Цветы долго не распускаются. Вот уже и весна пришла, и стало совсем прелестно на улице, а они всё не цветут да не цветут. И странно даже: уже и тепло прямо по-летнему, и трава довольно большая, и заморозки ночные давно позади, а цветов всё нет. К почкам древесным набухшим присматриваешься, они всё набухают. И кажется, что вот-вот. А и завтра наутро та же картина: набухшие почки и ощущение кануна волшебства.
Как вдруг… Как вдруг грянет, да как полыхнёт всё, разом. И стоит под окном яблоня-дичка, которую уже сто лет знаешь, чуть не с самого детства, роскошная до неузнаваемости. Белая вся такая, что словно приснилась. И пусть знаешь, что мелкие цветочки-кружавчики уже в середине лета станут микроскопическими яблочками, умещающимися по сто штук в чайной ложке, но когда смотришь на пену цветения, то о последствиях не думаешь, совсем.
Всего несколько дней такого вот буйства нежности и целомудрия, помнишь это целый год, до следующего взрыва молодости. И если вдруг летом или осенью надумают дворники вырезать ту яблоню, то весь двор встаёт на её защиту: пусть же всегда стоИт ради нескольких дней счастья в году…
… - Я и сама не знаю, в кого она у меня такая! Ведь наша семья, вся без исключения, интеллигенция в трёх поколениях и со стороны мужа, и с моей стороны. А Натка – оторва какая-то просто! Когда в садик ходила, то всё время с мальчишками дралась. Из-за машинок и пистолетов. Девчонок просто презирала. А за мальчишек, если более слабые, заступалась. И вступала в кровопролитные бои с чудовищными потерями с той и другой стороны. Одним словом,- атаманила и во дворе, и в детском саду. Помню, как-то мать соседа Серёжи, кажется, пожаловала и прямо с порога ошарашила:
- Запретите своей Наташе дружить с моим Серёжей. Я уже своему запретила… Почему?!. Вы ещё спрашиваете «почему»?!. Она его за гаражи уводит и там курить учит! Ну и что, что он её почти на два года старше. Он у нас ребёнок послушный и легко поддающийся… Кстати, не он один: девочка ваша там уже целую компанию сколотила, этакий клуб по интересам. Стоят там, в щели этой вонючей между проржавевшими стенками гаражей человек пять или даже шесть и курят. Курят и курят, курят и курят! А ваша Ната – больше всех. И главное – стараются так все. Глаза на огонёк сигареты скосили и тужатся. Кашляют и курят…
Мама моя, как только услышала эту леденящую душу повесть о своей обожаемой внучке, молча прошла в свою комнату и заперлась там. Долго не выходила. Я украдкой стала под дверями подслушивать, уж не плохо ли ей, думаю, от такого потрясения. Слышу какие-то надрывные звуки. Постучала. Она молчит. Я робко так двери приоткрыла, просунула голову в щель. Мама сидит у стола, рассматривает альбом с фотографиями, перебирает Наткины карточки и смеётся.
- Мам, чего ты? – спрашиваю. Тут она меня и наградила откровением:
- Слава Богу, послал на старости лет мне утешение – чудо-внучку. Это ты во младенчестве, и в первом, и во втором, как, впрочем, и в отрочестве и в юности, была классической девочкой в бантах, загнутых ресницах и капризах. А Натуля растёт, кажется, настоящей женщиной, способной улучшить и облагородить людей, которые вокруг: она способна влиять на них. И пусть (пока!) это влияние и несколько экстремально, но ведь и лет ей всего пять. Научится направлять свою женскую энергию в мирное и благодатное русло. А экзальтированная матушка этого Серёжи (подумаешь, курить попробовал её мальчик в семь лет!), уверяю тебя, Марго, ещё будет умолять нас выдать Натали за её сына. И не вздумай травмировать девочку выяснением обстоятельств создания этого … загаражного кооператива. Я сама с нею поговорю.
Обидно было слышать, что собственная мать считает меня неудавшимся эскизом своей внучки, но дверь в её комнату я закрыла тихо и послушно.
Вечером курильщица заявилась. Колено было содрано, и надорван подол платья. Табаком от неё действительно разило, я сразу почувствовала, потому что в нашей семье, кроме бабушки, никто не курит.
- Простите,- перебил я свою собеседницу,- а кто у вас в семье есть ещё?
- Как кто? Мы с Наташкой!..
- Понятно. Извините, продолжайте, пожалуйста…
- Так вот, приходит. Бабушка через открытую дверь в своей комнате произносит один из всегда в детстве леденивших мне душу монологов:
- Сударыня, не соблаговолите ли уделить несколько минут одной вашей престарелой родственнице для исключительно конфиденциальной беседы?
Это я всегда робела свою маму, но не её внучка. Натка совершенно точно подхватила тон бабушки и сходу выпалила:
- Бесспорно, сударыня, соблаговолю. Но только чуть позже, ибо смертельно хотелось бы посетить туалетную комнату и … припудрить носик.
- Ну вот скажите мне, Борис Аркадьевич, откуда она взяла эту фразу?
- И что же было дальше?..
- А дальше… Эта чудесная внучка своей бабушки вышла из туалета и направилась на собеседование с самым мудрым членом нашей многочисленной семьи. Собеседование длилось минут пятнадцать – двадцать. После чего дверь была открыта твёрдой рукой, и барышня проследовала в мою комнату. Встала передо мною и, расставив широко по-боксёрски ноги, продекларировала:
- Мама, я не стану врать и изворачиваться, отрицая очевидное: да, я курила за гаражами. С кем – не скажу. Но сейчас мы с бабушкой решили, что бросаем курить. Обе. С сегодняшнего дня. И больше ни одну из нас ты с сигаретами не увидишь. Накрывай на стол. Бабушка сказала, что семейные трагедии – это, конечно же, очень важно, но пора пить чай.
- Надо отдать должное обеим моим любимым женщинам, что слово они сдержали. Обе. Решительно и бесповоротно…
Натка не сорвалась даже тогда, когда умерла бабушка, а сама она лежала в больнице в это время и, несмотря на мои запреты и запреты врачей, сбежала на мамины похороны, а чуть не весь персонал больницы разыскивал её, как легендарного Щорса, по бинтам…
… И разговоров таких с Наткиной мамой за семь лет, что она у меня училась, было много. Но сейчас вспоминался, почему-то, именно этот. Почему?.. Сам понять не могу, только чувствую, что улыбаюсь глупо, вспоминая свою девочку дорогую. Глупо и неуместно. Потому что – на кладбище. И потому что Наташу мы и хороним. Такую молодую, почти маленькую ещё в свои двадцать лет…
Принято говорить и думать, что смерть молодых всегда глупая. Нет. Тут другой случай: не могла Натка наша иначе поступить и не вытолкнуть мальчишку того шестилетнего с мостовой на тротуар прямо из-под колёс этого шального самосвала. Не могла иначе, потому что мальчишек она всегда защищала…
А яблоня-дичка над её свежей могилой обливалась белой пеной слез-цветов, потому что пора цветения уже завершалась и лепестки капали белыми каплями на свежую землю, пока не покрыли её всю…
