Две недели зимы

Молодость... Сладкое слово, кто понимает. Нет, я и сейчас далеко не стар, но... Ладно, не молодость. Наверное всё-таки юность. Москва, канун зимней сессии. Студенческая вольница в общежитии, лёгкие, дружеские отношения и какое-то бесконечное, безотчётное, всепроницающее счастье...
За высокими окнами старинного здания института темно. Там, за внутренним парком, в свете фонарей, лёгкий снег обновляет тонкий белый покров дочерна потёртой автомобильными шинами мостовой. Позвякивают трамваи. В большом зале проходит голосование. Волнуюсь и не верю, что попаду в списки. Причина ажиотажа - известие о том, что от каждого факультета набирается определённое число студентов в спасательную экспедицию в Армению. Ужасное землетрясение стало главным событием в СМИ. Лететь готовы все. Хотя, буду откровенен, причиной тому - вовсе не избыточная эмпатия. Два главных повода искать места в группе - возникшая вдруг возможность умотать очертя голову подальше от скучных наук, а кроме того, немалая надежда, на то, что сессию закроют авансом. В перерыве подходит председатель, хитро улыбается: Не кисни. Я внёс тебя в списки. Весёлые едем в общагу, праздновать свою победу. Такой же вечер. Такая же тихая зимняя погода. Автобус подан к зданию института. Аэропорт, и через несколько часов мы в Ереване. Тут же первый шок. Указатель на стене гласит - "Пункт приёма беженцев". Это не из-за землетрясения. Оказывается, идёт война! Люди семьями выезжают из Карабаха. А Москва живёт себе своей размеренной жизнью и ничего об этом не знает. В Ленинакан из Еревана должны были лететь вертолётом. Вот он стоит. Большой и таинственный. Никогда не летал вертолётами... И не пришлось. Шепчутся: Экипаж лыка не вяжет. Нас подводят к Ту - 154. Наблюдаем от трапа, как к самолёту, чуть покачиваясь, приближаются два члена экипажа, ведущие под руки еле переставляющего ноги третьего. С трудом они затаскивают того в самолёт. Долго ждём взлёта. Может быть пилоты заснули? Выруливаем на взлётку. Тот, кто изучал материалы, связанные с трагическими событиями тех лет, в курсе, что во время спасательной операции по тем или иным причинам погибли два самолёта. И везде в документах указывались технические неисправности. Ленинакан. В иллюминаторы не видно столь привычных каждому авиапассажиру городских огней. Только костры пылают среди развалин. Заходим на полосу по этим первобытным ориентирам, и вдруг... машина делает резкий манёвр вверх и в сторону. Уфф... Разминулись.
Живём в каком-то бараке при аэропорте. Возмущаемся, что пока мы тут, спасать будет некого. Ходят слухи, что одичавшие собаки нападают на людей и съедают. Вышел погулять к ангарам. Отшёл довольно далеко и наткнулся на большую стаю, словно из ночного кошмара: доги, овчарки, бульдоги и более мелкая шантрапа. Уверен, что побил все мировые рекорды по бегу. Впрочем, спасло другое. Откуда-то метнулась маленькая чёрная собачка и стая кинулась на неё.
В городе нам дали объект - большую "блатную" девятиэтажную панельную башню. Одного взгляда достаточно, чтобы понять - спасать никого не придётся. Здание, сделаное по спецпроекту с высотой потолков три метра и заселённое элитными жильцами, при первых же толчках осело, провернувшись вокруг своей оси и образовало аккуратную коническую горку, высотой этажа в три. Плиты полопались. В швах между ними, вместо раствора, жидко струился песок. Конструкция кое как держалась на сварке. И это в сейсмоопасной зоне! К слову сказать, пятиэтажки из зелёного и розового туфа пострадали куда меньше. И даже несколько новостроек-башен стояли на своих, хотя и были изрядно потрёпаны. Вокруг останков здания бродят хмурые люди, представляются родственниками. Мародёры? Неизвестно. Живём в палатках. Нас встретили, но не снабдили никаким оборудованием. В поле, недалеко от города, разбит форт, украшенный флагами США и Канады - командирская палатка по центру, остальные образуют правильный прямоугольник. Многие говорят по-русски. Бывшие соотечественники прилетели на помощь. Дали нам средства защиты, лекарства, спецодежду, палатки... В общем, экипировали полностью. Ходят слухи, что прилетели французы. Сидят в аэропорту и курят "Астру". Самолёт с оборудованием и личными вещами они прислали заранее, но всё было разворовано подчистую. С удивлением разглядываем экипировку профессиональных спасателей, похожих больше на героев западных боевиков. Спасательные собаки все в специальных жилетиках и подсумках вызывают когнитивный диссонанс. При них: рация, лекарства, блокнотик с авторучкой, алкоголь, вода... Чувствуем себя голыми американскими индейцами, к которым прибыл испанский галеон.
