Степаныч вернулся не один, с ним прибыли ещё пара охотников и совершенно круглый лицом и телом мужчина. Это и был тот опытный вабильщик, который умел приманивать волков одним голосом. Собрались, взяли ружья, кипятка в термосе, стали на лыжи и ушли в лес за волчатником. Он один знал куда вести людей, чтоб охота удалась. Шли недолго - не успели устать. Дойдя до места заняли удобные места в засидке и стали ждать. Степаныч показывал Виктору Николаевичу как прицеливаться и как стрелять из ружья, как перезарядить, а он слушал его, как в тумане и все ещё не мог прийти в себя от встречи, а желтые глаза волка всё так же стояли перед его мысленным взором.
И вот началось! Вабильщик ушел далеко от притихших в засидке охотников. За стволами деревьев его не видно. Вдруг послышался вой! Протяжно, заунывно вытягивая ноту всё выше и выше, но тут же перейдя на жалостливый скулеж, вой вернулся в нижнюю тональность. Минута тишины и вой повторился! Такой же как в первый раз, но дольше и тоскливее тянул голос свою скорбную песню… Где-то недалеко откликнулись голоса волков, вторя песне волчатника. Вой вабильщика приблизился к охотникам, и волки откликнулись ближе и четче, чем в первый раз.
-Приготовься… - шепнул Степаныч на ухо аудитору. - Сейчас выйдут…
Солнце уже начало клониться к закату и светило в спины охотникам, ослепляя выходящих под картечь волков. Гром выстрелов оглушил Виктора Николаевича, который в растерянности смотрел, как падают волки, встретив грудью пули. Как чуть закручивает тела инерция несущейся к ним смерти. Стая, уцелевшая в этой бойне, рванула обратно в чащу, только серые клочья замелькали между стволов. И только один волк остался стоять на месте. Он не остолбенел от ужаса, не был дезориентирован светом и выстрелами, он ждал. Ждал свой выстрел.
-Давай! Стреляй! - не помня себя от азарта кричал Степаныч. -Ну, мужик, чего ты стоишь! Стреляй!
Виктор Николаевич вскинул ружье, прицелился и нажал курок. Удар в плечо чуть вывернул ствол в руках и он думал, что промахнулся. Но волк, покачнувшись от впившегося в него металла, сделал шаг назад, немного присел на слабеющих лапах и упал замертво…
В совершенно невменяемом состоянии Виктор Николаевич подошел к своему трофею и отчетливо увидел замерзшие борозды на серой морде волка, как если бы шесть намокла от слез…
-Вот это выстрел! - Степаныч пританцовывал около аудитора и толкал его в плечо. - Вот это охотник! С лету и в волка! Вот это молодца!
-Странный волк… - то ли спросил, то ли сообщил Виктор Николаевич. -Странный.
В этот момент Степаныч обернулся к Сергею Александровичу и сказал:
-А ведь и впрямь странный! Это тот волк, что ты привез три года назад! Помнишь? Сказал, что машиной сбили нечаянно! А он оклемался и три года в лесу прожил!
-Не помню. - отмахнулся гендир. - Что мне всякую чепуху в голове держать!
И повернувшись к аудитору заметил как трясуться у него руки:
-С вами всё в порядке, Виктор Николаевич? - участливо спросил он.- Вы не ранены?
-Как-то слишком много событий и эмоций. - оправдывался аудитор и виновато улыбнулся. - Оказался совершенно не готов!
-Ничего! - похлопал его по плечу Геннадий Всеволодович. - Зато воспоминания остануться яркие на всю жизнь! Сейчас поедем в гости к местным аборигенам. У них спокойно и тихо. Вы волка-то своего забирать будете?
Аудитор вздохнул и через силу взялся за шкуру убитого зверя. В ладонь хлынула ещё чуть теплая кровь, просочилась сквозь шерсть и закапала на белый снег багровыми до черноты каплями. Мужчину вывернуло и он стал судорожно вытирать ладонь о снег.
-Извините, я его не возьму! - еле выговорил он и первым зашагал по лыжне обратно к домику егеря.
-Слабак. - шепнул гендир главному инженеру. Тот кивнул в ответ.
Переодевшись и напившись чаю, компания погрузилась в автомобиль. Дорога обратно пролегала ровно в закат. Желтый, как апельсин, шар солнца почти прикоснулся к самой высокой горе, видневшейся на горизонте. Бордовое небо, плавно переходящее в лиловый цвет на востоке, с темными сгустками тонких облаков, предвещало резкую перемену погоды. Виктор Николаевич ехал без дум, вперяя взгляд в эту тревожную картину перед глазами и подспудно чувствовал поднимающуюся в нем волну беспокойства. О чем или о ком было беспокойство, он определить не мог. Но чувство опасности, беды, неминуемой катастрофы не покидало его ни на миг.
