ней полгода творилась полная чертовщина, но, когда об этом рассказываешь, всё выглядит совсем иначе, глупо как-то… Задыхалась. Осмелилась взглянуть на него. Он ждал этого: твёрдо встретил её испуганный взгляд. Весь – глубокое внимание. Как чуткая вода. Был серьёзен. Это успокоило её. Глубоко вздохнула. Хотелось плакать, но она держалась.
Отец Гермоген уточнил: «Значит, кроме дочери в семье больше нет крещённых? Она одна?» Наташа кивнула. Так и получалось. «Почему же вы удивляетесь, что всё это творится в вашей жизни? Дочь отвечает за всех, за грехи каждого».
Его слова настолько поразили её, что она повторяла их про себя всю дорогу до дома. Вот как… Значит, Бог не всемилостив и не всеблаг, он спрашивает за всё… У неё – много грехов. Но разве она пришла бы к Богу, если бы не ужасы с дочкой? Вспоминала множество случаев, которые подтверждали слова отца Гермогена. Столько несчастий – больших и малых… Самым страшным было то, что случилось недавно, а еще, когда Аня попала под машину в трехлетнем возрасте. Дочка была с её матерью и мужем. Они взяли её в поездку по коммерческим делам. Наташа в тот день ездила на занятия актёрским мастерством. Приехала – никого дома. Бросила картошку в раковину. И начала чистить – на всех. Муж пришёл какой-то странный и велел собираться. Спрашивала – зачем – не отвечал. Ехала в машине, когда сказал, что дочь сбила машина, они едут в больницу. Наташа ощутила словно удар в живот. Согнулась пополам, низко, к ногам. Она вроде как видела себя со стороны – как не может разогнуться, как воет. «Она жива?!» Бежала без оглядки, как только муж остановил машину. Слёзы хлынули потоком, когда увидела дочь на кровати в нейрохирургии. Она была вся в ссадинах, с сотрясением мозга. Все коридоры этого отделения – в крови. Наташа потом долго винила себя. Она была с группой на актёрском мастерстве, а не с дочкой. Её тщеславие, её искусство чуть не стоили малышке жизни. Учила её читать по детской книжке «Волшебник Изумрудного города». Задачей было прочесть заголовок крупными буквами. Прочла – значит, мама прочтёт главу целиком. Так легче пережить тошноту и вынужденную неподвижность. Ручкой нарисовала портрет дочери в постели.
Первое мая выдалось солнечным и по-летнему тёплым. Таинство Крещения удивило Наташу. В сорочке её трижды окунали в воду целиком, с головой, в огромной купели. Потом она отрекалась от дьявола. Повторяла за отцом Гермогеном слова всех молитв, Символ веры. Голова немного кружилась. Когда целовала икону Богородицы, задев, затушила лампадку. Отец Гермоген покачал головой и велел месяц читать Покаянный канон каждый день.
Наташа шла домой, и ей казалось, что она – не она. Потому что ни разу в жизни не ощущала такой радости. Пожалуй, это даже не радость, а светлое, огромное радование, словно непрерывный, сверкающий поток. Казалось, что и воздух иной, и люди на улице. Так бывает только в детстве: наивный, открытый взгляд. Когда нет еще претензий к миру и ожиданий от него, поэтому радует то, что происходит сейчас, в эту секунду. Неужели ей тридцать? Она же только что родилась.
Пасха выпала на пятое мая. Очень поздняя. Наташа была накануне и утром тоже пришла. Прямо перед церковью батюшка окропил всех святой водой. Наташа ощутила тёплое единение со всеми, кто пришёл, приятное родство с этими людьми, которые просто стояли рядом, склонив головы. Почему? Тайна христианской общности. Она – частичка – с ними, и со всеми – Бог.
«Аще кое зло замыслено или соделано есть, возврати его паки в преисподнюю. Яко Твое есть царство, и сила, и слава, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь».
«Мама, мы пойдём прочащаться?» - спрашивала Аня. Наташа смеялась. «Причащаться. Причастие – это когда христианин становится сопричастным Богу через молитвы и освящение хлеба и вина, которые символизируют тело и кровь Христовы. Он становится как бы единым целым со Христом».
Аня кивала. У неё было своё понимание этого таинства. Из-за исповеди, этого духовного очищения.
Через какое-то время снова спрашивала: «Мама, когда прочащаться?»
Баба Таша не понимала, почему девка эта с ребенком не приходит. По всему – должна быть давным-давно! Прождала её всю весну. Скоро маю конец. Не может она удерживать больше дух. Сила мучает. Страшная пытка. Карты молчали… Первый раз такое было в жизни, чтобы она не могла понять, что происходит. Неужели этот горбун Арсений не сделал то, что нужно? Куда девке бежать, в самом деле? За дочь она и душу отдаст. А ей, старой, надо - свою выдохнуть. «Что Гуам, хоть ты дай знак…» Птица сидела нахохлившись, смежив оранжевые кружки глаз.