Световой день делится на смены. Два часа - работа, два - отдых. Перед работой - полкружки водки, чтобы обезопасить носоглотку. Бахилы, специальные перчатки, каска, медицинская маска (всё от американцев). На маску брызгается одеколон. Запах ни с чем несравним. Мы научились определять - где под завалами испорченные продукты, погибшие животные,  люди. Сладковатый запах разлагающихся человеческих тел ни с чем перепутать невозможно. Разбираем завалы и занимаемся поисками. Собирают же фрагменты тел, неожиданно проявившие к этому интерес, пара-тройка человек. Квартиры однотипные. Во всех ценности лежат в верхней антресоли "стенки", в коробке из-под конфет, среди белья. Один из наших нашёл пистолет. Ходил и радовался, но, на обратном пути испугался и скинул в аэропорту в урну. Золото сдаю старшему. Понимаю, что выгляжу глупо, но присвоить его себе не имею внутренней моральной возможности. Иное дело - содержимое баров и закрутки. Пьём мы всё время. А алкоголя много не бывает. В большой палатке установлены двухэтажные нары. Спим вповалку и девочки и мальчики. Спим крепко, ибо устаём, плюс, перед сном как следует заряжаемся спиртом. Просыпаюсь и вижу, что с нар второго уровня напротив спускается армянин, что постоянно тёрся около лагеря. Вор? Но, тот вытирает о чьё-то полотенце член и растворяется в темноте. С замиранием сердца проверяю - откуда он свалился. Уфф... это не девчачье место. Тогда... Утром выясняется, что ряд отморозков (не с нашего факультета) напоили товарища и продали его задницу армянину. В голове не укладывается. Больше тех за людей не считаю. Настолько противно, что сплю в лёгкой американской палатке. Комфорта меньше. Бушлат примерзает к полу, потому пить приходится больше. Днём тепло, на солнышке ходим в рубашках. Ночью - серьёзный минус, ибо плоскогорье. Готовим еду, пьём, моемся и даже моем сапоги после работы бутилированным боржоми. Другой воды нет в принципе. Каша на боржоми, кофе на боржоми. Приходят местные, просят помочь вынести вещи из пострадавшего дома. Здание из туфа, пятиэтажное. Боятся заходить в комнту. Стена треснула и висит на косяке. Весело выносим вещи. Хозяева довольны. Закатывают нам настоящий армянский стол, учат есть с лавашом, вместо хлеба. Очень вкусно. Едим, выпиваем. В награду за труды получаем алкоголь с собой.
Едем в Ереван в баню. Транспорт - видавший виды ЛАЗ. Экипаж из двух командированных уже не помню откуда, но очень издалека, измучен боржомом и не только. Вообще, кругом множество командированных спасателей с техникой и без. Наши водители пьют, после везут нас по серпантинам плоскогорья. На спуске из расщелины, у обочины, стоит белый жигуль. Находящийся за рулём баран неожиданно трогается и выруливает на трассу, перед самым носом автобуса. Водитель резко принимает влево, переполненный автобус наклоняется и... какое-то время едет на двух колёсах а после выравнивается. Арарат - словно на ладони. Кажется, что даже человека можно различить на его белоснежной поверхности. Нам объясняют, что до горы порядка сотни километров. Фантастика. В Ереване нет разрушений, но вокруг танки и другая военная техника. Прошёл прогуляться. Выпиваю с местными. Спрашиваю про причины конфликта. Хорошо раньше жили - говорят - как родные друг другу были, в гости ходили. Винят во всём Москву. Почему - непонятно.
Пришла тяжёлая техника на разборку нашего объекта. Вытаскивают плиты. Мы стропалим. Узнаю - для чего нужна каска (американская), когда по ней прилетает арматурой.
Работает приземистый японский Като с телескопической стрелой. Он умеет поднимать рывком. Натягивает тросы и рвёт плиту, как редиску из грядки. Рядом корячится наш Ивановец, на базе ЗиЛа. Тот слабый. Не рвёт, только тянет. Трудится на подхвате.
В Ереван летим на Ту - 134. Несколько сидений сложены, идёт операция. Врачи пытаются помочь пострадавшему в автоаварии. Пьём водку и сочувственно смотрим в сторону импровизированной операционной.
Ереванский аэропорт. Московские студенты. Стеклянные двери на фотоэлементах, в Большой Деревне в 1988 году - вещь ещё невиданная. Бросаемся на двери, как бараны, пытаясь "подловить" электронику.
Москва. На последние копейки берём такси. Шок - дома стоят, электричество работает, машины едут, танков на улице нет. В общаге мы вдвоём. Ночь. Встречаем комсорга группы. Он выкатывает три бутылки Сибирской. Не люблю Сибирку, ну да... Есть три шоколадных конфетки на закуску. Экономим и утром находим одну конфетку несъеденной.
В альма матери нас, спасателей объявили негодяями и прохвостами. Декан выразился в том духе, что с удовольствием отчислил бы всех и заставил экстренно сдавать сессию. Некоторые преподаватели посочувствовали, иные поглумились. Было обидно. На других факультетах ребята ходили героями, кому-то закрыли сессию полностью, кому-то частично.
Молодость, молодость... Ладно, не молодость - юность.