Знамя
Я желаю, чтобы лицемерие обвинило
меня в безнравственности!
Януш Корчак
– Ты понесешь знамя, – сказал учитель, подмигнув Юре.
– Я? – мальчик чуть не задохнулся от прилива восторга, в груди сжалось так, что трудно было дышать.
– Конечно, ты, – учитель потрепал его по волосам. – Эта честь достойна только самых лучших. А ты единственный, кто окончил начальную школу на все пятерки.
– Спасибо! Большое спасибо! – воскликнул мальчик, и глаза наполнились гордой радостью, стекавшей крупными каплями на широкий нос.
Дома он только и говорил о линейке 1сентября, как долго еще ждать – целую неделю! Какая это ответственность, и что он не подведет. Бабушка радостно всхлипывала, приговаривая, какой наш Юрочка молодец, а отец купил ему новый галстук, трехцветный, как у больших, настоящих молодобойцов. Юра даже стал активнее заниматься на турнике и брусьях, чтобы рука не дрогнула, чтобы знамя не покачнулось, а гордо реяло в самом небе. Мама пришивала на белоснежную рубашку яркие нашивки, смотревшиеся как ордена за боевые заслуги: «Отличник учебы» и «Сдал нормы ГТО». Эти нашивки выдали в школе вместе с планкой, стилизованной под воинские награды прошлого века. На планке отмечались года обучения, боевые годы.
Один дед качал головой и неодобрительно цокал языком. «Вы парню башку не забивайте, он в это верит, а как ему дальше жить? Ветер поменяется, и выбросят все ваши знамена в канаву». Мальчик обижался, спорил, даже расплакался, а мама и бабушка гнали деда, чтобы не портил ребенку праздник.
Настал тот самый день, когда во всех школах взовьются знамена, когда суровое и
по-отечески доброе лицо вождя улыбнется с интерактивного портрета, а над школьными плацами прогремит его приветственная речь. Юра стоял впереди, как и положено лучшему ученику. В одной шеренге с ним стояли отличники средней школы, ребята и девчонки, идущие на золотую медаль, но знамя было только у него.
И детская волна тронулась. Восторженные глаза, ликующие улыбки и чистый свет веры разлился по школьному двору, затмевая солнечный свет. Дети шагали в ногу, правильно тянули носок, даже самые младшие делали все правильно, не зря их этому пять лет учили в детсаду. Строй разделялся на потоки, обтекавшие высокую сцену, обтянутую государственным флагом. На сцене играли дети, школьный оркестр, заливисто пели флейты, тревожно и восторженно вела мелодию труба, и шесть самых красивых девочек пели государственный гимн.
Потом на экране появился вождь. Его умное и нестареющее лицо взирало на всех с любовью и вниманием. Дети плакали, плакал и знаменосец, стойко державший тяжелое знамя. У него болели руки, пальцы не разжимались, и Юра чувствовал, что сросся со знаменем, стал с ним одним целым.
Учиться в средней школе было тяжелее, и Юра очень уставал. Он брал на себя больше обязательств, так ему говорили, что он, как знаменосец, должен подавать всем пример. Юра каждый день, даже в выходные приходил в красный уголок и вытирал пыль, мыл полы, расправлял знамя и подолгу смотрел в лица героев страны и вождя. Дед ворчал, что этот вождь переживет внука, за что получал от бабушки и мамы с папой. Юра не понимал, за что, ведь дедушка ничего плохого и не говорил, почему его обвиняли в том, что он погубит будущее внука? Теперь и подумать об этом у Юры не было времени.
Его включили в сборную школы по дзюдо, и он на первых же соревнованиях отстоял честь школы, отстоял знамя школы. Правда сразу же после этого заболел и очень сильно. Из школы в больницу к нему приходили одноклассники, читали ему статьи из сетевой газеты молодобойцов, а одна девочка так переживала, что каждый раз плакала и целовала его перед уходом. Пневмония далась ему тяжело, врачи не разрешали, но Юра не мог бросить учебу, и занимался тайком по ночам.
