Немеркнущая звезда. Часть вторая

Отметка, от которой Вадику дурно сделалось, именно так! от которой впервые за долгую школьную жизнь ему прямо за партой захотелось расплакаться.
Он машинально взглянул тогда на ответы помутневшими от обиды глазами: они исправлены не были, то есть верными были по сути своей, он предложенные задачи решил верно. Но сами решения в плане формы были подвергнуты жесткой цензуре: цензору они не понравились категорически.
Настроение у него упало сразу же, хандра навалилась со слабостью, на лбу, на щеках, под глазами выступил мелким бисером пот. Ему захотелось подняться с места и покинуть класс, домой уйти побыстрее: чтобы и вправду расплакаться там от души, пожаловаться на Изольду родителям. Он ненавидел её в тот момент, по классу важно вышагивающую и традиционно собою любующуюся как павлин, и дорого бы отдал за то, чтобы её кто-нибудь наказал: опустил, оскорбил, унизил.
Домой он не ушёл, разумеется, с трудом дождался звонка и на перемене пошёл с тетрадкой к учительнице, не понимая даже - зачем. Его просто сильно обидели в очередной раз, и ему захотелось узнать - за что! по какой причине его так не любят!
- Почему Вы мне четвёрку поставили, Изольда Васильевна? - нервно спросил он недобро ухмылявшуюся Дубовицкую, которая, как кажется, ждала его и рада была разговору. - Почему исчеркали всё? всё исправили? Ответы у меня правильные, такие же как и у Лапина Вовки. Только у него пятёрка стоит, а у меня четыре. Почему?
- Потому что Лапин, - ответила, скалясь, Изольда, высокомерно смотря на Вадика, - и решает и описывает всё в точности так, как я говорю, как на уроках вам всем изо дня в день показываю. И молодец поэтому! А ты, я заметила, с первого дня за тобой слежу, ты будто специально пытаешься меня извратить: всё свою неповторимую индивидуальность продемонстрировать хочешь, меня будто бы ей удивить. Слова простого написать не можешь, чтобы не выпендриться, не показать мне тайно и явно: смотрите, мол, Изольда Васильевна, каков я есть молодец: Вас, как учительницу, ни в грош не ставлю! Как хочу, мол, так и ворочу! так работы свои и оформляю и Вам потом отдаю - с ехидцею!... А передо мной выпендриваться и ехидничать не надо: я за свою жизнь, Стеблов, уже столько вас, гордецов, повидала, что и не счесть. И всех, в итоге, приучила к порядку: шёлковые все у меня ходили и ещё и благодарили потом, что уму-разуму вас, дурачков-простачков, научила, частичку жизни своей задаром вам отдала.
- Да я ничего не хочу показать, Изольда Васильевна, и не выпендриваюсь перед Вами, как Вы говорите, не ехидничаю, честное слово! - горячо принялся возражать ученик, искренне объясниться и оправдаться пытаясь. - Я просто как думаю, так и пишу; так и решаю и описываю потом свои решения! Я же не виноват в этом!
- Я тебе уже говорила, Стеблов, - оборвала его Дубовицкая грубо, - я предупреждала, что думать будешь самостоятельно, когда школу и институт закончишь и на моё место встанешь преподавательское. А пока ты мой ученик, пока подо мною ходишь - будешь беспрекословно выполнять все мои указания и требования методологические, которые я не с потолка беру, как ты понимаешь. Меня этому в пединституте учили - целых пять лет! - я за это зарплату приличную получаю… Так что бери тетрадь и просмотри повнимательнее свою контрольную дома: получше запомни требования, что я предъявляю и о чём подробно написала тебе. И, повторяю, следи за моими объяснениями в классе, внимательнее следи - не строй из себя гения, не надо! - если не хочешь в дальнейшем неприятностей по моему предмету.
Вадик неприятностей не хотел, не думал ссорится с Дубовицкой; поэтому и старался как мог под преподавательницу подстроиться. Но старания его искренние и запредельные дивидендов не приносили - хоть тресни! - потому что неприязнь человеческую одним лишь старанием не преодолеть: неприязнь, нелюбовь, антипатия лежат совсем в иной плоскости. И как с ними бороться - Бог весть, - ибо чувства эти сугубо иррациональные…

