Эту историю мне, когда-то рассказывала моя бабушка Аксинья еще в прошлом веке. Не знаю, почему, но засела она у меня крепко в голове, и запомнилась, почему-то больше всех рассказов, что она мне рассказывала в детстве. Бабушка моя родилась в девятнадцатом веке в семье крестьянина, в небольшой деревушке, а до революции ей пришлось жить в Питере, где она работала горничной у богатого барина. Умная была моя бабка! Она и грамоте там выучилась, и швейному делу, которое потом передала своим дочерям, и рассказчица была отменная.
В двадцатых годах она вернулась в свою деревушку к родителям, совсем еще молоденькой девушкой.
Бабушка очень любила вспоминать свои молодые годы, и вот эту историю об их местной красавице Маришке (она ее только так называла) она мне и рассказала.
… Маришка была из зажиточной семьи, единственной дочерью своих родителей.
Красивая, стройная, нарядно одетая, она была всегда в центре внимания у всей деревенской молодежи.
На любой праздник, вечеринку приходила, нет, бабушка говорила, плыла, как лебедушка! И волосы у нее были белее лебяжьего пуха, и лицо, и руки, словно из слоновой кости. Бровью поведет, глазками сверкнет, и все женихи только на нее и глядят!
В то время девушки в деревнях рано замуж выходили, а ей уж за двадцать исполнилось, в девках засиделась. Сватались, конечно, к ней парни, но всем она давала отказ, все принца ждала, о любви какой-то говорила.
Уж вековухой стали ее звать за глаза. А она и виду не показывала, мол, ей и так хорошо спится на богатой матушкиной перине.
И все же ей нравился гармонист Коля. В круг выйдет, стрельнет в него глазками да запоет частушку словно и про себя, и про него:
«Гармонист, гармонист,
Не гляди глазами вниз,
Гляди прямо на меня,
Завлекать буду тебя».
Вот однажды и говорит она матери и отцу: «Пойду-ка я замуж за Кольку Егорова. Пусть сватов присылают».
Уж не знаю, как там они сватались, но и свадьбу сыграли, и переехала она со всем своим богатым приданым в Колькину бедняцкую семью.
В деревне ахали и охали, вот, мол, какая сноха досталась Егоровым!
Маришка и платья крестьянские надела, и бабий платок повязала, и работает наравне с золовками и деверьями на поле.
В праздники под руку с мужем в родительский дом идет, и на вечеринках опять павою плывет.
А через год по деревне слух пошел: ушла она от Егоровых в родительский дом. Вроде, слышали, как она говорила матери:
«Не люблю я его, и не хочу так жить».
Деревенские никак не могли понять, о какой -то она любви говорит! Мол, стерпится - слюбится.
А она и не унывала, все также высоко несла голову, когда проходила по улице, все также считалась первой красавицей во всей округе.
В деревню изредка приходили «коробейники», принося нехитрые товары для обмена на продукты или продажи. Был среди них кудрявый молодец, которому приглянулась деревенская красавица, вот и сманил он ее без родительского благословения в город.
Уехала она с ним поздней ночью любовь искать, да и пропала, и ни слуху, и ни духу (как говорила моя бабушка) про нее больше не было.
А о ней долго еще помнили, говорили, что вроде бы ее видели плохо одетой в городе, на паперти, с младенцем на руках, а кто-то говорил, что она сошла с ума и не узнает никого. Родители ее от горя умерли друг за другом, и долго еще дом их сиротливо стоял в центре села; и сельчане надеялись, что вернется еще Маришка, как ни говори, а любили они ее за что-то.
Потом в их доме открыли начальную школу, и, вроде бы многие видели, что иногда Маришка заглядывала в окна родительского дома, и сразу же куда-то исчезала.
Бабы часто называли своих дочек ее именем, надеясь, что они будут такими же красотулечками, как она.
«Но нет, - говаривала моя бабушка, - такие красавицы в тысячу лет один только раз рождаются, - и вздыхала, - и на кой ей сдалась эта любовь, жила бы и жила с Колькой Егоровым, он тоже был красивый, деток бы нарожали себе под стать».
