать ему больно, не хочешь, чтобы он огорчался, потому что тогда и сам огорчаешься, самому тоже становится больно. А тебе не больно. Ни за маму, ни за меня. И тебе ее не жалко, ни капельки! А мне жалко! И я не позволю ее обижать, никому, понял? Если она умрет, я никогда тебя не прощу! Я убегу, и ты никогда меня больше не увидишь! А если Нол выживет, я больше не буду ему мешать тебя убить!
Патрик порывисто отвернулся к окну, чтобы отец не увидел его слезы.
- Я так тебя любил... думал, что ты самый лучший, - чуть слышно прошептал он с таким разочарованием, что Джек даже не нашелся, что ответить. - Я все не мог понять, почему мама тебя так боится. Был уверен, что ты любишь ее и никогда не обидишь... А ты вон какой, оказывается. Когда мама поправится, я заберу ее, и мы уедем. Если она не хочет быть с тобой, значит, и не будет. Будет так, как хочет она, а не ты. А ты можешь и дальше заводить себе всяких Даян... и делай с ними, что хочешь, бей, обижай... приковывай наручниками. А мою маму никто обижать не будет. Одному уже проткнул глотку, и всем остальным проткну, кто обижать начнет. Всем!
Он бросил взгляд на Джека, который ясно разглядел в его взгляде открытую угрозу. Потом отвернулся и замолчал. Джек, задыхаясь от ярости, хотел сказать ему что-то резкое, возмущенный всей этой тирадой, но услышал, как он совсем по-детски всхлипывает, так горько, так безутешно, и промолчал.
- Это мама тебе рассказала про тетю Даяну? - тихо спросил он после долгого молчания.
- Нет. Мама никогда ничего плохого о тебе не говорила.
- Тогда кто?
- Мэтт сказал. Он все мне рассказал про тебя.
- Кто?!
- Мэтт. Ты наврал, что мама его не любила. И что он был страшным маньяком. Ничего он не страшный. Он просто был болен. Но на самом деле он был хорошим. Он был моим другом, пока не ушел. А еще он сказал, что это ты приказал убить тетю Даяну.
- Вот как? А что еще он говорил?
- Говорил, что ты его все равно не победил, потому что мама о нем никогда не забывала. Говорил, что ты обижал маму, даже руку на нее поднимал, только я ему не верил. Раньше.
Джек хотел спросить еще, но в этот момент машина неотложки впереди остановилась перед дверями больницы. Джек, подъехав поближе, припарковался в стороне. Патрик выскочил из машины, как только она остановилась, и, не дожидаясь его, помчался в приемное отделение, куда уже отвезли на каталке Кэрол. Джек проследил за ним взглядом.
- Ну, Кэрол... - процедил он сквозь зубы. - Вырвать бы тебе твой длинный язык!
Вздохнув, он выбрался из машины и пошел следом за Патриком. Мальчик сидел на кушетке, уткнувшись лицом в ладони. Джек подошел к нему.
- Маму увезли в реанимацию, - он поднял на отца заплаканные глаза и вытер нос. Джек присел рядом и привлек его к себе.
- Все обойдется, сынок. Не плачь. Мама сильная. Она уже не раз попадала в передряги, и всегда все преодолевала. И на этот раз справится, вот увидишь, - Джек помолчал, гладя его по голове. - А как ты узнал, что с ней случилось?
- Я почувствовал. Я не могу видеть сейчас... меня блокируют... Но я почувствовал.
- Ты молодец. Ты спас маме жизнь.
- Надеюсь, - прошептал мальчик и зажмурился, пытаясь сдержать слезы. - Пап, пойди узнай, что там с мамой. Почему никто не идет и ничего нам не говорит? - Патрик взволнованно крутился на месте, не в силах усидеть, вскакивая, потом опять опускаясь на кушетку, с тревогой смотря в ту сторону, куда ее увезли.
- Не суетись. Как только будет что сообщить, нам сообщат. Пока лучше не мешать. Врачи знают, что делать, - отозвался Джек. Он все еще был потрясен, с трудом осознавая то, что произошло. Он не мог поверить, что Кэрол это сделала. Ничего подобного он от нее не ожидал. Он считал ее сильной. Ведь она через столько прошла, и ничего ее не сломало. Почему она сломалась сейчас? Что именно ее сломало? Джек не хотел обращать внимание на то, как больно саднило у него в груди, как тяжело что-то давило изнутри. Он не виноват. Ничего такого страшного не сделал, чтобы довести ее до самоубийства. Она просто больная, сумасшедшая, потому и сделала это. Кто его знает, что у нее в голове творится. Тем более, это уже не в первый раз. Она уже однажды пыталась покончить с собой, когда мать ее продала какому-то шоферу, попытавшись сделать из нее шлюху. Но ведь это совсем другое. Он же муж. Она его жена. Мало ли что он говорит от злости... это же не значит, что все, что он говорит ей — правда. Она же должна была это понимать. А силу он применяет только потому, что она отказывает ему. Она не имеет права отказывать, он ее муж. Да, он хотел ее унизить, но лишь в отместку, потому что она его унизила, да так, как никто и никогда. И он хотел сделать так же. Она же должна была это понимать. Не могла же она поверить в то, что все это по-настоящему, на самом деле... его слова, его поведение... Если бы он и вправду так считал и думал, как говорил, разве была бы она до сих пор его женой, рядом с ним, в его доме, в его постели? Вот дурочка!
