Капитан Делмар был предан морю. На суше он чувствовал себя неуверенно и уходил в плавание при первой же возможности, не следуя завету многих знакомых ему капитанов, гласившему: «за каждую неделю пути – день на суше». Если бы это было возможно, Делмар вообще бы не ступал на берег. Но он был человеком, он нуждался в земле, по которой ходил неуверенно.
На суше у него начинало ломить суставы, болела голова, и портилось настроение. Глаза постоянно пересыхали, болели – то ли это были шутки почтенного уже возраста, то ли рассудок Делмара гнал его в море такою хитростью. Но, странное дело, ступив на корабль, ощутив морской солёный ветер, Делмар выздоравливал. Суставы не болели, не ныли, голова яснела, настроение улучшалось, а глаза начинали сиять. На корабле, в море он был молод, ловок и смешлив. С болезненной аккуратностью он сам проверял каждый узел на канатах, каждое крепление, проверял всё от носа до кормы, не оставлял без внимания ни камбуз, ни трюм, ни кубрик…
Не все капитаны, да ещё в преклонном возрасте позволяли себе такое. По чину полагалось перекладывать подобное на старпома, но Делмар не оглядывался на чины и положенные привилегии. В море – он знал это точно – вода окружает одинаково всех. Делмар когда-то начинал с самых низов. Ещё мальчиком попал он на корабль, который, от случая к случаю занимался то грабежом, то торговлей. Имелся на этом корабле и пороховой запас и в обязанности Делмара – тогда ещё совсем юнца, входило подносить порох и оружие, выполнять чистку и прочие мелкие поручения, которые ему мог давать едва ли не каждый матрос. Обычно такие юнцы, необременённые грамотой и счётом, повзрослев, становились не более чем простыми матросами, рано пускались в мир пьянства и тяжёлого труда, каждый день которого был опасен, и мог кончиться как угодно, но Делмару повезло – во время плавания его заприметил кок и взял юнца к себе в помощники. Кок был в почётном положении и путь корабля тогда был мирным, так что никто сильно не возражал, зато именно от него Делмар научился читать, писать и понял, как ему быть дальше.
Многие годы спустя, побыв в разных плаваниях, изведав и голод, и цингу на себе, и получив пару ранений, Делмар сделался капитаном, приобрёл, наконец, на собственные накопления небольшой, но добротный корабль, нарёк его просто и гордо «Скиталец», в честь себя и его, и уже выдохнул, было, как проходя мимо зеркала, однажды заметил, что молодые годы его уже прошли…
Жизнь оказалась несправедлива. Делмар годы шёл к мечте, верно любя море со всеми его штормами и бурями, но когда оказался он сам себе хозяином, силы уже всё равно были не те. Но Делмар, годами отказывая себе в собственном доме (зачем, его дом – море!), и в излишествах (в море не значат золотые пояса), не сдался. Он наплевал на всё, собрал команду и вышел в море на своём корабле и впервые поплыл туда, куда хотел сам, без цели, просто в море ради моря.
Но вскоре пришлось вернуться. Команда не была готова к такому самопожертвованию. Матросы шли в море заработать, а зарабатывать было не на чем: ни грабежей, ни исследований, ни-че-го! Да и Делмар понял, что должен на что-то содержать корабль и на что-то нанимать матросов. Плавание было недолгим, но Делмар дал себе клятву вернуться в море, придумать себе заработок.
Много лет назад безусый юнец дал клятву купить себе свой корабль и не расставаться с морем, что ж, клятва зрелого человека ничем не хуже клятвы молодого человека. Делмару надо отдать должное – он придумал. Он решил, что будет перевозить мелкие грузы и ещё людей. На славу и большой заработок Делмар не мог рассчитывать – его корабль не был снабжён пушками, а без них ни один сколько-нибудь ценный груз не мог быть в спокойствии. Да и команду приходилось бы нанимать более военную, а этого Делмар уже не хотел – от этого тянуло кровью.
