Луна

укусил, как он сначала думал, волк. Волк этот не принадлежал стае Уэтта, и нарушил чужую границу охоты, так что Уэтт с ним после разобрался. Но укус был, и Варок вскоре понял, что теперь с ним. Варок хотел умереть от своей руки в первый же день после полнолуния, когда спало безумие, такое отчаяние овладело им – прежде богобоязненным и тихим!
Но вмешался Нокс. Остановил. Сказал, что пути господни неисповедимы и попросил для себя такого же проклятия, пожелал разделить участь со своим братом. Варок колебался долго, но вскоре поддался на уговоры брата и укусил его. Вдвоем покинули они родную деревню, искать себе новую участь – Нокс боялся оставаться в родной деревне, ведь теперь он мог покусать кого-то из тех, кто был ему знаком, или даже убить!
Нашли Уэтта. Тот их принял, хотя, обычно Уэтт принимал подростков, детей, но взял и их. Навыков у них было в оборотничестве не больше, чем у прочего молодняка.
Но теперь и Нокс, и Варок, благодарные прежде Уэтту, шли против него. не потому даже, что перестали быть благодарными, а потому что стал он стар, а следовательно – слаб. он не мог больше защищать стаю, и не мог её вести. Закон природы. Закон жизни – смерть слабых.
–Он в своё время так Маркуса положил! – вторили друг другу братья, неразлучные в проклятии. Рейнс слушал их вполуха. Ему самому было не по себе от того, что близилось. Нет, смерти он не боялся, он боялся победы.
Да, Уэтт больше не вожак. Да, Уэтт уже стар, но поднять клыки и когти на того, кто сделал для тебя всё? у Рейнса не было ни отца, ни матери, ни надежды. Уэтт дал ему кров и пищу, защиту и смысл к жизни. Уэтт превратил его из обыкновенного, непримечательного беспризорника во что-то иное, более сильное, более редкое. Да, благородства в этом облике, особенно по меркам магов и церковников, немного. Но всё же! Для Рейнса, не постигшего ещё степени презрения магического мира к его природе, быть оборотнем означало быть великим, подняться над природой.
–Всё будет хорошо! – заверила Като, глядя на Рейнса во все глаза. Она была маленькая, но совсем его не боялась. Он был страшен, а она по меркам своей стаи хрупкой и слабой. Но Като стала всеобщей любимицей, младшей сестрой своему племени и гордилась тем, что ей позволяют наблюдать за подготовкой Рейнса к первому бою. О том, что этот бой будет с Уэттом она не думала. Она думала только о победе Рейнса.
Рейнс глянул на неё с усмешкой. Хорошо уже не будет – он знал. Рейнс уже убивал людей, доводилось, но никогда не убивал он своих. Особенно ради власти.
–Ради спасения, – возразил его мыслям старый оборотень Керно, неслышно приблизившийся к их лихой компании. Крено был слаб всегда. Он помнил ещё Маркуса, помнил и того, кто был до Маркуса. Он жил очень долго, редко участвовал в битвах по молодости, в основном занимался контролем над провизией, бухгалтерией, отвечал на письма. Физически слабый, он умудрялся жить и переживать тех, кто во много раз сильнее его. До Маркуса был Плокер – тот был сильным и глупым, Керно стал при нём и писарем, и переводчиком, и картографом. Потом Плокера убил Маркус. У Маркуса был очень вздорный характер, и у него постоянно менялось настроение. Маркус мог в гневе разорвать и кого-то из своих, но Керно никогда не слышал от него и дурного слова – Маркус был гневливым, но не был идиотом.
Уэтт оставил Керно на своём месте. Иногда даже советовался с ним или говорил. Но время шло, и Керно шёл вместе со временем, и сейчас стоял рядом с тем, кто должен был стать новым вожаком. В смерти Уэтта он не сомневался, потому хотел получить гарантии собственного благополучия. И заранее позаботился об этом, принеся в словах своих успокоение молодому оборотню.
–Когда у фруктового дерева заражена ветка, что лучше: ждать, когда болезнь пойдёт до самых корней или отпилить ветку? – спросил Керно.
–Ветку! Ветку! – закричала Като вместо Рейнса. Керно обращался не к ней, но Рейнс не сделал ей замечания, и был к ней расположено, значит и Керно должен был сдержать внутреннего воспитателя и улыбнуться Като:
–Молодец, девочка. Рейнс, Уэтт та самая ветка. Я не думал, что скажу так однажды, но у него не та хватка.
–Он не ловит мышей! – Като даже приплясывала от осознания собственной важности.
И снова Керно подавил в себе желание высказаться по поводу манер девчонки, продолжил:
–Когда он старел, я молчал, зная, что он копит опыт. Когда он шёл на войну, и вёл нас с собой, я молчал, потому что он обещал нам уважение, земли и законы. Но он ошибся. Он постарел и маги, что призвали его к бою, обманули его. а он им это дозволил. И теперь мы не только в ссылке, в провинции, мы на помойке истории, за которую бились и за которую проливали кровь. Уэтт потерял свою хватку, а ты, мальчик мой, единственная надежда своей стаи. Спасение.
