Не по любви

один раз я курил в окно, мы спорили о чем-то, и выкинул окурок вместе с пепельницей? А ты сказала, что пепельница хоть и маленькая, но старинная, и отправила меня ее искать! Вид темнокожего парня, рыскающего по кустам в восемь утра, произвел на жителей подъезда сильное впечатление))»

Санджай позвонил мне, и мы еще долго болтали обо всем. Он сказал, что приезжает через месяц и ни разу не спросил о Маше. Я не стала провоцировать. Зачем?

–Санджай, а как Харлин?

– Харлин прекрасно. Я выдал ее замуж за богатого вдовца, у них все хорошо. У нас бы все равно ничего не получилось…

– Понятно, дорогой. Счастья вам обоим.

3.

– Ты знаешь, я тут Санджая нашла, - поделились я с мужем за ужином, - не знаю, говорить Машке или нет?

– А она вообще понимает, что виновата в том, что тебя из-за нее с работы уволили?

– Сереж, да не виновата она, просто так сложилось все глупо, я же его сама домой привела. А теперь он в Москву собирается, не знаю, хочется как-то организовать им встречу, но не уверена, нужно ли.

– Вот тебе больше всех нужно, дорогая моя, ничему тебя жизнь не учит. Спроси у него, а хочет ли он вообще ее видеть? Я бы на его месте не захотел, если честно.

– Вообще-то Санджай про нее не спросил даже.

– Что и требовалось доказать, - резюмировал мой умный муж.

В этот месяц мы с Машей так часто встречались, как будто пытались наверстать эти пятнадцать лет. То, что мы потерялись по жизни, теперь мне казалось такой нелепостью! Мы не могли наговориться, познакомили детей, ходили вместе на выставки и концерты. Маша жила напротив костела, где постоянно были органные вечера, а она помнила – ничто я так не люблю на свете, как органную музыку, и все время покупала билеты.

Время шло, а я так и не могла решить, как поступить. Машка заговорила об этом сама. Мы шли по Арбату, стоял цветущий май, город был напоен ароматом сирени, он как будто проснулся. Люди сидели в открытых кафе, подставляя лица солнечным лучам.

– Вот тут Санджай мне в любви признался и дневник свой отдал. Как будто вчера было, так хорошо это помню.

– А если бы была возможность встретиться, ты хотела бы, Маш?

– Честно говоря, не знаю, я себя такой виноватой чувствую, и перед ним, и перед тобой…Ты прости меня, ради Бога! Прости, пожалуйста!

– Да что ты! Я и забыла все давно, это в другой жизни было, и не виновата ты ни в чем, даже не думай, - я обняла подругу, а она расплакалась. Так мы и стояли посреди Арбата, обнявшись, а люди, спешащие по своим делам, удивленно смотрели на нас.

Однажды мы разговаривали с Санджаем по телефону, и я, как будто случайно, обмолвилась, что мы с Машкой ходили на органный концерт.

– Ты видишься с Машей? – спросил он после паузы в три раза длиннее приличной.

– Да, – сказала я, как будто речь шла о чем-то несущественном, - она совсем не изменилась, с мужем развелась, дочка у нее такая хорошая. Агентство свое у нее, в общем молодец она. Про тебя вспоминала, но я не знала, говорить, что мы общаемся или нет. Сказать?

Когда Санджай приехал, я решила пригласить их обоих в гости. Если все пойдет плохо, у меня есть Сережа, чтобы сгладить чувство неловкости и поддержать общую беседу. Опять же дети, к которым можно всегда смыться в другую комнату под каким-нибудь предлогом. Машке я решила ничего не говорить и устроить ей сюрприз, а Санджай согласился. Она приехала, сияя своими улыбками, расцеловала меня, мужа, детей, и в квартире стало как будто светлее.

Когда Санджай вышел в коридор, она побледнела, покачнулась, и сделав шаг навстречу, дотронулась до его волос:

¬– Господи, седой совсем, - голос задрожал и в глазах появились слезы.

– Если захочешь, я покрашу волосы,- он обнял ее и улыбнулся.

– Если бы знала, привезла бы тебе дневник, я его сохранила.

– Ничего, у меня еще для тебя много, много дневников, я писал их все эти годы.

– С дощечками? Если без, вези обратно, не буду читать, - смеялась Машка сквозь слезы, обнимая Санджая.

– Вам ужин в коридор подавать, друзья? А ну, быстро к столу, мясо остывает! А я его три часа готовил, – притворно проворчал Сережка голосом кота Матроскина.

4.

