Луна

(*) Луна равнодушна и беспощадна. Но не стоит её винить – она не злая, она безразлична ко всему, потому что слишком много знает о тех, кто зависит от её света. Но даже к ним не снисходит она в своём величии. К чему ей это? Боги не сходят к смертным, а Луна считает себя близкой к богам, она возникла с ними, с ними, наверное, и уйдёт.
И наплевать ей, что молятся и боятся её оборотни, что безумие вселяет она в них, когда становится в небесном полотне в полной мощи, раскрывается…
Никто толком не знает, почему так происходит. Но некоторые вещи существуют сами по себе и связь оборотней с луной из этой категории. Первое безумие после обращения самое страшное, некоторые его и не переживают, стая, конечно, поддерживает молодого волка, но и это не гарантия безопасности новообращённого: в припадке первой ярости молодой оборотень уже не человек, но ещё не зверь. Он нечто среднее и ломается в нём что-то, что поддерживает рассудок.
Позже становится легче. Оборотни это не звери, а всё-таки люди, а ко всему привыкает подлец-человек. Даже к звериному.  На второй-третий раз, ну с четвёртого точно оборотень способен хранить разум, и учится обращаться в волка уже не по воле равнодушной Луны, а по собственной. Но для этого нужно пережить первую по-настоящему лунную ночь, когда запахи и цвета обретают необыкновенную чёткость, от которой выворачивает желудок; когда не слышно ни голоса, ни звука, лишь ветер и собственный вой; и когда впервые ощущается собственный, новый запах, и новая суть проходит болевой волной по каждому суставу, выворачивая его…
Оборотней презирали, и, наверное, будут презирать всегда. Даже то, что некоторые  участвовали в войне на стороне, что победила, а следовательно  неподсудна, не сделало им чести. Маги не приняли оборотней после победы, как не приняли их до этого. Люди не приняли их. И даже вампиры, происходящие из таких же низших нечестивых магических пород, смотрят на оборотней свысока, как всегда смотрели. Хотя в чём разница? В отсутствии безумия, волчьей шерсти и способе питания? Оборотни едят тёплую горячую пищу, такую же, как люди…за исключением некоторых ночей.
Впрочем, нет, дело не в способе питания. А в звериной их организации. Маг может быть одиночкой, человек может быть сам по себе, вампиры и вовсе по сути своей индивидуалисты, а вот оборотни всегда живут стаей. Чаще всего – более опытный оборотень собирает под своей властью мелких «волчат», детишек, что были найдены им или другими, или спасены от смерти : силён дух оборотня, вот и отдают иной раз родители сами на волю лунных детей своих чад, моля, чтобы жили они, пусть чудовищами, но жили!
Отчаяние, конечно, выходит и боком. Одно дело желать своему ребёнку выздоровления любой ценой, другое: видеть, кем твой ребёнок всё-таки стал. Смотреть в жёлтые глаза, на заострившиеся зубы… нет покоя обращённым детям, уходят они в лес, прибиваются к стаям. Так и живут, учатся, охотятся, приходят на службу – всюду следуют за своим вожаком, пока вожак сильнее всех их.
Но ничто не вечно под луной. Однажды наступает день, когда вожак сдаёт, и всё недовольство им и его решениями, копящееся годами,  трансформируется в откровенную ненависть и самый сильный из оборотней бросает своему вожаку вызов. Они сходятся в схватке под свидетелем – луной, под взглядами своей стаи. Стая молчит, не имеет права вмешиваться. А вожак и его соперник дерутся до смерти одного из них. Если побеждает вожак, он должен убить своего мятежного соплеменника. Если побеждён вожак… что ж, его проблемы. Луна не взглянет на него даже. Не вспомнит и стая, примет победителя.
Жесток закон звериного царства. Но ещё хуже, когда стоит это звериное царство на пути к царству людскому.
