Я родился в середине июля, под созвездием Рака. Поэтому моя стихия – вода. Люблю всё, что с ней связано, водные пространства, любые водоёмы, подводный мир, рыбную ловлю, подводную охоту, аквариум… И друзья мои разделяют со мной эту мою любовь.
Мне в жизни страшно повезло с друзьями. Они могли бы составить энциклопедию человеческих душ, с ними всегда нескучно, интересно общаться, независимо от результата общения. О каждом из них я мог бы написать по роману (а может, и напишу), но здесь коснусь, именно коснусь, своих отношений только с одним из них, Юрой.
Итак, приступим.
На буксире
Жара стояла несусветная. Но, как бы ни старалось солнце воспламенить растрескавшуюся землю, та лишь раскалялась на открытых местах, источая полынный запах иссохшегося опушения. Берег реки, как, впрочем, и берег любого другого водоёма, в жару – спасение для всего живого. Начинался сентябрь, но на прибрежных деревьях не было заметно ни одного пожелтевшего листочка.
Наш лагерь – три выгоревших палатки – располагался в кустарнике, поднявшемся на песке в нескольких метрах от берега Ахтубы, круто спускавшегося к воде.
Нас было трое в этом очередном осеннем отрыве от работы, от домов, от Москвы…
Я – инженер оборонно-космического «почтового ящика» с десятилетним стажем, мой старый друг Юра – грузноватый потомственный милиционер-аппаратчик аналитического плана и мой коллега Саша.
Начиналась Перестройка, период безвременья и хаоса, и работы из нас троих прибавлялось только у Юры: к власти и деньгам, прикрывшись лозунгами о демократических свободах, распихивая всех локтями, рвались алчные оголтелые подонки. Юра очень редко и неохотно говорил о своей работе. Но однажды он сказал мне, что воровство в стране началось по-крупному. И если, расследуя какое-либо солидное дело, дёрнуть за ниточку, посыплются все, вплоть до самого «верха», а значит, трогать эти клубки всерьёз в принципе невозможно, и вся работа идёт «под сукно».
Но сукно сукном. Не в том – дело. Мне думается, важно, что именно уходит под сукно, насколько весом и отработан материал, чтобы, будучи когда-либо применён, возымел достойное действие. Юра – человек азартный, в юности – боксёр, хватка у него бульдожья. Если за что-то возьмётся, не оторвёшь, пока сам не отцепится. Это качество сродни охотничьему инстинкту, довольно часто встречающемуся у мужчин. Обладающие этим качеством, как правило, – настоящие крепкие мужики или, говоря интеллигентно, – просто мужчины. Правда, справедливости ради, отмечу, что и среди женщин попадаются генетические наследницы Дианы, и в моём дружеском окружении есть не одна таковая.
Наша команда сплотилась именно на этом качестве. Мы – не пляжники, а охотники, удовлетворяющие свой азарт ловлей не пескарей и плотвичек. Нам подавай настоящую дичь, соперника, поднимающего в крови адреналин, наркотик, без которого мы жить не в состоянии. И никакие разговоры о любви к животным, которых мы всё-таки безумно любим, нашу страсть искоренить не смогут. Да простит нас Господь!
Как только солнце начинало клониться к верхушкам прибрежных деревьев, часов около пяти вечера, в лагере нас было не удержать – все тянулись ловить сазанов.
Юра, как всегда, прихватив два мощных спиннинговых удилища, пешком отправился на площадку, вытоптанную на склоне крутого берега.
Саша уплыл на лодке вверх по течению.
А я, ненадолго задержавшись, грёб на своей надувной лодочке, предполагая попробовать пристроиться к нависавшему над самой поверхностью воды стволу дерева, готового вот-вот рухнуть в водную стремнину. Ветви его уходили под воду, отгораживая суводь, всегда привлекающую рыбу.
Я изо всех сил выгребал против течения, одолевая упорство реки, когда вдруг услышал отчётливый негромкий оклик:
– Серёга, можешь подплыть ко мне?
Тут я заметил на берегу Юру, двумя руками сжимающего рукоять
изогнутого дугой удилища. Он нервно курил, порывисто затягиваясь, и время от времени, освобождая на миг одну из рук, что-то клал в рот, доставая из кармана рубашки. Как позже оказалось, это были таблетки клофелина. Когда Юра сильно волновался, у него шалило давление, но на это он никогда и никому не жаловался.
– Совсем нервы сдают, – сказал он мне, когда я приблизился к берегу, – Вот уж минут двадцать вожу, два раза этот гад пузыри пускал, а подниматься со дна не хочет.
Это было странно. Обычно севший на крючок сазан начинал стравливать воздух из пузыря (подобным образом действует при погружении и подводная лодка), только когда выбивался из сил. В том и состоит искусство вываживания этой могучей рыбы – утомляя, тянуть её вполсилы, отпуская леску при мощных рывках, и, когда измотанная рыбина выпустит воздух, смелее начинать подтягивать её к берегу, норовя подхватить в подсачек. Тогда сюрпризов уже, как правило, не бывает. Но – здесь! Может, это был сом? Или – «краснуха» (так волжане именуют осетровых)?!
– На червя? – спросил я, перехватывая удилище в свои руки.
– На ракушку.
Любая из названных рыб охотно брала на перловицу. Именно этот вид моллюска мы доставали из реки для ловли. Лужанка слишком нежна, плохо держится на крючке, а мидии не нацепишь.
Как только удилище оказалось в моих руках, лодчонка стремительно рванулась от берега, поднимая водяной бурун, едва не перехлёстывавший надутый борт. Пользуясь тем, что резкие рывки рыбы теперь смягчались не только удилищем, но и лодкой, я сразу же стал изо всех сил сматывать леску на катушку. Это удавалось с огромным трудом.