*Из дневника Санджая*

Если бы ты, Маша, могла представить себе здешние ночи – невыносимо жаркие и душные, беспросветно черные, с россыпью алмазных звезд, это даже не звезды, а целые галактики… В них, как в бездну, можно смотреть бесконечно, а под утро они рассыпаются, бледнеют, как будто их не было вовсе.

Это предрассветное время – всегда Твое, я пишу Тебе чаше всего именно в эти часы. Зачем пишу? Если бы я знал… надежда увидеться с Тобой тает с каждым годом, как эти утренние звезды, но я упорно продолжаю писать. Пытаюсь себе представить, какой Ты стала, как живешь? Хотя, Любимая, это безралично. Что бы с тобой не случилось, Ты всегда самая лучшая для меня. Такая была, такой и останешься навсегда. Маша…

Немного расскажу Тебе о разводе, не хочу , чтобы Ты принимала это на свой счет, да и почему Ты должна? Развод у нас – это такая стоступенчатая многоходовка… Сначала все должны договориться, причем тайно. Ищется жених. Потом идут долгие танцы с приседаниями вокруг обеих семей, тоже в режиме строжайшей секретности. Главное, чтобы обе семьи придерживались одной линии – в моем случае, Маша, это что муж (Я) совершенно дефективный, не способный к продолжению рода. Ладно. Пусть. Лишь бы развели.

Харлин вела себя ужасно, но ее можно понять. Я чувствую свою бесконечную вину перед ней, хотя виноват я был только в том, что не смог полюбить чужую незнакомую женщину.

Мне пришлось уехать после развода из Исламабада, разорвать все отношения с семьей. Оплатить все издержки не только по разводу , но и по ее новой свадьбе. Это было несложно, потому что все приданое так и осталось нетронутым.

Маша! Ты не представляешь, что такое наши обычаи. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти. Но, знаешь, я не жалею. Очень хорошо, что вообще получилось это сделать. Много раз меня мой адвокат спрашивал, знаю ли, на что иду. Я честно отвечал, что не знаю. Но быть коровой, ведомой на заклание, я точно не хотел.

Когда я прилетел из Москвы, Харлин трубила победу. Она смотрела на меня как на клопа, которого раздавили. Это значило, что она хотела жить с этим клопом раздавленным, понимаешь? Она ходила по дому с гордо поднятой головой, ждала меня в супружеской спальне, куда я не приходил, и регулярно обзванивала всех родственников, моих, и ее, чтобы оповестить о победе. Понимаешь, Маша? Она думала, я в капкане…

Когда она еще жила у меня, однажды я сидел в гостиной, писал тебе и пил виски. Харлин пришла в прозрачной одежде, стала танцевать, похоже, это единственное, что она умела. Я попросил ее сесть рядом и поговорить. Все блестки на ее нарядах померкли.

– Харлин, прости меня , пожалуйста, за все, прости, я виноват, но я не люблю тебя. Я не хочу тебя. Мы не сможем стать семьей.

-–Какая ерунда, Санджай! Никто никого не любит и не хочет, это всего лишь вопрос времени!

– Ты же тоже не любишь меня, я причинил тебе столько боли, зачем тебе это надо?

– Так все живут, я перетерплю,- сказала Харлин.

–Зачем терпеть, если можно быть счастливой?

– Потому что я твоя жена и обязана быть счастливой с тобой!

Ты понимаешь, Маша? Обязана! Быть счастливой! Со мной! Я чуть с ума не сошел.

– Харлин, если тебе все равно, с кем быть счастливой, может мы вместе найдем того, кто захочет быть счастливым с тобой?

– Если найдется такой человек почему нет? - сказала моя жена.

О чем тут еще можно говорить, Маша?

Конечно, если бы я не прожил шесть лет в Твоей стране, если бы я не видел влюбленных, если бы я не встретил Тебя, наверное, всего этого не случилось бы в моей жизни. Меня готовили всю жизнь, что будет так.

Но однажды Ты вбежала в закрывающийся лифт, и смеялась, что он тебя не прихлопнул. Ты сказала: Давайте дружить, Санджай, у нас столько вопросов, которые нам надо решать вместе! Если мы не будем друзьями, нам будет сложнее, согласны? Я нормальная, я хороший товарищ и надежный партнер. Вы не пожалеете.

И все, Маша, я пропал. Твои глаза, Твоя улыбка, Твой смех, Твои жесты, Твой голос… все. Остальное было не важно. И теперь не важно. И не будет важно никогда. Я люблю Тебя, Маша. С первого взгляда и навсегда. Прости. Но это не изменить.