Спустя некоторое время машина свернула с трассы на проселочную дорогу, обозначенную двумя глубокими и алыми, в лучах заката, колеями. Поехали тише, плавнее и это немного успокоило аудитора, почти убаюкало.
Машина остановилась и в свете фар был виден аил, очень похожий и формой и размером на юрту монгольских кочевников. Вверху из центра аила тихонько курился дымок от чугунного тагана, в котором горел огонь, согревающий жилище изнутри. Приехавшие вышли из машины и остановились у входа. Из-за войлочной стены послышались голоса и навстречу вышел коренастый старик в широкой одежде с лентами, в небольшой шапке с перьями на макушке и белыми лентами на затылке. Он молча протянул руку к Геннадию Всеволодовичу и тот, сделав к машине несколько шагов, выволок за хвосты убитых волков. Старик покачал головой и сделал пригласительный жест гостям.
Внутри было тепло, но не настолько, чтоб снять верхнюю одежду. Виктор Николаевич разулся и, сняв перчатки, сунул их в карман. Им было предложено сесть поближе к огню на толстых войлочных коврах. Неумело сгибая ноги под себя и по-турецки гости всё же уселись.
-Вы когда-нибудь видели обряд камлания? - тихо спросил Геннадий Всеволодович.
-Чего? - не понял его аудитор.
-Шаманский обряд. - пояснил он. - Алтай славится своими шаманами. Только шаманы это не их имя, их именуют камами. Они имеют связь с духами земли и неба. По их просьбе духи творят чудеса. Излечивают болезнь или насылают беду, возвращают умершего или обращают человека в зверя. Камы умеют предсказывать судьбу и лечить душевные болезни…
-Господи, какая чушь! - прыснул Виктор Николаевич. - Вы во все это верите?
Геннадий Всеволодович пожал плечами и улыбнулся:
-Местный колорит. Я лишь пересказываю строчки путеводителя. Обряд совершается не каждый день. Мы привезли жертв для обряда и кам согласился исполнить один.
Пока они разговаривали, старичок с лентами в небольшой чаше что-то варил на огне, шепча заклинания или просто разговаривал сам с собой. Кидал в огонь какие-то толченые травы, наклоняясь близко к чаше вскрикивал и даже завыл один раз. Потом перелил из чаши жидкость в маленькую изящную пиалу и с поклоном преподнес её аудитору. Виктор Николаевич знаками показывал, что отказывается от подношения, но гендир зашептал быстро и неразборчиво:
-Пейте, это просто чай!
В пиале было не больше трех глотков напитка. Первый был очень горячий и не дал разобрать вкуса, второй был прохладнее и показался сладким, третий оказался ледяным и ужасно горьким. Виктор Николаевич скривился, но проглотил. Едва утихла горечь от напитка, по телу стала разливаться неимоверная слабость, глаза сами собой закрывались, руки безвольно опустились на согнутые колени, ещё минута и тело свалится спать…
[justify]Кам взял бубен и стал тихо выстукивать ритм. Бубен пел и гудел в руках шамана, отдавая в мир людей ритмичные волны звука, физически ощущаемых слушателями. Каждый удар по бубну плотным звуковым потоком проходил сквозь плоть, докасался до слуха, выходил сквозной волной ничуть не уменьшив своей плотности. Тело, поддавшись этим волнам, загудело и завибрировало в такт ударам, в ритме звука. Каждая клеточка теперь была маленьким бубном, в который стучал шаман. Мир пульсировал и гудел в руках кама, он ждал волну ритма, чтоб отдать свою волну. Виктор Николаевич не упал спать именно потому, что его тело вибрировало и дрожало в такт ударам бубна и не могло выбиться из общего темпа и покинуть ритм падением. Но что-то странное стало происходить с ним самим. Зрение, обоняние, слух, всё обострилось до максимально достижимого человеком. От перенапряжения зрение вдруг стало монохромным, но очень четким. Скрадывающие полутона ушли и оставили сосредоточенность и точность. Слух, казалось слегка затуманенный ритмом бубна, вдруг стал различать даже мельчайшие звуки, миг касания шершавых пальцев о грубую шкуру инструмента, шелест лент, шарканье ног шамана о войлок, даже легкие хрипы его дыхания он различал без труда. Едва аудитор справился с этими новыми ощущениями, как неимоверная волна ароматов, запахов и вони захлестнула его сознание. Пахло всё! Весь мир фонтанировал своими ароматами! В плотном вибрирующем воздухе запахи пластами слоились, перебивая друг друга, навязчиво лезли в нос. И самый сильный запах, который ощутил Виктор Николаевич, был запах крови волка на своей плохо вымытой ладони. Тошнотворный запах смерти был у него под носом. Он приклеился ко всем запахам, стал навязчивым и удушающим.