Вернувшись домой, он первым делом побежал в красный уголок и заплакал – без него никто не мыл пол, на полках и подоконниках лежала пыль, а знамя кто-то засунул в дальний угол. Раньше оно стояло на самом видном месте, был специальный постамент с эмблемой школы. На месте знамени стоял большой телекран, а в корзинах для мусора лежали обертки от снюса и чипсов..
– Давай, вали отсюда, – старшеклассники пнули Юру, когда он в третий раз мыл пол в красном уголке. – Кому сказали, пошел отсюда.
Юра побледнел, а потом покраснел от гнева. Три парня нагло смотрели на него, а один убрал знамя с постамента и водрузил туда телеэкран. Этого Юра вынести не мог. Он бросился на них со шваброй и, как учили на уроках рукопашного боя, провел серию поражающих ударов в пах, горло и по зубам. Старшеклассники не ожидали отпора мелкоты и валялись на полу, громко крича от боли.
– Не смей трогать знамя! Убью, убью, предателей! – орал на них Юра, норовя ударить первого, кто посмеет встать.
Когда его скрутили, он бился и кусался, кричал и молил, требовал, чтобы обо всем сообщили в партком молодобойцов. Но его заперли в кладовке, связали, а чтобы не кричал, заткнули рот его же галстуком и залепили скотчем. Таким его и забрали домой. Дома его сильно ругали, только дед не ругал. Когда все успокоились или устали орать, он взял внука и увел на улицу. Они просто гуляли по парку, возле прудов, а дед рассказывал, как он в детстве любил бродить один по городу, находить новые места, свои места, о которых бы никто, кроме него не знал.
Юра стал больше времени проводить с дедом. Вместе они делали уроки, запираясь в их двушке, не пуская никого. Дед тогда открывал окно, чего бы не допустила ни мама, ни, тем более, бабушка. В хорошо проветренной комнате упражнения по алгебре и фундамент физики раскрывались гораздо яснее, пропала болезненная тяга сделать больше, сделать быстрее других. Юра понял, как получать от знаний удовольствие. В школе за ним присматривал политрук, объяснявший, доверительно улыбаясь бесцветными равнодушными глазами, что его боль за знамя, за веру и правду оправданна и похвальна, но он был неправ, когда избил отличников учебы, ребят, которые были гордостью школы, победители олимпиад, стоит ли говорить, что они уже обеспечили себе золотые медали.
Юра молча слушал и, как научил дед, ничего не отвечал, только кивал в ответ. А ответы рождались в голове мальчика, ответы на его вопросы: «Почему он неправ?» и «Что значит вся эта вера и любовь?».
Родителям не нравилось, что дед так сильно стал влиять на мальчика, но что они могли поделать, квартира была деда, а жить он, судя по всему, собирался еще долго. Мама, его дочь, кричала, умоляла не портить карьеру ребенку, ведь он испортит себе рейтинг и тогда будет выброшен из города, отправлен в самые дальние края. Юра слушал эти упреки и спрашивал, почему она так плохо говорит о нашей стране? Их в школе учат, что все равны, и каждый край, даже самый удаленный поселок также важен, как и столица, в которой они живут. За что и получал от отца затрещину, а часто, когда не отставал, цитировал наизусть страницы из Устава молодобойцов, отец брал ремень и стегал его через шорты до кроваво-красных рубцов, а мама, его милая мама, такая добрая и ласковая в детстве, приговаривала, что надо было его раньше бить, а то ума не набрался совсем.
Юра убегал из дома. Ненадолго, до поздней ночи, прячась в тайных уголках бескрайнего парка-заказника, носившего гордое звание «Воссоздателя родной природы». Дед уходил на поиски ближе к ночи. Он знал его потайные уголки, Юра сам ему рассказал. И, вооружившись термосом с чаем и бутербродами, дед уходил в «экспедиции». К утру они возвращались, перепуганные родители и бабушка неделю не трогали ребенка, но, успокоившись, все начиналось заново.
