оглянулся на собравшихся на обрыве души. Никто больше ко мне не приближался, видимо, пока не решился. Ничего, кто-то найдётся. У меня бесперебойная работа. Люди слишком быстро и слишком часто умирают. Редко приходится долго ждать. Сейчас, насколько я мог видеть, полупрозрачные души заняли всю видимую часть обрыва. Одни переглядывались, кто-то молчал и плакал, кто-то пытался молиться, кто-то просто думал…
Я ждал следующего. На мой вызов пока никто не выходил и я воспользовался передышкой, чтобы обратиться к молоденькой, всхлипывающей душе, так и лежащей у края:
–Если вы не решили, очистите, пожалуйста, платформу.
–Можно я? – знакомый хмельноватый голосок. Мой недавний гость, который пожелал схитрить и броситься без выбора, видимо, осознал степень своей глупости.
–Следующий, – согласился я, жестом подзывая его.
–Счас! – пообещала душа и снова рванула к обрыву. Я глянул на перо, оно молчало. Меж тем душа прыгнула и…
Я увидел, как нелепо и глупо она пытается махать руками, пытаясь, видимо, взлететь к Небесному Царству. Ну что за идиот? Решил, что надо стать птицей? Снова пойдёт в очередь. Идиот!
Я покачал головой:
–Следующий.
Кто-то перешагнул, сделал совсем маленький шажок, вроде бы готовясь с мыслями. Я же обратился к душонке, что хотела к маме:
–Очистите платформу, пожалуйста.
–Я…помогите мне встать, – попросила она. – Мне надо подумать.
Я кивнул – обычно я так не делаю, но для очистки платформы…в конце концов, кого-то она могла смутить своими слезами и присутствием.
Я вышел из-за стола, легко поднял невесомую материю, бывшую человеком, и поставил на ноги. Она отошла в сторону, плача, и что-то бормоча, я обернулся к своему столу, готовясь за него сесть, и увидел себя, уже сидящим за ним.
***
Сомнений не было. Это был я! В серо-синем плаще, босой, уродливый и прекрасный одновременно внешне…
И этот второй я смотрел на меня так, словно чего-то ждал.
–Пожалуйста, если вы не решили ничего о своём выборе, очистите платформу, – сказал «я», обращаясь явно ко мне.
Я обернулся в растерянности к душам. Не думал прежде, что вообще могу испытывать растерянность, но сейчас, без сомнения, я чувствовал её. Души смотрели на меня ослепшими глазами бывших мужчин и женщин. А я стоял перед ними, словно бы вышедший из их бестелесной кучи.
Я возвёл к ними руки, моля о справедливости, и осёкся. Мысли оборвались. Мои руки были полупрозрачны, словно я сам стал душою.
Я оглядел себя. На мне больше не было плаща и я не был из плоти. Я был душой. Но чьей? Какой?..
–Пожалуйста, отойдите если у вас нет решения, – другой я смотрел на меня с равнодушной неприятной холодностью. И перо, моё перо лежало с ним.
И оно должно было записать теперь и обо мне.
Так замыкался круг. Так шутила чья-то воля, явившая меня в один день с богом и тремя Царствами этого мира. Я как-то умер, хотя полагал себя бессмертным. Я просто умер?..
–Пожалуйста, – в третий раз начал другой я всё с той же холодностью. Я знал, что он сделает после того, как я не покорюсь ему снова. Он продлит моё пребывание здесь, и я останусь на неопределённый срок. Я знаю, потому что я делал также.
Но быть здесь? Может быть, если я прыгну, я что-то узнаю и что-то пойму?
–Нет нужды, – сказал я и приблизился к обрыву.
Самое сложное было решить – вверх или вниз. я выполнял свой долг, только и всего. Но тысячи людей делали также и отправляли себя в Подземное Царство, прекрасно зная, что стоит ценой за исполнение этого долга. И я знал.
Но разве я виновен? Я не решал. Я не помогал. Я не подсказывал. И почему я умер? И почему я так похож на себя живого? И почему…
–Пожалуйста, – заговорил другой я, но я жестом попросил его остановиться:
–Я уже иду, иду.
И с удовлетворением отметил, что перо…его и моё одновременно заскрипело. Я не боялся смерти и не боялся посмертия и всё-таки теперь медлил. Как это было смешно и нелепо!
Я сделал шаг и прыгнул, думая про Подземное Царство. Надо было быть честным. Я нёс свою службу, но я ничего не сделал для облегчения страданий и участи душ. Я их не утешал. Я их не спасал и не пытался даже. Я не заточен на это. И теперь я летел вниз…
Чёрные ворота мелькнули серебром, и не открылись к моему бесконечному, неизведанному мною прежде удивлению.
Меня швырнуло вверх, и я даже вскрикнул от ужаса, которого прежде тоже не знал. Показались уже золотые полупрозрачные ворота и мне привиделось, что я вижу крылья и слышу уже чудесную музыку, как…
И они закрылись.
Я что, как Иуда?!
Но нет, меня не бросило вниз, не швырнуло снова на обрыв, я достиг его, но не упал на каменистый жестокий срез, а полетел куда-то влево, параллельно этому обрыву и…
И всё смолкло.
***
–За что ты так, Господи? – не выдержал я и зашёлся криком, когда чернота расступилась и по глазам больно резануло неприятным светом. – За что, господи, мне так больно?
Мне было больно. Так больно, что я и вспомнил Его. Всё болело, ныло, в горле неприятный комья слизи и дурнота. Мне казалось, что я задыхаюсь, или задыхался только что. Вдобавок, я чувствовал как мокро моё тело…такое лёгкое тело.
–Господи…– взвыл я, и чей-то голос вдруг совсем рядом весело произнёс:
–О, как заливается!
А затем чьи-то руки легко подхватили меня полностью и положили на что-то теплое, живое:
–Вес семь фунтов, рост двадцать с четвертью дюймов. Время рождения – двенадцать часов ровно. Время первого вдоха…
Они говорили…множество голосов – строгих и официальных голосов говорили, не понимая моего крика. Впрочем, я уже не кричал. Лёжа на чём-то тёплом и живом я пытался понять иронию высшей силы, жестокую иронию, отправившую меня, скромного бумагомарателя проживать жизнь с самого начала как те души, за которыми я записывал.
И я никак не мог понять – это расценивать как «за что?» или «спасибо»? это дар или насмешка? Это благо или казнь?
Или я должен был выбрать сам?..
