Решили мы с моими ребятами «сотворить нетленку». Спектакль. Да такой, чтобы показать можно было любому человеку, вне зависимости от возраста и уровня образования. Чтобы брал за душу любого, трогал до самого сердца. И чтобы всё – сами, от сценария до декораций.
Перерыли тонны книг. Остановились на тогда ещё мало кому известном Айзеке Азимове. И по мотивам его рассказов написали пьесу про то, как с помощью некой машины времени в одной (заграничной, конечно!) лаборатории из прошлого извлекли мальчика-неандертальца, чтобы со слов очевидца, а не по скудным находкам археологов можно было судить о том, как жили древние люди. Но в процессе перемещения во времени и пространстве герой переживает болевой шок и забывает всё, что было с ним в прошлой жизни. И здесь, живя в нашем времени, он постепенно становится человеком, привязывается к своей няне. Жить же может только в пределах камеры машины, под воздействием её мощного излучения. Когда все попытки реанимировать память героя оказываются безрезультатными, руководитель лаборатории принимает решение вернуть его в прошлое, чтобы освободить камеру для следующих экспериментов. Все попытки уговорить его не совершать этого фактически убийства ни к чему не приводят. И тогда Лючия Бэзил (такое экзотическое имя мы придумали для главной героини) принимает решение отправиться туда, в прошлое, откуда уже не сможет вернуться, вместе со своим воспитанником, который фактически стал для неё сыном.
В финале, когда героиня произносила свой страстный монолог, обращённый к Богу, она входила к мальчику в камеру, садилась рядом с ним, обнимала, словно бы защищая телом своим от всех бед. Он прижимался к ней и впервые называл мамой. Это последнее слово становилось криком, смешивавшимся с музыкой. Мигал свет, по стенам зала бежали какие-то фантастические тени. И – всё... Когда зритель мог хоть что-то разглядеть, то видел пустую камеру, где валялась любимая кукла Тимми (так звали нашего мальчика-неандертальца), с вывернутыми руками и в неестественной позе…
Надо сказать, что сыграли мы этот спектакль много-много раз, и всегда эффект был потрясающим. Когда мои юные актёры выходили на поклон, аплодисменты гремели как в настоящем театре. И вправду, наша история про доброту и её отсутствие нравилась всем: и первоклассникам, и десятиклассникам, и родителям. Потом мы «съездили на гастроли» в несколько соседних школ – успех имели и там. Но так не хотелось расставаться с этой историей, в которой всё от начала до конца, до каждого гвоздя и лампочки в декорациях было нами сделано и пережито, что необходимо было продолжать.
И тогда мы пошли в местные органы городского управления, чтобы направили нас на гастроли в какое-нибудь дальнее-предальнее село, лишённое всяческих очагов культуры, которую мы и «понесём своим замечательным спектаклем, пронизанным идея гуманизма». Там нам пообещали такое ну очень дальнее село, где живут одни староверы. Только вот транспортом должны мы были обеспечить себя сами.
Я вспомнил всех своих бывших учеников. И выход был найден. Папа одного из «бывших» был командиром воинской части, квартировавшей под нашим городом. К нему-то я и обратился за помощью. И – всё, так вот просто жить в нашей стране, если «имеешь личные связи». Полковник Галилов выделил нам отличный маленький автобус для актёров и военный грузовик для декораций и прочего оборудования.
Мы знали, что публика будет ждать нас в местном клубе в ближайшее воскресенье, в час пополудни. Дело было зимой, а потому выехали задолго до рассвета, ибо путь предстоял неблизкий.
Мне было важно, что дети мои (хотя, какие там дети! Они все, кроме Олежки, исполнителя главной роли, учились в выпускном классе) почувствуют свою нужность не только для близких, но и для совершенно не знакомых им людей. Да и весь этот день проведут вместе.
Ехали, пели, шутили. У всех было какое-то благородное чувство в душе, оттого что и он вот лично несёт высокую миссию. Ощущение полного счастья усиливали и пейзажи, проплывавшие за окнами нашего автобуса: великолепный чистый снег, щедро наваленный на деревья, почти сказочные леса, перевитые ажурными тропинками, и мороз, который словно был виден физически сквозь замёрзшие стёкла автобуса…
… Наконец приезжаем в село. Странно: тихо кругом, и на улице – ни души. Только в конце, у самого высокого здания (это и есть, очевидно, клуб) фигурка крепкого человека в полушубке. Подъезжаем. Для переговоров выхожу из автобуса я. Человека – не видно. Совсем. Всё спрятано в одежде, шапке и рукавицах, а лицо щедро укутано смолистой бородой с проседью. Гудящий голос его, из самых недр идущий, мне и сообщил, что всё село в сборе, сидят в клубе, ждут. А он, стало быть, староста сельский.