Да, стоя на палубе, под особенно яркими лучами солнца, слушая гомон небольшой партии пассажиров (его «Скиталец» не мог, собственно, вместить много), Делмар, конечно, понимал, что это немного не то, о чём он мечтал. Но зато он был с морем! Это давало ему возможность снова и снова выходить в море, вдыхать неповторимый морской воздух, молодеть и жить.
Прежде, много лет назад, один его знакомец, с корабля «Почему?», наблюдая в порту за мирной погрузкой на какой-то похожий мелкий корабль пассажиров, презрительно плюнул на землю и сказал:
–Капитан этого корабля – жалкий трус! Трюмная крыса! Он боится заниматься настоящим морским делом!
Делмар тогда разделил эту фразу, но сделал он это из собственных убеждений, или из-за авторитета своего знакомца не знал до сих пор. И вот, годы спустя, он сам сделался таким же жалким трусом, не отважившимся заниматься настоящим морским делом, довольствовавшимся крохами…
Ну и что? Зато он был с морем, и море было с ним.
***
–Мэри! Мэри! – молодой крепкий голос отвлёк капитана Делмара от беседы со старпомом. Недовольный тем, что его прервали какие-то «сухопутные», что впервые вообще ступили на корабль, Делмар посмотрел в их сторону.
Он знал, кого увидит. В этот раз пассажиров было всего трое: молодая чета Орланс – Джеймс Орланс и Мэри Орланс, в недавнем девичестве Монтон, и сестра Мэри – бледная, тяжело переживающая качку – Лизавет Монтон. Они наняли Делмара буквально на той неделе – искали возможность отправиться по быстрому пути в Португалию, там ожидали на лечение Лизавет. Но Лизавет одну не отпустили – её старшая сестра Мэри и её молодой муж сочили, что правильно будет последовать с нею.
Делмару чета Орланс не нравилась. Они были молоды, упивались счастьем и даже то, что везли они больную сестру Мэри на лечение, не омрачало их жизни. В их картине мира ничего не могло быть плохо, ведь они были молоды и любили друг друга, а значит – само провидение должно быть на их стороне. Разве не для этого Бог создал любовь?
Ещё они были шумными. В первый же день Мэри Орланс лихорадочно блестя глазами, оглядывала верхнюю палубу, матросов, канаты, паруса… кому-то её любопытство могло показаться милым, но не Делмару. Делмар не любил таких шумных и восторженных людей, потому что они вторгались в мир, который любил Делмар. Делмар считал, что и море, и корабль – всё принадлежало его миру, и он, только он был вправе любить его. А тут какая-то сухопутная дамочка со своим таким же сухопутным, худым и высоким, напудренным муженьком! Что это такое, морские боги? кощунство!
Ей-богу, когда Мэри Орланс появлялась на палубе, а делала она это непременно в тот момент, когда капитан Делмар был там же, и мог слышать её восторг (издевалась, что ли?), Делмар проникался уважением к тихой Лизавет. Та, по крайней мере, говорила тихо, редко выходила на воздух, и если появлялась, держалась тени. Да, это было из-за болезни, но Делмару было мало дела до этого – она его не отвлекала и не раздражала, не посягала на тот мир, который был важен Делмару, который был всем для него.
Что касается Джеймса Орланса, то тот был, наверное, даже хуже Мэри. Ступив на корабль, он спросил:
–А он не развалится? – и добро засмеялся. Джеймс Орланс боялся моря, он даже не умел плавать, и свои нервы он скрывал за такой, как ему казалось, невинной шуткой. Но Делмар шутку не оценил и очень оскорбился за свой корабль, и тотчас возненавидел наглого пассажира и ушёл в свою каюту, чтобы не видеть этих сухопутных.
Четверть часа спустя к нему постучал старпом Андреа – как и Делмар он ходил под парусами с самого детства, но это было наследственно, его отец сам пропадал на кораблях. Пожалуй, это и сделало Андреа доверенный лицом Делмара, и, в некоторой степени даже другом, хотя Делмар и не признавал дружбы. Он дружил с морем. Он не признавал и любви – он любил море, и вражды – он враждовал с морем, раз за разом возвращаясь из штормов.
