О - о - о! Сколько их было, этих школьных романов, и сколько ещё случится. Со слезами и тайными советами друзей и подруг, с бурными ссорами и такими же бурными примирениями, с письмами и записками, клятвами и предательствами. Большинство из них кончаются ничем: окончили школу – и роман сам собою как-то вот завершился. Потом, много лет спустя, оба и вспомнить толком не могут, почему так случилось. Вот само как-то так произошло. Жизнь, одним словом, заставила. И вспоминать потом это всегда тепло получается. Тепло и грустно одновременно. И вспоминают все. Всю жизнь. Потому что школа – самое чистое время у любого. И всё, что с нею связано, - тоже высоко и чисто.
Совсем особняком стоят романы между учениками и учителями. Ну, во-первых, случаются таковые значительно реже. А во-вторых, как-то не очень приветствуются они окружающими. И осуждают, естественно, учИтеля. Наверное, это правильно…
Одним из самых ярких и запоминающихся моих учеников был Алёша. Он блестяще учился, блестяще же и школу окончил. Потом был столь же великолепным студентом. А потом снова вернулся в нашу школу и стал моим коллегой. Только преподавал не литературу, а историю. Я ходил на его открытые уроки. И просто на уроки: смотрел на него, слушал. И очень им гордился. Сначала умиляло то, что он стремился быть во всём на меня похожим. В том, как он обращался к ученикам, как вступал с ними в дискуссии, даже в том, как он покашливал, видел я себя двадцать лет назад. И копирование это не беспокоило. Нимало. Потому что сквозь это всё видел я, что он ярче, талантливее, богаче меня внутренне. И скоро, совсем скоро пойдёт по своему пути, придуманному им, и обгонит меня, и оставит далеко позади. А что же может быть бОльшим счастьем для учителя, когда ученики твои становятся более успешны и значимы, чем ты сам! Прогрессировал Алёша стремительнее даже, чем я ожидал. И внешне тоже. Через несколько лет
он из узколицего угловатого юноши превратился вдруг в молодого широкоплечего мужчину, элегантного, подтянутого. И галстуки стал повязывать не как я его когда-то научил – классическим английским узлом, а как-то ну уж совсем мудрёно… нарочито небрежно как-то.
И заговорили в школе, что у Алёши роман с Алёной… Меня это несколько беспокоило, потому что Алёна училась у нас обоих в одиннадцатом классе. Была она умна по-настоящему. А в некоторых сочинениях, что писала на моих уроках, даже блистательна. Ничего бы страшного в этом романе двоих молодых не было. Даже напротив: они могли бы стать парой отличной во всех отношениях. Даже разница в возрасте некритичная – семь лет. Могли бы стать они не только великолепной парой, но и замечательными единомышленниками, тем более что Алёна тоже собиралась заняться педагогикой… Только бы вот … чуть позже, после того, как она школу закончит.
Приходила в школу её мама. И приходила не к директору,- ко мне, слава Богу. И долго мы беседовали с нею о «замечательном Алексее Дмитриче», о том, как славно, что он «уделяет повышенное внимание» её дочери, тем более, что девочка идёт на золотую медаль. И оба мы с нею всё понимали. И оба успокаивали друг друга. Собственно за успокоением она ко мне и приходила, потому что знала: «любезный Алексей Дмитриевич» у меня учился.
Всё. Ещё один учебный год завершён. Алёна школу закончила. Как и ожидали,- с медалью. И медаль – нужной пробы.
А поженились они уже потом, после того, как Алёна в институт поступила, ближе к новому году. Я на свадьбу был зван, потому как, сами понимаете: и жених, и невеста – мои дети, каждому из которых отдал по семь лет жизни. И славно было на свадьбе, и тепло и уютно по-настоящему, по-родственному. Хорошо было выпить с чуть захмелевшим Алёшиным отцом, поговорить о будущем "мальчика" с его мамой и бабушкой. А уже в самом конце вечера подошла Алёнина мама, сжала мой локоть и шепнула в самое ухо: «Правильно мы с вами тогда поступили, что не стали вмешиваться».
А мои красивые и умные дети со мною на свадьбе не разговаривали, потому что некогда им было. Потому что принимали поздравления и пожелания со всех сторон и потому что торопились быстрее войти в настоящую взрослую жизнь. И как же замечательно это было, когда он примерял на себя роль мужа, а она – уже жены.
И покатилась жизнь снова вперёд. Мы с Алёшей работали в нашей школе, а Алёна училась, чтобы вскоре к нам присоединиться, как думали мы оба. Но, как известно, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах…
Как-то я заметил, что стал мой юный коллега менее тщательно следить за собою. Реже заходил ко мне после уроков, чтобы обсудить очередную идею "гениального" урока. Да и сами идеи стали всё реже его посещать. Лезть с расспросами к нему я не мог, не те у нас отношения, чтобы вот так вот беззастенчиво, в домашних тапках входить в чужую жизнь и расхаживать по ней, как по коммунальной кухне где-нибудь в Одессе, заглядывая в чужие кастрюли. Было мне тревожно. Но ничего другого, кроме как ждать, не оставалось. И я ждал. Ждал, пока сам не придёт и не расскажет. Он. Или Она, может быть.
И пришёл. И рассказал о том, что они с Алёной решили расстаться, потому что у неё появился однокурсник Боренька – личность яркая и самобытная. Стало быть, три прожитых года нужны ей были для того, чтобы рассмотреть моего Алёшу ближе, чем со школьной парты. И получилось, что она его, своего бывшего учителя, тоже обогнала, исчерпала. И пошла дальше. Но уже одна, без него.
… И расстались они как-то мирно и тихо. Даже, я бы сказал, спокойно…
Алёша ещё года три проработал в нашей школе. И ушёл. Вообще из педагогики ушёл. В бизнес куда-то. И из моей жизни ушёл: не давал о себе знать ни в каком виде. Потом уже, окольными путями, через бывших его одноклассников, узнал я, что и из бизнеса ушёл. И ещё один чисто русский шаг сделал: заключил альянс с Зелёным Змием. Крепко-накрепко сплелись они в объятиях друг друга.
Что сталось с Алёной, про то не ведаю, не знаю.
Простите меня, дети мои, что ничего не сделал я для того, чтобы вы были счастливы…
