Они мне сразу понравились, оба. Сразу, как только пришли ко мне. То есть, нет. Это я к ним пришёл в пятом классе и стал их учить русскому и литературе. Они же меня научили бОльшему. Класс был обычный, среднестатистический такой класс: двадцать пять человек, тринадцать девочек и двенадцать мальчиков. Успеваемость?.. Средняя такая успеваемость: в основном – тройки и четвёрки. Начали мы, значит, с ними учиться. А в середине сентября в класс пришёл тринадцатый мальчик. Асфандиёр, таджик. Я тогда, помню, внутренне крякнул: чёрт возьми – проблема. Русский ему неродной, даже говорит с сильным акцентом, что же до письма, то всё ясно: его он так и не освоит, а мне придётся ставить ему тройку, потому что двоек, как известно, в нашей современной школе уже давно нет. Этот мальчишка у меня далеко уже не первый «иностранец из ближнего зарубежья». Приезжают к нам горемыки и бедолаги со всего бывшего СССР, в надежде хоть что-то заработать и отправить на родину. А детей своих многочисленных «сдают» к нам в школы. И совсем не для того сдают, чтобы получили они одно из лучших когда-то образований в мире. Сдают как в камеру хранения, чтобы, пока они на каком-нибудь рынке зарабатывают свои скудные рубли, дети без дела не болтались, чтобы ничего с ними на наших неприветливых улицах не приключилось. И заканчивают эти ребятишки в лучшем случае девять классов, а потом уходят к родителям на рынок, уходят на наши суровые улицы наших суровых городов суровой нашей родины. Жаль их несказанно, но тут, как говорится, ничего не попишешь. Только и остаётся, что отчасти утешать себя пришвинскими славами, сказанными им в годы октябрьского переворота: «В мире ничего не происходило. Просто время переходило».
Вот и пришёл к нам маленький такой таджичок. И сверкал по классу своими роскошными азиатскими глазами в поисках, куда бы ему сесть. У класса общее выражение лица – настороженное, но делают вид, что – безразличное. Только Алик один сказал: «Иди, со мною садись…» Алик – это Александр Правдин – незаметный такой тихий троечник за последней партой. Но мы с Асфандиёром были ему чрезвычайно благодарны. Я – за то, что так непринуждённо разрулил ситуацию. Асфандиёр же – за то, что предложили ему последнюю парту: всё меньшее количество глаз будет там на него смотреть.
Это уже потом, много позже, подумал я про красивое и какое-то судьбоносное сочетание их имён: Асфандиёр в переводе с таджикского значит «Подарок святого Бога», а Александр, как известно,- это «Защитник людей».
В этот день вышли они из школы вместе. Да и все последующие дни и годы – всегда вместе. Даже тогда, когда семья Асфандиёра вынуждена была снимать другую квартиру, потому что в прежней хозяева им отказали, он из нашей школы не ушёл, а ездил издалека, тратя на дорогу по часу. И думаю, что дело тут не только в качественном преподавании было. И даже не стОлько в нём. Здесь был Александр Правдин, горой стоявший за «Подарок святого Бога», потому, наверное, что и вправду считал Асфандиёра огромным себе подарком. И чувствовал себя в ответе за него.
Семья Саши Правдина из коренных в нашем городе. Родители – оба лингвисты, преподаватели университета. Возможно, именно благодаря их влиянию Асфандиёр довольно быстро постигал премудрости нашего языка, устного и письменного, потому что стал часто бывать в их доме. А Саша довольно скоро научился готовить «оши бурида» и «сусамыр», ибо часто наносил ответные визиты.
Бить их в школе даже не пытались, потому что оба были слишком как-то безмятежны и спокойны, миролюбивы, но совсем не робки. Дружба их почему-то напоминала «тихую гладь японского озера», на которую можно смотреть, созерцать которую можно. Но возмущать поверхности этого озера нельзя, как-то рука не поднимается. Одним словом, были они ребятами беспроблемными. А потому о них толком никто ничего не знал: учатся оба неплохо, в общественной жизни участие принимают. Что же ещё нужно от них школе и одноклассникам? Тем более, что впускать кого-то третьего в свои отношения они не торопились.
Подлинным откровением для всех стал их артистический дебют на последнем звонке, когда уже заканчивали одиннадцатый класс: Саша так пел замечательно о школе, которую они «никогдааа не забууудууут…». А Асфандиёр танцевал. Почему-то в шёлковом кимоно. И был он не то «китайцем», не то «японцем». Но танец его был столь выразителен, что многим, глядя на него, было понятно, что уже не мальчик, а юноша прощается и уходит во взрослую жизнь. И искренне благодарен он всем, кто все эти годы был рядом и не сделал его жизни среди чужих ему людей невыносимой. И про друга своего танцевал, про Сашу, который стал его лучшей частью, самым дорогим его сердцу человеком.
Потом были экзамены, прошедшие тоже без потрясений и неожиданностей.
Потом отплясали-отпели выпускной с традиционной «Когда уйдём со школьного двора под звуки нестареющего вальса…» в самом конце. С клятвами в вековечной дружбе до скончания века, с уточнением места и времени ежегодных встреч, с девчачьими слезами и подвыпившими ближе к рассвету юношами, с пиджаками на плечах у девушек во время предрассветной прогулки, с лентами выпускников через плечо…
И – всё. Ушли. Ушли из школы. Ушли в жизнь и как-то постепенно в ней растворились. Забыли и забылись. Но обидно это не было, потому что на их место пришли другие ребята. И продолжился круг жизни. Потом ещё один. Начался уже следующий…
… Выхожу сегодня из школы. Ну и противная же осень в этом году: на дворе ещё середина сентября, и листья на деревах ещё не пожелтели, но с неба льёт который уж день подряд. И всю неделю такой вот обещают. Уже перед самым входом в метро кто-то окликнул. Ба! Сразу узнал и сразу вспомнил имя: Наташа. Лет, наверное, десять назад окончила нашу школу. Заговорили как-то легко сразу. Делаю вид, что помню тех, кого она называет, киваю, улыбаюсь, расспрашиваю. В самом конце она про Сашу и Асфандиёра рассказала (оказывается, они из одного выпуска, а я и забыл!). Вот это могло бы стать сюжетом для фильма какого-нибудь страшно голливудского.
Несколько лет назад Сашины родители погибли в авиакатастрофе, когда возвращались из Швеции с какого-то международного семинара. И остался у Саши только Асфандиёр из родных и родственников на белом свете. А потом, потом они как-то поехали за город, к кому-то там на дачу. Лесом идти было мокро, шли по шпалам. Тут электричка сзади, которую, заговорившись, не услышали… Асфандиёра Саша с рельсов столкнуть успел, а сам вот замешкался…
«Нет, он жив, жив, Артемий Филиппович!- говорила мне как-то виновато Наташка, их бывшая одноклассница.- Только вот обе ноги ему электричкой отрезало… А что теперь? Живёт. У Асфандиёра. В его семье. Нет, жениться оба так и не успели. Живут с папой и мамой Асфандиёра. Саша пытается работать на дому. А Асфандиёр хочет, чтобы он бросил работу и учиться пошёл. Говорит, что прокормит обоих. Помните, как имя Асфандиёра на русский переводится? «Подарок Святого Бога».
Я помнил это. И ещё помнил, что Александр – это «Защитник Людей»…