Как важна правильная поддержка! Керно знал, что пустые боевые советы и заверения о том, что всё будет хорошо, не нужны Рейнсу. Ему нужно получить прощение у самого себя. Самого себя заверить в том, что произошедшее неотвратимо и он не подлец, а спаситель!
Керно дал ему это.
–Вы…– Рейнс нервно сглотнул, – вы были ему другом.
–Наши друзья стареют, – вздохнул Керно. – долг друга признать это. Для стаи нужно решение, выходящее за пределы чувств.
–Будете моим другом? – спросил Рейнс. Он боялся не только победы, но и перспективы. А что, если он будет плохим вожаком? Уэтт столько всегда читал, столько вёл дипломатических переписок, столько торговался с другими стаями за каждый клочок территории, постоянно переделывал их границы… сможет ли он всё это?  Страх сжимал горло.
–Почту за честь! – Керно слегка склонил голову. Этого он и добивался. Ему нужна была уверенность в том, что мальчишка попадёт под его влияние раньше, чем под чьё-нибудь ещё.
Рейнс через силу улыбнулся. Ему стало чуть спокойнее. Он просто выполнял долг. Ради него он должен был поднять клыки и когти на того, кто сделал для него всё. Ради стаи! Ради стаи жертвовать душой.
–Так поступают людские короли, – шепнул Керно.
Рейнс кивнул, пообещав себе стать сильнее собственных слёз и сожалений. Он оборотень. Он должен заботиться о стае, если вожак слаб. Он пойдёт и против брата, и против друга, и против названного отца – таков путь того, кто сильнее.
***
Близился час, а Уэтт всё не мог насмотреться на звёзды. Он знал, что шансы его победы примерно один к одному. Но он не знал, как будет жить после победы. Что, если Рейнс проиграет? Тогда Уэтту придётся его убить – таков их закон. А убивать его… умирать ли самому, поддаться?
Уэтта не устраивал и этот вариант. Он смотрел на луну, ждал ответа, она молчала. И тогда Уэтт признал, что она окончательно равнодушна ко всему его роду.
Пришлось опустить голову, слушать ветер, доносивший весёлые переливчатые смешки и голоса его стаи, которая сплотилась сейчас не возле своего пропадающего вожака, а возле того, кого уже называла своим новым лидером.
Невыносимо!
Он, Уэтт, спаситель детей и учитель молодняка, герой великой войны, ничего не получивший за неё, должен был сгинуть так? в этом лесу, при этой равнодушной луне? Нет, невыносима сама мысль! Почему же всё так? почему должен он или убить одного из своих близких, или умереть от его руки? Рейнс будет беспощаден. Ему будет тяжело, но он будет беспощаден – так его учил когда-то сам Уэтт.
Невозможно!
Но ветер плевал на его страдания, он пробежал по волосам Уэтта, как бы прощаясь с ним, побеждал по кустарнику, зашевелил траву. Уэтт смотрел ветру вслед, когда понял, как ему нужно поступить. Ему нужно также побежать, только не по полянке, а ещё дальше. Не за ветром, а против него.
В одно мгновение он обратился в громадного волка, и, стараясь не выдать своего шумного дыхания, побежал прочь, от стаи, от леса, от границы, которую долго выгрызал сам у других стай когда-то, и которую ему вежливо и равнодушно предоставили по завершению войны маги, мол, всё, что заслужил!
Уэтт бежал в ночь, бежал ото всех. он не остался в истории магов и людей никем, его имя не было вписано, но для оборотней, что уцелели, он оставался трусом. Нет более позорного и печального зрелища, чем оборотень, что оставил свою стаю и нет более смешного и нелепого, презираемого, чем вожак, что бросил свою стаю.
Но Уэтт сделал это. Он наступил на горло остаткам гордости. Он не хотел умирать. И убивать он тоже не хотел. Миролюбивый по сути своей, он был волком, проклятым оборотнем, но не желал становиться окончательно зверем. И бежал, бежал, не обращая внимания на колющую боль в правом боку, на режущее глаза слёзы, бежал в вечную трусость, в жизнь, в бесславность, и в чистоту совести – он считал побег единственным решением, что не отправит остатки его души догорать в ад.
Где-то позади него оборотни прежней его стаи всполошились, а поняв, что произошло, зашлись хриплым издевательским смехом. Все, кроме молодого оборотня Рейнса, лучше других понявшего, что двигало Уэттом.
–Да здравствует новый вожак! – провозгласил Керно, довольный своим новым положением.
Стая залилась воем и смехом. Всем было радостно. Рейнсу было досадно – Уэтт поступил нечестно по отношению к нему, но честно по отношению к себе.
До самой смерти своей Рейнс будет досадовать на этот день и своё бесславное становление вожаком. И до самой смерти, пришедшей гораздо позже, чем смерть Рейнса и всей его стаи, Уэтт, одряхлевший и забытый оборотень, будет мучиться мыслью: победил бы он того, кого вырастил сам или всё-таки не смог?
Но никто не даст ему ответа. И Луна будет также равнодушно и слепо смотреть на его обращения в волка, без укора, без сочувствия и вообще безо всякого чувства. Что ей её дети? Она никогда никого не любила.
(*) персонажи принадлежат моему роману «Отречение», продолжению романа «Скорбь»