Старый Ираклий выбрался из дома во двор, сощурив свои бесцветные глаза в сторону льющихся с неба лучей разгулявшегося весеннего солнца.
Кряхтя сел на грубо сколоченную лавочку. Достал пачку Мальборо, которую давеча забыл племянник Анзор, наведывавшийся из города. Долго вытряхивал из почти полной пачки сигарету. Вытряхнув наконец ее на треть, пытался ухватить негнущимися пальцами. С пятой или шестой попытки сделав и это, еще некоторое время кое-как разминал по старой привычке извлеченную сигарету.
Затем с трудом прикуривал от добытой вместе с пачкой сигарет зажигалки, обхватив ее обеими ладонями и успев чиркнуть раз десять, прежде чем извлек пламя. Сделал первую затяжку, прикрыв от удовольствия слезящиеся глаза красными воспаленными веками...
"Дедушка Ираклий, как можно! Нельзя вам курить - врачи не велят, сердечко ваше шалит", - это Нани, жена Мамуки, внука. Хорошая такая - добрая и отзывчивая. Статная, с большими черными глазами. Повезло его ленивому внуку с женой. Вот когда он был моложе - разве позволил бы ему такую красоту не благодарить делами, как и положено мужчине...
В общем, сжимается сердце старика при виде лузечарной улыбки невестки, раздвигаются уголки тонких губ под остатками бороды да собирают волны морщин на щеках в радостную гармошку в ответ.
"Идите в дом, батоно. Я помогу", - молодая женщина заботливо вынимает из старческих пальцев сигарету и, ласково приобнимая, помогает старику встать.
Девяносто девятилетний дедушка Ираклий, возмущенно постукивая палкой, шаркает обратно в дом, шамкая еле слышно беззубым ртом: "Вайме, это нельзя, то нельзя... Так я никогда не умру!"
Светлая память тестю. 
