До трех лет я жила в Грозном. С тех пор люблю свой первый дом. Интересно, с каких пор дети начинают осознавать себя и происходящее? Очень рано, уверяю вас. Знаю точно. Потому что себя помню с пеленок.
Воспоминание номер один. Самое раннее.
Большая комната грозненского дома. Два окна, выходящие в темный палисадник, на них белые тюлевые занавески. В одном углу старый буфет, в другом кушетка. На стене большая картина с бегущей по волнам. Ночь. Никто не спит. Суета. Я в пеленках на руках у папы ору благим матом. Надрываюсь. Отец бегает по комнате и изо всех сил трясет меня, от чего я плачу еще сильнее. «Зачем он это делает? У меня голова кругом от укачивания. И как не поймет, что болит - живот!» Помню это ощущение до сих пор. Выясняю у родных: «Было такое?». «Было». «Я помню!». «Не выдумывай! Мы никак не могли тебя успокоить. Наверное, кто-нибудь рассказывал об этом». «Я кричала, потому что болел живот». Уверена: слышать от кого-то описание события и видеть его – разные вещи. В воспоминаниях не взгляд на себя со стороны, а восприятие окружающих своими глазами, вот как сейчас. Совсем запуталась. «Фантазерка» - говорят близкие. Может, они и правы. Я люблю выдумывать истории, сочинять к реальным событиям свои продолжения. Когда вырасту – буду писателем.
Воспоминание номер два. Просто раннее. Уже не в пеленках. Одета во что-то теплое. Мама несет меня вдоль нескончаемого деревянного забора в ясли. Из дома, чтобы там, в людях, оставить. Мы движемся очень долго, а забор такой длинный, а я все время плачу. Не дойдя до конца забора, мама разворачивается и возвращается. С тех пор ни в ясли, ни в садик меня не отдавали. Я домашний ребенок. Как хорошо! Можно сидеть на полу у огромного ящика с игрушками и есть мел (!). Можно слушать сказку по радио, смотреть в окно и уплетать квадратные лимонные печенья, завернутые в плотную темную бумагу. Можно играть во дворе, тенистом и прохладном. Здесь есть сарайчик, где я строю кукольный дом, горка речного песка (привез для меня дедушка), собачья будка с собакой Дуглас (!), которую учу считать. Над двором живой крышей вьется виноград. Днем сквозь него пробиваются солнечные зайчики, причудливо переплетая свет и тени на земле. А ночью сквозь дрожащие на ветру виноградные лозы льется лунное сиянье, и все вокруг кажется загадочным и немного страшным. Я никогда не скучаю одна. Мне всегда есть чем заняться. Потому что я – дома.
Воспоминание номер три: загадочное. Не пойму: то ли сон, то ли явь. Ищу бабушку. Бегу из комнаты в комнату, а ее нигде нет. Остается кухня. Заглядываю. Тоже пусто. И вдруг вижу: бабушка стоит за дверью и загадочно улыбается. На ней яркий шелковый халат. «Бабушка!» - зову я. Тишина в ответ. Становится страшно. Позже спрашиваю: «Было такое?». Не отвечает бабушка, молчит и улыбается…
Воспоминание четвертое, последнее. Моя кроватка с железными ограждениями, обтянутыми сеточкой. Она стоит в темной спальне. Рядом никого. Наверное, я сплю, потому что лечу высоко-высоко, над нашим домом, над двором, над городом. Поднимаюсь все выше и выше, так высоко, что дух захватывает. И вдруг падаю. Долго. Дыхание перехватывает. Слышу крик. Посыпаюсь. Это я кричу. Подходит мама. Успокаивает, говорит, что расту. Прошу принести «Кефийчику с сакаком» (сахарком). Возможно, мне об этом рассказывали родители. Но ощущение полета помню до сих пор.
В Грозном меня украли цыгане. Случилось это вот как. Бабушка посадила внучку в коляску и отправилась на базар. Базар в Грозном удивительный, шумный, людный, с длинными торговыми рядами, палатками и павильонами. Здесь можно было купить все что угодно, всласть поторговаться, или развлечься. Бабушка подошла к маленькому магазинчику, оставила коляску со мной у входа, и скрылась за дверью: «На минутку!». Вернулась, а там пусто. В панике бросилась на поиски, плача, крича: «Украли! Украли! Ребенка украли! Девочку в коляске не видели? В белой кроличьей шапочке?!». И нашлась ведь женщина, которая вспомнила, что коляску увезла цыганка и скрылась «вон за тем углом!». Кинулась бабушка следом, людей расспрашивает. «Да» - говорят прохожие, - «Проходила цыганка с ребенком в коляске». Так и догнала нас бабушка, ко мне подбежала, плачет и смеется от радости. А цыганка была такова. Улизнула в суете. Бабушка не любит вспоминать об этом, волнуется.
