Тяжёлые, свинцовые тучи стремительно затягивали небо. Земля облачалась в темноту. В полях перестали стрекотать кузнечики, исчезли птицы, пропали звуки, живность спряталась и замерла. Стало тихо и душно. Первые, тяжёлые капли, стали шумно шлёпаться о высохшую землю, поднимая грязные брызги. Мгновение и налетел шквалистый ветер, пытаясь вырвать деревья из земли, срывая с них листву. Темнота, озарилась неоновой вспышкой молнии, гром оглушительным треском разорвал всю округу.
Борясь с порывами ветра, шарахаясь из стороны в сторону, быстро двигался маленький, тёмный комочек, время от времени освещающийся всполохами молнии. Маленький воробьишко, не успевший найти себе убежище, теперь спешил найти себе кров и спрятаться от стихии. На счастье, старания увенчались успехом, на его пути, невероятным чудом появилась крыша крестьянской усадьбы. Влетев в чердачное окно, сразу же нашёл жёрдочку, на которой и примостился. В следующую секунду, с неимоверным шумом, сплошной стеной, пролился дождь.
Силы его покидали, борьба со стихией, сделали своё дело. Съёжившись от холода, уставший воробей быстро уснул.
Первые лучи солнца, коснулись местности, где ещё вечером гуляла стихия. Свет стал пробиваться через чердачное окно, нежно обволакивая взъерошенное тельце воробьишки. Пробуждение было наполнено полным счастьем от теплоты этих лучиков. Сладко потянувшись, захотелось побольше получить это тепла. Перебравшись к проёму окна, в полной мере окунулся в ещё прохладное, но многообещающее утро.
Встрепенувшись, оставляя остатки сна, почувствовал себя бодрым и в хорошем расположении духа. Зевнул и потянулся. Тут, с высоты крыши, его взору открылся дивный вид. Внизу располагался скотный двор. То тут, то там были разбросаны, в изобилии, дроблённые и целые зёрна овса и пшеницы, повсюду валялись очистки овощей. Чувство голода, сразу же дало о себе дать. – Батюшки, ты мой, сервировано!- А я ведь со вчерашнего дня, ещё ничего не ел. - Это я удачно - то как, приквартировался. - От души сейчас позавтракаю!
Спорхнув в загон, не сразу накинулся на еду, чтобы бы поэтапно, не торопясь, ощутить вожделение приёма пищи. Выбрав кусочек пожирнее, закрыв глаза от удовольствия, и для того, что бы желудочные рефлексы возобладали над визуальными, и вот уже приготовился утолять пищеварительные потребности.
И, и как всегда это бывает, ВДРУГ! Вдруг, какое - то чувство, то самое чувство, когда вроде бы всё хорошо, но, НО, как предпосылка обрушения призрачного счастья, разбивается о банальную реальную действительность, заставило открыть глаза. И? И увидеть как из открытых дверей сарая, на фоне тёмного проёма, раскачиваясь из стороны в сторону, на него, шлёпая оранжевыми ластами, вытянув длинную шею, растопырив в стороны огромные, белые крылья, издавая грозное шипение, неслось огромное чудовище.
Молниеносно, инстинктивно, воробьишко стремглав очутился на верхней поперечине загона. Белое существо, представленное в начале сознания, как чудовище, постепенно преображалось в белого, довольно таки упитанного гуся.
Долетев до места, где примостился бедолага и, поняв, что не достанет нарушителя территории, стал, покачиваясь обходить владения, чётко подмечая реестр запасов. Не найдя особого ущерба, потихоньку стал успокаиваться. Сложив крылья за спину, выпятив увесистое брюхо, начал прохаживаться перед очумевшим от страха воробьишкой.
Наконец остановился. В это время, оцепенев от ужаса, кое - как уняв учащённое сердцебиение, воробишко глядел не него. Слова негодования, с трудом приходили в небольшую голову гуся.