51

Ну и, как итог нелюбви с неприязнью, итог хронической антипатии, Стеблов всю первую четверть получал у Изольды в дневник одни лишь хорошие отметки, четвёрки то есть, к которым привыкнуть не мог, сколько б ни уговаривал себя и ни успокаивал. Как не мог он привыкнуть ни ранее, ни потом к несправедливому по отношению к себе наказанию. Великим физиком он себя не считал: он и у Гринберга был твёрдым четвёрочником-хорошистом... Но там обиды не было никакой, там и четвёрки ставились ему авансом. Потому что интернатовские задачи были невероятно запутаны и сложны: он и условия-то их порою не сразу схватывал. И своё срединное положение в московской школе считал и законным поэтому, и вполне оправданным.
Задачи же Дубовицкой, наоборот, были до того смехотворными, "прозрачными" и тривиальными, что решения их в его голове рождались почти что сразу, и без труда - на автомате, что называется. Поэтому-то так остро и так болезненно воспринимались им Изольдинские за них четвёрки.
Они, эти злосчастные четвёрки её, были вдвойне, а то и втройне унизительными и обидными для Стеблова - ученика, который перед каждым уроком, фактически, консультировал по физике своих друзей: и Лапина того же, и Макаревича, да и других одноклассниц и одноклассников. Все они потом выходили к доске с его алгоритмами и наработками, как попки повторяли мысли его и слова, и получали от Изольды Васильевны за такой повтор самые высокие баллы и самые хвалебные отзывы. А консультанту их бескорыстному она упорно "4" ставила из раза в раз, и не прощала ему ничего, даже и ошибок орфографических, за которые она также снижала ему баллы…

52

Кончилось всё это тем, такой оголтелый и нескончаемый накат на него, такая травля подлая и душещипательная, что итоговой за первую четверть оценкой по физике стала для Стеблова оценка "4", о чём обладатель её узнал от классной руководительницы своей, Лагутиной Нины Гавриловны.
- Вадик, - сказала она ему с удивлением, придя на последний урок перед недельными осенними каникулами. - А ты знаешь, что у тебя по физике четвёрка за четверть стоит? что Дубовицкая тебе "4" поставила?
- Не знаю, - побледнев, ответил Стеблов, у которого внутри всё так ёкнуло и оборвалось, испарина выступила на спине и на лбу, и запершило в горле: до того ему услышанное неприятно и тягостно было.
- Четвёрка, да, я сама видела, - уверенно подтвердила Нина Гавриловна… и потом, внимательно на него взглянув, спросила, понизив голос: - У тебя что, проблемы с ней? да?
- Да, проблемы, - тихо ученик ответил, которому опять захотелось расплакаться и убежать домой, ото всех там подальше спрятаться.
-…Понятно, - понимающе покачала головой Лагутина. - Такое уже много раз случалось… Ты смотри, поаккуратней с ней, - добавила она ещё тише. - Она у нас женщина норовистая, с характером. Кого не возлюбит - плохо дело. Того уж никто не спасёт, даже и директор школы…

Легко было классной руководительнице говорить: поаккуратней. Как тому петуху из пословицы, который прокукарекал утром раненько - а там хоть не рассветай… Вот так и она точно. Сказала - и забыла тут же, галочку где-то там в голове поставив. А что было делать Вадику? как положение исправлять, которое с первого дня как погода осенняя только портилось и портилось?
Откровенно начинать задницу Изольде лизать во второй четверти, льстить, заискивать и унижаться ему не хотелось - противно было до глубины души, до тошноты утробной. Да и не помогло бы это ему, ситуацию не исправило бы. Уж больно глубокая пропасть разделила сразу же их, чтобы перескочить её так дёшево и так просто; сильны и устойчивы были претензии и антипатия.
Должно было произойти что-то такое - из ряда вон выходящее! - что помогло бы им хоть на время приглушить взаимную неприязнь, успокоиться, подобреть, сердцем и душою оттаять (в основном, это Изольды касалось), лицами повернуться друг к другу, а не задницами…