И Джек злился, стараясь не подпускать никаких других мыслей, не замечать, как дрожат его руки. Но как ни гнал он нежеланные мысли, они все равно лезли ему в голову, особенно одна — а если она умрет?
Он украдкой наблюдал за сыном. Тот вился на месте, как волчок. В заплаканных глазах его отражался самый настоящий ужас и боль.
- Пап, помоги ей... Пошли к ней! Пожалуйста! Я чувствую... что-то не так... все плохо... Смерть... я ощущаю ее...
- Сынок, это нервы, успокойся. С мамой все будет хорошо.
- Да нет же... я же чувствую... я всегда чувствую... - он растерянно сел на кушетку.
Несколько минут он сидел молча, болтая ногами, потом вдруг резко замер.
- Рик? - встревоженно Джек всмотрелся в его окаменевшее так резко лицо. - Ты чего?
Но мальчик вдруг вскочил и с пронзительным воем помчался по коридору туда, куда увезли Кэрол. Джек бросился следом.
- Рик! Стой!
Но он не мог догнать мальчика, с такой скоростью тот бежал вперед, уверенно, словно был здесь много раз и знал, куда нужно бежать. У реанимации мальчика кто-то попытался остановить, но он ловко увернулся и скрылся за дверями.
- Туда нельзя! - какой-то медработник в медицинском халате схватил Джека за руку. Джек резко вырвался.
- Знаю... Я заберу сына... - он толкнул дверь, забегая внутрь.
И прирос к полу, остановившись, увидев накрытое с головой простыней тело.
- Мистер Рэндэл... мы сделали все, что смогли... Мне жаль... - донесся до Джека, как издалека чей-то голос.
- Мам!!!
Патрик попытался протиснуться сквозь окружавшее Кэрол кольцо врачей, но его не пустили, мягко отстранив назад.
- Нет! Пустите! Я не отпущу ее! Мам!!!
Патрик наклонился и, приподняв штанину, выхватил нож и вскинул руку.
- С дороги! - взмахнув ножом, он полоснул по чьей-то руке, которая к нему потянулась. - Убью! Всех убью! Пропустите меня!
Все в замешательстве расступились, с опаской смотря на обезумевшего ребенка.
Подскочив к Кэрол, Патрик бросил нож прямо ей на живот и, откинув простынь, вцепился в Кэрол.
- Мам! Это я! Назад! Вернись! Я не пущу! Я не позволю! Не отдам! Вернись! Я приказываю! Живи! Живи!!!
- Заберите ребенка, - тихо проговорил доктор Джеку. Но он не мог пошевелиться, не отрывая неподвижного взгляда от лица Кэрол. Вопли Патрика раздирали ему уши.
- Кэрол... - чуть слышно простонал он.
- Вернись! Вернись! - кричал Патрик во весь голос, со всех сил сжимая пальцами ее руку. - Я приказываю! Отпусти ее! Не забирай! Я дам тебе других! Много! Отпусти, я приказываю! Мам, не иди туда, назад! Иди ко мне! Ко мне! Ко мне!!!
И вдруг Кэрол раскрыла рот, судорожно, протяжно, в голос, почти с криком втягивая в себя воздух. Глаза ее распахнулись, она выгнулась, вцепившись пальцами в края реанимационного стола, на котором лежала. Нож, лежащий у нее на животе, соскользнул на пол. Приборы, к которым она была подключена, вдруг ожили.
- Иду... сынок, - выдохнула она слабо и, закрыв глаза, в бессилии замерла.
- О, Боже! - прохрипел кто-то.
Медсестра со стоном упала в обморок, но остальные бросились к Кэрол, оттесняя мальчика в сторону. Открыв снова глаза, Кэрол повернула голову и встретилась с его взглядом.
- Рик... - прошептала она.
- Молодец, мам! - тот радостно улыбнулся.
- Прости меня, - уже одними губами
