Вы даже представить себе не можете, как это одинаково у всех происходит!
Всем и всегда кажется, что «пью вот, потому что хочется… Но!.. Как только расхочу, тут же брошу», а потом уже нет понимания того, что «расхотеться-то оно не может»…
С позиций науки более или менее всё ясно: алкоголь начинает участвовать в обмене веществ в организме, потому и испытывает пьяница постоянную в нём потребность, «иначе – подохну, если не…»
А вот по-человечески, по-житейски. Ведь это унизительно, для себя самого унизительно, чувствовать, как физически ты разрушаешься на глазах у себя же самого. Руки трясутся, и силы теряешь. Однажды ты вдруг замечаешь, что те, кто вокруг, начинают тобою брезговать. И так стыдно от этого делается! Но самое страшное – ещё впереди. По-настоящему страшно становится тогда, когда уже и это тебе безразлично. И сужается мир до горлышка сначала бутылки, а потом и какого-нибудь пузырька из аптеки – всё равно, какого, лишь бы на спирту.
Жизнь скудеет окончательно, а лица людские, что тебя окружают, постепенно замещаются другими… и не лицами уже вовсе, а «кувшинными рылами».
И вдруг та женщина, которую ты на руках нёс из загса, давно уже смотрящая на тебя стеклянными глазами без выражения, говорит тебе:
- Лучше б ты умер… Так хотя бы воспоминания добрые остались, а их, этих добрых, с каждым днём становится всё меньше и меньше.
И дети, твои собственные, которых так ждал и которым так радовался, стараются избегать тебя и, по возможности, с тобою не разговаривать. А если случается, что заговорят, то глаза прячут, потому что им стыдно. И понимаешь, что за тебя стыдно. И они не знают, как себя с тобой вести…
Достоинство и самоуважение куда-то улетучиваются, как дым. Уже не стыдно стоять у магазина и клянчить мелочь. И недокуренные сигареты, брошенные кем-то мимо урны, уже поднимать не стыдно. И нужду справлять на глазах у всех – тоже нормально, потому что и не человек ты уже больше, а вокруг тебя – люди, уже не твой биологический вид. Они – «хомо сапиенс», ты же – «хомо алкоголикус»… ужас-то какой…
И дома у тебя уже тоже нет. Раньше, когда ты приходил пьяным, жена раздевала и укладывала на диван в гостиной. Теперь же просто не обращает на тебя никакого внимания. И ты так и ночуешь, прислонившись спиной к стене, в прихожей.
А однажды двери в дом, твой дом, тебе просто не откроют. И ночь пройдёт на коврике в подъезде. Спустя какое-то время и этого уже нельзя. Подвалы, чердаки, теплотрассы – вот твоё жилище. Твоё и тебе подобных. Среди тех, кто тебя начинает окружать, попадаются иногда и достаточно интересные люди, у которых были своё прошлое и своя биография. Но тебе и это уже не интересно. Вообще мир вокруг начинает тебя всё меньше и меньше интересовать, впрочем, как и ты его.
Если жива мама, то это ещё страшнее. Сначала ты приходишь к ней, чтобы отогреться и выпросить хоть немного денег. А она всё время плачет и плачет, плачет и плачет. Потом кормит тебя жареной картошкой, как ты всегда любил. А сама сидит за столом рядом, подперев кулачком своим маленьким голову, и вспоминает, каким ты был замечательным ребёнком, и как она надеялась, что в старости будешь для неё опорой и кормильцем. «И слава Богу, что отец до этого не дожил, не увидел такого позора, хотя сам покойник, прости, Господи, тоже верным был слугой Бахуса».
И смотрит на тебя всё время, не отрываясь, словно хочет увидеть то самое тёплое прошлое или душу твою сегодняшнюю. Ты не знаешь, что отвечать на это, потому и кричишь на неё, злишься и уходишь, хлопнув дверью, а она уже на лестнице догоняет тебя и суёт в руку мятую денежную купюру. И гладит по щеке, как в детстве. И – непереносимо это…
Иногда, в краткие мгновения просветления, где-то в самых закоулках сознания, робко вспыхнет мысль: надо что-то делать. Но так неярка будет эта вспышка, что мгновенно забудется и снова утонет в мутном потоке чего-то, что уже и сознанием назвать трудно.
И будешь искать виноватого? Жизнь обвинять в том, что была она к тебе немилосердна? И стишки вспоминать, непонятно как зацепившиеся за остатки твоего вконец уже больного мозга:
Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой…
А сон-то оказывается никаким не золотым, а отвратительно тяжёлым и бессмысленным. И даже не заметишь, как он станет смертью…
|