53

Таким из ряда вон выходящим событием стала олимпиада по физике, что проходила в четвертой школе в конце второй четверти, в десятых числах декабря. Олимпиада, которую Вадик уверенно у всех выиграл, славу первого физика школы себе стяжав и недолгую милость Изольды.
Началось же всё прозаично и буднично для него, без какого-либо намёка на торжество и триумф оглушительный, предновогодний. В начале очередной учебной недели (пятого декабря это было) Дубовицкая вошла в класс и объявила всем на уроке, что в ближайшее воскресенье она будет проводить в своём кабинете физическую олимпиаду для десятиклассников, и что, соответственно, всем, кто хочет получить по её предмету итоговую отметку "5", необходимо на этой олимпиаде присутствовать.
- Мне от вас не победа нужна, а участие, - сказала она. - Ибо я должна убедиться, что пятёрки вам в аттестат не за красивые глазки поставлю; убедиться, что вы что-то узнали, всё ж таки, за десять лет, что-то поняли и запомнили; и после школы сможете свои знания предъявить. Тем более, что многие из вас, как я понимаю, в институт поступать собираются летом. А уж там-то, поверьте, экзамены посложнее моей олимпиады будут. Вот вы и проверите себя, в своей готовности стать студентами убедитесь… Ты тоже приходи, Стеблов, - сказала она под конец, бросив на Вадика колкий, с лукавым прищуром, взгляд. - Тебя-то эта олимпиада более всех касается. Мне все уши в учительской учителя прожужжали, что незаслуженно, мол, обижаю тебя, что ты способный и знающий. Вот и докажи, что всё это так, делом заработай свою пятёрку.
Вадик побледнел и напрягся, услыхав такое, нахмурился, голову опустил, быстро поняв, к чему клонила учительница и что именно таким приглашением каверзным хотела ему сказать. От него-то как раз она не участия ожидала, а одной лишь победы: только победа смогла бы ей его интеллектуальную состоятельность доказать, его на итоговую отличную отметку право. А проиграй он, не приведи Господи, или совсем не прийди, - плохи будут его дела, если не сказать ужасны. Устойчивая вражда меж ним и Изольдой тогда только усилится.
Это было и обидно, и несправедливо, и дискриминационно по отношению к нему - такая крайняя постановка вопроса: или - или. Для других почему-то так остро вопрос не стоял. Лапину, например, уже имевшему пятёрку по физике, нужно было только прийти, только обозначить присутствие. И отличная в аттестат отметка ему была гарантирована. Счастливчику, ему ничего не нужно было в выпускной год ни доказывать, ни подтверждать: он всё своё уже давным-давно доказал как будто бы... И таких, как Лапин, в 10 “А” насчитывалось ровно треть - всё уже всем доказавших.
А вот четвёрочнику Стеблову непременно требовалось из кожи вон вылезти, выше собственной головы прыгнуть, чтобы с отличниками в глазах Дубовицкой сравняться - состоятельность свою такими умственными напрягами и кульбитами подтвердить. Хорошая постановка вопроса, не правда ли?!
Безусловно, всё это было ему неприятно - такое очевидное неравноправие наблюдать. Но спорить и разбираться, выяснять отношения с Изольдой у него возможности не было.
-…Я приду, не волнуйтесь, - сказал он вслух, с вызовом посмотрев на неё, что у доски стояла и на него глядела, посмеиваясь; после чего стал думать про предстоящую олимпиаду по восемнадцать часов в сутки, исключая сон, все свои