– Кто, таков? – Я, спрашиваю, кто ты такой? Гусь даже не удосужился глянуть в сторону нарушителя. – Я? – Я во – во – воробей, ответил заикающимся и дрожащим голоском. – Кто, кто? Нагнул слегка голову, словно не расслышал. – Кто? Во-ро-бей? – И, что ты делал, выжига ты эдакий, в мох владениях? М? – Я, тебя спрашиваю, что? – Я, я только хотел поесть, произнес сдавленным голоском воробьишко. – Поееесть? Глаза чудовища, только сейчас удосужилось лицезреть это ничтожество, сидящее на жёрдочке. – Ты, это, знаешь кто я такой? – Вы? Вы, гу-гусь! –Вооот! Гуссссь! Именно ГУСЬ! С величием оглядев себя, добавил, - Царь птица! – И вот всё, что ты здесь видишь, весь этот провиант, все эти яства, принадлежат мне. – Люди, за мою стать, красоту, ум, платят такой благодарностью. – А, что ты такое? Что? Не получив ответа, который ему и не нужен был, продолжил. – А ты, тля, ничтожество, пустое место, ты инфузория. Ухмыльнулся, что его интеллект может воспроизводить такие выражения, хотя толком и не знал, что это такое, знал только, что это ругательное слово.
Набравшись смелости, воробьишке захотелось, что бы это грозное животное сжалилось, или хоть как то его поняло. – Простите, многоуважаемый Гусь, начал свою речь ворбьишко, - Ну, ведь здесь всего так много, что может и мне, хоть маленький кусочек найдётся? От такой наглости, что это существо подало реплику, да ещё и реплику такого содержания, Гусь не удержался на лапах, и со всего маха плюхнулся на свой, толстый зад, при этом язык его вывалился и повис на раскрытом клюве, глаза скосились и сошлись на переносице. Вступило в печёнку.
– Не, такого безобразия больше терпеть нет возможности, надо приходить в себя, а то чего доброго ещё похудею. Кое - как приходя в сознание, и переходя все грани состояния от безумия до гнева, воспряв и собрав волю в кулак, повернул шею в сторону, в край обнаглевшего воробья. Что есть сил, зашипел, вытянул шею, пытаясь достать разбойника. Но, не тут - то было, лёгкий на подъём и ожидавший такого исхода воробей, вспорхнул и подался в сторону полей, в надежде там заморить червячка.
Случилось так, что нашего героя, под Рождество, непогода вновь занесла в эти места.
Переночевав в знакомом месте, на рассвете, когда лучи солнца озарили искрящийся снег, а из дымоходных труб домов повалил дым печей, растопленных рачительными хозяйками, маня остальных домочадцев ещё понежиться в тёплых кроватках, что бы дождаться обволакивающего тепла во всём доме, и когда уже не вмоготу совладать с запахами, доносящимися из кухни, затем уже и вставать.
Но воробьишку, вынужденного, полагаться только на свои силы и сообразительность, добывая себе пропитание, это мало волновало.
Выбравшись с чердачного окна, приняв ванну морозного, солнечного света, следовало затем, основательно подкрепиться. На удачу, чуть ниже крыши, красовались ветки калины, усыпанные подмороженными, сладкими, рубиновыми стеклярусами плодов.
Спорхнув ниже на подоконник, что бы получше разглядеть предстоящую трапезу в деталях, и решить с чего лучше всего начать, приготовился. И, вдруг опять это ВДРУГ, интуиция, которая не раз спасала жизнь, заставила воробьишку взглянуть в окно.
И, о боже, что же он там увидел. По ту сторону окна, на столе, на противне, нашпигованный, яблоками и черносливом, под чесночным соусом, поддёрнутый, обильно политый собственным жиром запечённой румяной корочкой, лежал, только что вынутый из печи гусь.
– Эва, вот тебе и Царь птица, так безгранично обожаема и любима людьми. – Я хоть и птичка – невеличка, но лечу куда хочу. Чирик, вспорхнул и был таков.
