12
Незаменимой книгой для родителя стала «Русский огород, питомник и плодовый сад» Шредера. Увесистая. Дореволюционного издания. Обложка толстая. Читал её с карандашом в руке, делал выписки, а мне была в ту пору не интересна. Батька умел ценить свободную минуту. По сути, как и другие коренные бобовцы, он являлся в одном лице и крестьянином, и рабочим, и ремесленником. При строгом распорядке жизни мог уделить Шредеру лишь незначительное время.
В нашем карликовом саду плодовых деревьев раз-два и обчёлся. Основная яблоня – антоновка. В урожайный год она позволяла отложить на зимнее хранение в погреб свежие, бочку наполнить мочёными, а кирпичную нишу – банками с повидлом.
На антоновке крупная ветка принадлежала наливке. Плоды у неё поспевали рано и отличались приятным вкусом. Это результат батькиного чтения «Русского огорода…». Там он вычитал про прививки. Купил кривой садовый нож для черенков. Складной. После чего и появилась у нас двухсортовая яблоня.
Другая находилась под окном хаты. Высокая, урожайная, со сладкими некрупными плодами, которые желтели и созревали в конце августа – начале сентября. Батька здесь привил медовку – большие, сладкие яблоки раннего созревания. Краснобокие плоды выглядели заманчиво. Под их тяжестью ветка наклонялась до картофельной ботвы.
Возле двора, где мать кормила кур, поросёнка, корову, самосевом выросло деревце с неплохими на вкус светло-зелёными яблоками. Поздними. Она была дополнена черенком от «комсомолки» ярко-красного позднего сорта, имеющего толстую кожуру, долгий срок хранения. Двухцветная яблоня эта - молодая и сильная.
Любил мой родитель пение скворцов, однако их домик на яблоню не вешал. Для него приютом стала стройная, нестарая груша с увесистыми плодами, созревавшими осенью. Их завязывалось немного: мешала тень от сарая. Зато скворцам местечко нравилось. С коровой чуть ли не дружили, получая от неё во время линьки превосходный утеплитель. Батька проверял внешнее состояние домика да крепление. Голосистые пернатые тут как тут. Первым делом они выбрасывали всё, что успели натаскать в скворечник воробьи, и обустраивались по-своему.
Потрёпанная книжка, тяжёлая, скучная и непонятная, будто в паводковом ровчаке, отразилась главными чертами в нашем скромном саду. Ранней весной особенно бросались в глаза привитые новые черенки. Каждому делал кокон из глины, заботливо обматывал сначала тряпицей, затем бечёвкой. Завязывал её.
Исподволь я учился у него бережному отношению как к деревьям и кустарникам, так и к источникам полезных знаний. Я не мог не почувствовать, что один из них – в пузатой книжке со старинным написанием слов, чёрно-белыми рисунками. Повзрослев, я читал дореволюционный «Русский огород…» и глубже понимал впечатление, произведенное на батьку давнишней книгой.