***
Уэтт мрачно смотрел в такое знакомое ему небо. Он, как и все оборотни, видел в нём гораздо больше звёзд, чем люди и маги. Смотреть в небо было ему куда приятнее, чем возвращаться мыслями и взглядом в реальность, в которой ничего хорошего его уже не ждало. Сегодня  старый вожак оборотней Уэтт получил официальный вызов от своего соплеменника – молодого оборотня Рейнса, и приближался час их битвы.
Да, Уэтт знал, что однажды наступит этот час. Он сам когда-то перегрыз глотку оборотню Маркусу, и занял его место. Но Маркус нарывался. Он забыл про всякие правила приличия и не стеснялся налетать на людские поселения, таскать и мелкий скот, и маленьких детей прямо из их кроваток. Церковники сбивались с ног, забивали десятки невинных, самых обыкновенных лесных волков, ища стаю оборотней, а Маркус лишь хохотал и снова, испытывая удачу, нападал на селения.
В конце концов, устав от жалоб церковников и простых людей, даже магическая Цитадель, осуществлявшая плохонький, но всё-таки контроль над своими магическими созданиями, призвала Маркуса к порядку. Но Маркус к тому времени уверился в собственной правоте до такой степени, что наплевал и на прямой приказ своих господ. Он провозгласил себя абсолютно неуязвимым и повёл стаю в новую деревню.
Тогда всё и случилось. Уэтт, поражаясь собственной смелости (вероятен был исход собственной смерти) возразил Маркусу:
–Я не думаю, что это разумно. Церковники на хвосте, Цитадель не пощадит…
Он не договорил. Маркус, сверкнув желтыми страшными глазами, посоветовал:
–Ты, щенок, либо говори громче, либо вызывай на бой и дерись со мной как подобает оборотню.
Уэтт не хотел драться. Но оборотни из стаи услужливо захихикали над словами своего вожака, и Уэтт дрогнул, поддался на провокацию. И вызвал Маркуса на бой. Под изумлённый вздох стаи, что не посмела вмешиваться, Уэтт, ко всеобщему удивлению, победил Маркуса. Так он стал вожаком, и первые годы пытался быть справедливым и мудрым.
Потом он понял горькую правду: ни справедливых, ни мудрых, ни даже подвластных законам  словом никаких  оборотней не желало принимать как равных ни магическое, ни людское сообщество. вечные изгои, сбившиеся в стаю, должны были и существовать внутри своей стаи, не вмешиваясь и не вмешивая никого в свои дела.
Тогда это стало разочарованием для Уэтта, но он взялся за ум, и держал своих в строгости. Многое было за годы: мелкие мятежи, новые ученики-оборотни, их первые полнолуния, их раны, их вопросы о неприкаянности, служба всей стаи то на одной стороне, то на другой, и, наконец, война, в которой отличился Уэтт, и…которая закончилась победой для всех, кроме него. цель была достигнута, а вот оборотни остались при своём ничего.
Уэтт знал, что близится час его низложения. Знал это по взглядам соплеменников, по их шепоткам, по тем обещаниям свободы и новых земель, что дал им сам, и что не сбылись после войны, а ведь должны были сбыться! Но в последнем не совсем его вина. Таков был договор: стая Уэтта участвует в битвах с Цитаделью, побеждает, и получает все права, что маги или люди. Война кончилась, Цитадель пала, Уэтт и его стая были вежливо, но настойчиво отосланы прочь.
–Нельзя сговариваться с магами, – заметил Рейнс, смело глядя своему вожаку в глаза. тогда Уэтт окончательно понял – час не просто близок, он уже над ним.
Впрочем, то, что это будет именно Рейнс, Уэтт предполагал. Рейнс был выше его самого на голову, шире в плечах, а в образе волка превосходил мощью. У Уэтта был боевой опыт, у Рейнса нет, и, возможно, именно это сдерживало молодого оборотня от откровенной борьбы.
А ещё у Рейнса был характер. Не заискивающий, а прямой, воинственный, полный амбиций. Когда-то Уэтт сам радовался и отмечал это как положительную сторону, но теперь время самого Уэтта заканчивалось, и он жалел о поспешности, с которой сам же взращивал в Рейнсе опасное соперничество с собой.