- Так ведь до спектакля нашего ещё более часа! Что же они так рано пришли?
- Ничего, посидят, погреются,- ответствовал мне староста.
Быстро-быстро стали наши парни разгружаться, а девчонки понесли вешалки с костюмами в библиотеку при клубе, откуда был выход прямо на сцену.
Когда я в щёлочку занавеса глянул в зал, то, признаться, оробел не на шутку. Длинное узкое, похожее на вагон помещение, битком набито народом. Последние ряды и не разглядеть со сцены. Все в тёмной одежде. Как маяки – треугольники лиц женщин и детей и «полулица» мужчин, потому что все бородатые. И – тишина, гробовая. Они даже друг с другом не переговариваются.
Ноги у меня затряслись в коленках: господи! Какие там гастроли!! Какие там фантастические истории про доброту и связь времён!!! Вот сейчас этой тёмной толпе я брошу на закланье своих детей, которые так хотели, чтобы ещё кому-то стало на душе так же хорошо, как им от того, что они своими руками сделали.
Но ретироваться поздно.
Начали.
Спектакль пошёл…
Сначала – вязко как-то и робко. Но потом актёры мои увлеклись. Поймали тот самый «сценический градус». Было по-настоящему здорово.
На протяжении всего действа в зале было тихо как на кладбище, никаких реакций и сопереживания, как мне казалось. Я даже несколько раз тайком в зал выглядывал: не ушли ещё зрители, с нами ли они.
Всё. Изуродованная кукла на сцене. Конец. Сейчас актёры пойдут на поклон. Парами. По нарастающей, от эпизодических к двум главным героям. Когда выходили Лючия и Тимми, Леночка моя нежная и талантливая и четвероклассник Олежка, выдержавший такой конкурс, чтобы попасть на эту роль, то зал всегда просто грохотал аплодисментами. А сегодня – тишина. Полная. Стоят ребята мои на сцене, как на площади перед казнью, смотрят на меня испуганными глазами. И тихо в зале.
Иду их спасать. Выхожу на просцениум и сбивчиво начинаю благодарить за то, что пришли, что посмотрели. Прошу не судить строго наш «театр», потому как не профессионалы они, а школьники, целый класс плюс один сделали этот спектакль целиком сами…
Что дальше говорить – не знаю.
И тут… Потом уже мне подумалось, что была, наверное, команда. Скорее всего – того самого старосты.
НО ВЕСЬ ЗАЛ ВДРУГ ВСТАЛ, ВЕСЬ, РАЗОМ, И ПОКЛОНИЛСЯ, В ПОЯС, ПО-ДРЕВНЕРУССКИ…
Такого я больше никогда в жизни не видел…
А потом люди стали выходить. Степенно, не торопясь. А мы с ребятами так и остались стоять на сцене, оторопевшие. Но это была уже совершенно другая оторопь: понимание того, насколько эти люди были благодарны за увиденное, за подаренное им нами…
Когда ребята мои шли по узенькой тропочке, протоптанной в снегу от клуба до автобуса, вдоль тропки стояли женщины с узелками в руках. А в узелках тех были огурцы солёные, горячая ещё сваренная картошка, хлеб, булки, ещё какая-то снедь. И совали эти узелки наиболее понравившимся им персонажам. Больше всех узелков несли в своих объятиях Леночка и Олежка – исполнители главных ролей. Дороже всех цветов мира были эти узелки!
Сели в автобус. Все молчат, просто ошарашенные такой глубиной сопереживания зрителей тому, что увидели на сцене. Чтобы хоть как-то снизить накал, спрашиваю:
- Ну, что, все на месте?..
Кто-то кричит:
- Нет, Ромы ещё нет!..
Действительно, вижу, что нет на месте нашего главного антигероя Ромы Соловьёва, который очень убедительно играл того самого профессора-злодея, что принял решение отправить Тимми назад, в Мезозойскую эру…
А! Вот и он. Вбегает в автобус. Красный, разгневанный, вспотевший и без шапки. Губы трясутся. И кричит мне через весь автобус:
- Сергей Михайлович! Они в меня плевали!! Все!!! когда я к автобусу шёл…
|