Баба Таша взяла золу, бросила за порог, в сторону дороги. Долго стояла, рассматривая рисунок. Волка не было. Пустая цепь валялась у будки. Повернулась и ушла в избу. Дверь оставила открытой. Легла в сено. С детства любила его запах. Филин слетел к ней. Сверкнула на него глазами и закрыла их. Тикали ходики. Час, два. Чёрная свеча упала со стола в сено. Медленно, медленно огонь начал пляску вокруг бабы Таши. Но она её уже не чувствовала.
Филин вылетел на волю.
Дикое пламя взвилось выше крыши, она рухнула внутрь, распахнув небо. Вдалеке выл волк.
«Широк путь зде и угодный сласти творити, но горько будет в последний день, егда душа от тела разлучатися будет».
Ничего теперь не исправить. Как горб на его спине. Его так и зовут: дядя Сеня-велосипед. С Наташей он всегда здоровается.
А тогда, давным-давно, после разговора с Лилей и её взгляда, затаённого силой, он чувствовал странное и неприятное томление. Всё вроде хорошо… Так бывает, когда о тебя вежливо вытирают ноги. Нельзя даже понять: а что вообще произошло? Но хочется помыться. Целиком. И рот прополоскать. Век бы её не видать… Она – как патока. Вроде, складно всё говорит, а внутри – что-то другое. Глаза тёмные, огромные, чуть на выкате, как переспелые вишни. Взгляд трудно выдержать. Великанша. Он – как пигмей рядом, смотрит снизу вверх. Если бы не рост, её можно было бы назвать красавицей. Волосы чёрные, густые, обёрнутые вокруг головы косой или распущенные. Ни единого – седого. А ведь сколько ей лет-то? Стал прикидывать… В одежде – ничего цыганского, и всё же любит яркие платки и красные платья. Очень стройная, и, несмотря на худобу, ощущение мощи. Или это от роста? С длинными-предлинными тонкими пальцами, украшенными жёсткими ногтями, похожими на когти. Никогда таких рук не видел. Губы пухлые, обольстительные. Но почему дрожь от её вида?
Права бабка Лукошкинская. Лилька внучика их сглазила.
До Лилиного окна он не достанет, высоко живёт. Зато дочка её, Наташка, на первом. Руки у дяди Сени мёрзли от мороза. В окне сидела кошка, на форточке. Кость сломанную, что ему баба Таша дала, кинул прямо в неё. Кошка на него прыгнула, но кость свалилась в комнату. Как только кто в руки возьмёт, бабкино колдовство и запустится. Кошка страшно шипела на него. Но дело он сделал.
Ничтожество. Как он смел, этот горбун, сказать, что не понимает, как у такой матери – такая дочь. Слишком хороша, а она - грязь? Что он думает? Она – рома. Её Лилит зовут. Они – даже запомнить не могут. Но никогда не делала то, что приписывают её народу. Не гадала, не колдовала. Глупости это. Ничего этого не нужно. Потому что энергия её природы, от рода её, столь велика, что, пожелав что-то, зла или добра, знает: так и будет. Карты всего лишь показывают то, что знаешь и так. Они вытаскивают навь на поверхность яви. Для тех, кто не умеет смотреть внутрь себя без этой подпорки. Свечи, заговоры, ритуалы – для слабых. Ей достаточно одного – её желания. А точнее – осознанного намерения свершившегося.
Много мужчин она видела на своём веку. Чтобы понять, какой он в постели, не обязательно с ним ложиться. Она была способна оценить и так, по виду. Как это получалось? Она не знала. Просто видела и всё. Кто он. Смотрела на руки. О мужчине всегда говорят руки. Смотрела на то, как сидит, ходит, говорит, на малейшие движения и жесты. Всегда думала: а нужен он ей, такой? Только если с ним придёт много денег. Деньги ценила. Они – энергия. Вот только муж её их не любил… Как же она сразу не поняла, кто он?! Полюбила. Единственный раз в жизни. Проклятая слабость, которая обошлась дорого.
Знала про себя, что способна подчинить своей воле кого угодно. Не может подойти только к тому, кто её вообще не воспринимает. Не видит. Не замечает. Кто глух к ней. А так она лазейку к человеку всегда найдёт. Обхождением, мягкостью, разговором. А уж как открылся он ей навстречу – тут всё, он – в её власти. Эту власть она больше всего и любила в жизни. Из неё черпала силу. Тёмную, как её глаза-вишни. Конечно, рома – из Индии. Иначе откуда у них такое знание людской натуры? Тонкое, незаметное, врождённое.
Елей и мёд – уста её. А внутри – жало.
Вида не подала, но была в бешенстве, что дочь окрестилась. Сильная, но силу подчинила Богу. Глупая.
Пожала плечами: не её это дочь. Русская порода.
«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси, и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.
Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.
Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго.
Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоими смотриши и воздаяние грешников узриши.
Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое.
Не придет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелам Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия.
Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дний исполню его и явлю ему спасение Мое.
Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшего и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякого супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь».