–Заселились, – коротко отчитался Андреа. – Кажется – англичане.
Делмар усмехнулся:
–Сухопутные и в Англии сухопутные.
Андреа помолчал, Делмар его не торопил, он знал, что хочет спросить старпом и этот вопрос был роковым.
–Каким путём?.. – спросил Андреа, наконец, собираясь с мыслями. Перед его мысленным взором была карта, такая ясная и простая – так хорошо знал он эти морские пути, как любой крестьянин знает свою землю, в которой родился, и в которой умрёт.
–Вторым, – ответил Делмар спокойно. Сомнений он не испытывал никогда, ни одно колебание, кроме морского не тревожило его дух.
Андреа коротко кивнул и вышел распорядиться.
***
–Мэри, взгляни! – Джеймс Орланс веселился от души, так скрывал он непроходящий страх перед морем. Ему не нравилась качка под ногами, и во время еды, и во время даже сна. Ему не нравились хмурые глаза капитана Делмара, который брал ничтожно мало, но был неприветлив, и смотрел на них как на чужаков. Ему не нравился взгляд старпома Андреа – холодный и равнодушный. И матросы – одинаково мрачные и нелюдимые ему тоже не нравились. Он был счастлив с Мэри, он путешествовал с нею впервые и хотел, чтобы все вокруг были счастливы также как он. А тут? Один мрачнее другого и все неприветливы и хмуры, и цедят слова так, словно бы делают одолжение.
От этого Джеймс испытывал всё большую тревогу и страх, и от этого ещё больше веселился, чтобы скрыть всё это от любимой Мэри, и этим вызывал всё большее неудовольствие капитана Делмара.
Мэри не замечала ничего. Опьянённая солнечными морскими днями, блеском моря и необычностью обстановки она, домашнее создание, ощущала небывалый подъём чувств. Счастье билось в ней через край, плескалось.
–Птица! – Мэри проследила за рукою Джеймса, весело засмеялась, наблюдая за бреющим полётом крупной серой птицы, которая, узрев на поверхности воды какую-то желанную ей добычу, торопилась схватить кусок, не замечая судёнышка.
–Это не просто птица, – Лизавет приблизилась как всегда неслышно и тихо. От её появления Джеймс вздрогнул, а Мэри поморщилась против воли. Мрачная бледная болезненная сестра портила ей настроение. Мэри любила сестру, но дни были чудесными, и даже небо почти безоблачным, а Лизавета была всё такой же больной…– Это чайка. Говорят, она несёт или удачу, или смерть.
–Глупости! – Джеймс обнял Мэри, страх и тревога стали ещё более осязаемыми. А всё из-за Лизавет! И чего не сидит в каюте? Зачем вышла на палубу?
–Не глупости, – Лизавет упрямо взглянула на него и Джеймс увидел, как заметно сдала девушка, как глубоко запали её глаза, и какие ужасные тени залегли под ними. – Ни один корабль не может вернуться домой, пока на него не сядет чайка.
Капитану Делмару не повезло. Он так и не сошёл с палубы, не прервал своей тихой беседы со старпомом и потому Лизавет, оглядываясь в поисках свидетелей её слов, заметила его и тихо, но грозно спросила:
–Ведь так, капитан?
Губы Делмара побелели, задрожали. Невозмутимый капитан потерял свою опору, эта девушка сбила его с толку своими глупостями! Старпом пришёл на помощь, через силу улыбнулся и всё также холодно возразил:
–Это сказки, мисс.
Джеймс тихо засмеялся, Мэри ткнулась в его плечо, довольная тем, что всяким суевериям больше нет места в её веке. Лизавет не сконфузилась, а обиженно и гордо отвернулась к воде, но простояла в такой отрешенности недолго – её замутило, и она была вынуждена пойти обратно, лечь в спасительной темноте. Мигрень