Пришел Великий праздник объединенной победы – «Победы сквозь поколения героев!». Этот праздник отмечали две недели подряд массовыми митингами, гуляниями и концертами. Уже было достаточно тепло, чтобы гулять по ночам, и каждый праздник приносил сотни и тысячи залетов у восторженных молодобоек, которых подпаивали политруки и партийные работники на неофициальной части митингов. Забеременеть в эти дни считалось честью, а кто был отец – неважно, сама Родина оплодотворяла юную девицу правильным и чистым семенем, от которого рождались больные дети и было много выкидышей. Этого политинфо не опубликовывала, были лишь крепкие младенцы и счастливые молодые матери, полные любви и дающие пламенные обещания.
– Ты понесешь знамя нашей школы, – сказал политрук, крепко сжав плечо Юры. – Ты этого достоин. Я не забыл, как ты защищал честь нашего знамени! Ты помнишь, что я всегда на твоей стороне.
Юра молчаливо кивнул, как и подобало настоящему молодобойцу. Слова для слабых, а настоящий, сильный молодобоец все делает без лишних слов. Это было очень неожиданно, мама и бабушка сошли с ума, выстирывая и выглаживая его брюки и рубашку, даже самая маленькая точка на белоснежной рубашке уже позор, а неидеальные стрелки на черных брюках достойны порицания и взыскания – это знал даже первоклассник. Отец сам выгладил и завязал галстук сыну, утром он его просто наденет на шею, завязанный, как положено, на шестисложный узел.
После ужина Юра подошел к деду и что-то шепнул ему на ухо. Дед нахмурился, а потом улыбнулся.
– Куда вы? – строго спросила мать.
– Погуляем немного. Парню надо голову проветрить перед завтрашним днем, – ответил дед. Отец часто закивал, соглашаясь.
– Только недолго, а то выстудишь мальчика! – приказала бабушка, дед только махнул на нее рукой.
Они пришли в гараж, где раньше стояла старая дедовская машина. Ее больше не было, пришлось сдать на металлолом, а на новую денег не было. Гараж оставили ветерану труда, здесь дед хранил все, что не разрешали хранить в его квартире. Бутылку с растворителем, баночку с машинным маслом и алюминиевый порошок они нашли сразу, у деда все было в идеальном порядке. Юра с грустью смотрел на ровные полки с аккуратно разложенным инструментом, как он любил раньше играть здесь, мастерить вместе с дедом скворечники. Юра сделал сам две табуретки, отшлифовал и пролачил, но мама увезла их на дачу, не смотрелись в интерьере.
Они вместе пошли в школу. Система охраны пропустила и деда, хотя у него и не было пропуска. Робот считал пропуск Юры, проверил метку браслета деда, определив их родство. В школе никого не было, свет зажигался и гас по ходу движения. Юра открыл красный уголок, и они вошли. Раньше у мальчика дрожали руки, когда он прикасался к ткани знамени, он гладил его, будто бы оно было живым. Рука без дрожи коснулась ткани, выдернула знамя из пыльного угла. Мальчик все делал сам, дед только подсказывал, не вмешиваясь, Юра хотел все сделать сам. Когда он закончил, что-то внутри него распрямилось, стало легче дышать, и Юра радостно улыбнулся деду.
Руки крепко сжимают древко, глаза смотрят прямо, шея ровная, спина как каменный столб, а ноги шагают так, что земля крутится быстрее. Первая, школьная, юная, молодая и сильная демонстрация – демонстрация будущего. Молодые и красивые, с горящими глазами, а те, кто постарше, опьяненные стопкой коньяка «Дружба», привилегия старшеклассников. От девочек пахнет весной, стиральным порошком и любовью, а от парней, будущих солдат и рабочих, пахнет смелостью, силой и стиральным порошком.
Юра идет впереди, как и другие знаменосцы, все школы столицы идут ровным