И сегодня свершилось. Уэтту вручили вызов – чёрную повязку оборотня, что не пожелал больше быть в его власти. Уэтт, увидев её, зажмурился, но повязка всё равно не исчезла.
–Бери…вожак,  – хмыкнул посыльный оборотень. Он уже не сомневался в том, что за дерзость ему ничего не будет. Рейнс был явно в фаворе всей стаи. Также недовольной в большинстве своим постаревшим вожаком.
–Он не ловит мышей, – рассуждала давно Като, молодая волчица, которую Уэтт сам выкармливал ещё волчонком молоком. Като сильно болела, Уэтт не знал что с ней толком, но её кости разрушались сами собой, несмотря на усилия лекарей. Родители уже всерьёз  ждали конца, когда Уэтт, увидевший её в окне – печальную и грустную, на свой страх и риск, пришёл к ним в дом и предложил избавление.
Родители Като, кстати, не ужаснулись своей дочери. Но переживания по ходу всей её болезни подорвали их здоровье, вскоре молодая волчица, девочка Като осталась одна и сбежала в стаю. Уэтт принял её, а теперь мог слышать её рассуждения о его старости и никчёмности.
–У нас жил старый кот, – продолжала она, – он был так стар, что мышь могла пролезть прямо под его носом безо всякого вреда…вот и он такой же.
Като делала так не из подлости. Она действительно так думала. Оборотни не умеют думать иначе. Они не видят вожака как одного из своих. Если друг за друга они ещё готовы рвать глотки и драться, то вожак – это другое. Он существует как бы отдельно. И когда он стареет и слабеет, он становится никчёмным.
И это не предательство говорить о нём и презирать его. Это забота о своей стае. Это подначивание – кто-нибудь услышит да решит занять его место!
Уэтт знал всё это, но ему было горько, безумно горько от мысли о том, что близится его итог. Он славно повоевал за свою жизнь, и пусть не дали ему вписать собственное имя ни в историю, ни в победу великой войны, он сам знал о своих подвигах. И теперь всё это ничего не значило!
–Господи, за что? – Уэтт обращал взгляд к Луне. Та молчала. Молчал и Господь. Он вообще не сходил к оборотням – те по определению, что выдали церковники, назвавшие себя его гласом, были грешны.
Уэтту было безумно жаль себя. И ещё Рейнса. Даже сейчас, при раскладе – собственная старость против его молодой наглости – итог был не ясен. Опыта у Уэтта больше, опыт никуда не денешь! Бой мог повернуться буквально в любую из сторон!
Уэтт владел приёмами, которые почерпнул за свою жизнь, а Рейнс нет. Уэтт был когда-то ловчее, Рейнс давил силой. Уэтт мог бы и победить, и проиграть с равной вероятностью, но он вообще не хотел драться.
Да и как мог он драться с тем, кого буквально вырастил сам?..
***
Рейнс был беспризорником. Такие всегда были, есть и будут на улицах крупных и малых городов. Ему было безразлично – стать оборотнем, умереть от голода или холода, или быть убитым какой-нибудь сбившейся местной шайкой других беспризорников. Но судьба вывела его на Уэтта и вывела очень вовремя: приближалась зима – верная смерть для тех, у кого нет дома. Даже если не замёрзнешь, прохватит лёгкое или почки, и всё – кто о тебе позаботится, когда ты один? Но Рейнс встретил Уэтта, и больше не был один, у него появилась семья.
Да, за неё он заплатил страшным первым полнолунием, во время которого оцарапал когтями собственное же лицо так, что чуть не выбил себе глаз. И сейчас можно было увидеть на загрубевшем лице его тонкую полоску шрама. Но это уже мелочи. Обошлось!
–Главное, помни, что Уэтт будет тебя изматывать! – наставляли сейчас Рейнса два брата-оборотня: Нокс и Варок. Вообще, оборотнем стал только Варок, стал случайно, после того, как во время охоты его