Рыбы, как и люди, бывают очень разными. Утверждать, что у животных нет разума, а тем более – души, может только человек, очень далёкий от живой природы, независимо от того, насколько он образован. У каждой рыбы – свой характер, своя манера поведения. И на крючке разные рыбы, даже в пределах одного вида, ведут себя по-разному. Порой небольшой жерех, героически сражаясь за жизнь, ломает спиннинг внезапным рывком, а крупного вытаскиваешь, как лапоть. Иной сазан быстро сдаётся, позволяя рыболову «взять» себя без подсачека, подхватив большим пальцем под жаберную крышку. Но с этим «зверем» всё было иначе. Эта рыба явно не была фаталистом. На крючке сидел соперник, равный мне или Юре по своим достоинствам, ценивший жизнь и свободу и готовый отдать за них все силы. Не хотел бы я оказаться на его месте, но в условно подобной ситуации я веду себя так же. Поэтому для меня поведение рыбы было предсказуемым, и это было моим козырем в роковой для неё игре. С другой стороны, у рыбы всегда есть козыри психологического плана, ведь она борется за жизнь.
Сначала рыба, как ей и положено в таких случаях, рванулась к фарватеру реки, забирая против течения. Но, по мере того, как «буксировочный трос» в результате моих усилий становился всё короче и короче, рыба всё больше принималась рыскать в различных направлениях, порой описывая круги возле лодки.
Это было хорошим признаком: значит, я оторвал-таки её ото дна, и вероятность зацепа за какое-либо препятствие резко уменьшилась. Было это результатом моей работы или просто росла глубина реки, сказать трудно. И поведение рыбы на крючке изменилось. Прежде она искала любой возможности зацепиться за корягу, топляк или камень, но теперь, будучи оторванной ото дна, могла лишь, сэкономив немного сил, совершить очередной рывок в глубину или в сторону, в который раз испытав на прочность моё мастерство и Юрину снасть.
Между тем, из-за хаотичности движения рыбы и лодки, нас понемногу стало
сносить течение вниз по реке. Лодку вынесло на середину огромного омута со множеством воронок водоворотов, в которых вода крутила различный хлам – бутылки, доски, ящики… Приходилось лавировать между ними, чтобы не зацепиться леской и не пропороть лодку. На фарватере глубина омута достигала почти тридцати метров, но я знал, как омут закоряжен в направлении нашего, крутого, берега. И если бы рыба направилась туда, мне было бы «весело»! Но это была не главная беда. Впереди, ниже по течению, в широкой горловине, замыкающей омут, была устроена паромная переправа, действовавшая во время полевых работ. Кроме натянутых стальных тросов, колко разлохмаченных от долгой эксплуатации, сразу за ней торчала притопленная, частично заиленная баржа, видимо когда-то служившая паромом.
Я потянул ещё сильнее. Рыба, измотанная получасовым сопротивлением,
наконец, нехотя подалась, и я увидел сквозь толщу воды её силуэт: значит, ещё немного – и мне удастся подхватить её подсачеком, благо мой самодельный подсачек, был таких размеров, что, будь на то желание, мог бы вместить даже крупного человека. Снасть была моей гордостью: я собственноручно смастерил её из дуг подъёмника и картофельных сеток, в коих не было недостатка: при «совке’» личный состав научных институтов, за исключением начальников, частенько посылался на уборку урожая.
Спустя несколько дней подсачек у меня украли, когда я оставил его на крутом берегу. В продаже тогда ничего подобного не было.
– Серёга, - крикнул с берега следивший за мной Юра, - Не видно, кто это?
– Сом, - категорично прокричал я в ответ, – Сазан так сопротивляться не может.
Но спустя несколько минут мне удалось выбрать ещё несколько витков лески, и под поверхностью воды показался роскошный тёмно-красный хвостовой плавник! Неужели всё-таки – сазан!
Я приподнял рыбу к самой поверхности – и тут увидел, в чём причина неистового сопротивления: рыбина «сидела» на двух крючках – нижний, ближайший к грузилу, был «правильно» зацеплен за губу, а верхний вонзился в анальное отверстие, в результате чего я тащил сазана задом наперёд. Более сложный случай придумать было тяжело, ведь направить рыбу в сачок в такой ситуации было просто невозможно: она легко шарахалась в сторону, едва завидев подсачек в воде.
Рыба выпустила порцию воздушных пузырьков, лопнувших на поверхности воды. Значит, только теперь сазан начал ощущать усталость, а прежние пузыри у берега поднимались рыбой со дна, из донного ила. Тем не менее, рыба и не собиралась сдаваться.
Что же делать? Вот уж почти час я возился со своим «буксиром». Руки немели, затекали мышцы спины, а результата не было.
И тут меня осенило: нужно было любой ценой подобраться к берегу, благо за переправой он становился пологим и песчаным. В лодке была намотанная на рогульку верёвка, ухватившись за которую кому-нибудь можно было бы попытаться вплавь оттащить лодку к удобному месту на берегу.
Я сообщил о своём решении Юре.
Освободив на время правую руку, я размотал верёвку и изо всех сил бросил рогульку в направлении берега. Юра не раздумывая плюхнулся в воду, успев только сбросить на берегу кеды. Река взволновалась под его могучим грузным телом. Подплыв к палке, Юра схватил её по-собачьи зубами и что есть сил стал грести к берегу. Как только под его ногами нащупалось дно, он перехватил верёвку в руки и стал медленно, но упорно подтягивать лодку к себе, одновременно выбираясь из воды.
Вскоре лодка оказалась на мели, а Юра и подоспевший Саша наперебой стали засыпать меня советами.
Тут я заметил, что верхний крючок отцепился от рыбы. Теперь сазан сидел
