Немеркнущая звезда. Часть вторая

незабываемых впечатлений, что несколько часов назад разом на него обрушились, он подносил поочерёдно горячие ладони к лицу, пропахшие дорогими духами, и нюхал и нюхал их с жадностью, словно сыскной пёс, - и всё никак не мог надышаться ими. И продолжал лежать и дуреть до полуночи от девичьих чудных духов, её теплоты, накопленной про запас… и счастья.
Те духи он надолго запомнил и полюбил - так они были головокружительны и остры, терпки, тонки и дурманящи! И всегда потом вздрагивал и умилялся, и красавицу Чарскую вспоминал, последний школьный бал новогодний, когда его ими на улице вдруг какая-нибудь барышня-кралечка невзначай обдавала. У которой, и он это сразу же для себя отмечал, был безупречный на парфюмерию вкус - точь-в-точь как у его Ларисы...

84

А Чарская, потерявшая вдруг Стеблова на бале, заметалась по залу, занервничала, запаниковала даже. И почему-то сразу же заподозрила неладное, нехорошее для себя. Простояв в одиночестве несколько танцев подряд и просмотрев все глаза в поисках суженого, при этом ещё и налетевших на неё со всех сторон кавалеров замучившись отшивать, она, не выдержав, подошла к Макаревичу с Лапиным в перерыве и спросила их обоих про Вадика: почему его в зале нет?
- А он ушёл, - ответили ей друзья в один голос. - А почему - не знаем… Он даже не попрощался с нами, не подошёл: наверное, спешил куда-то. Мы только спину его удаляющуюся и увидели…

После этаких страшных слов земля зашаталась под ногами несчастной девушки, и сама она зашаталась и побледнела от слабости и тошноты, что вдруг на неё навалились. На глазах её навернулись слёзы, губы скривились судорожно, безобразно. И она, чтобы не разрыдаться при всех, поспешила покинуть бал, поскорее на улицу выскочить.
Там она дала себе волю - разрыдалась в голос! И так и бежала, плачущая, до дома в распахнутом настежь пальто, с головой заснеженной и непокрытой, с бальными замшевыми туфельками под мышкой - несчастная, некрасивая, обескураженная, утратившая жизни вкус и ничего, совсем ничего из происходящего не понимавшая.
Прибежав растрёпанная и зарёванная домой, ещё и там закатив нешуточную истерику, она насмерть перепугала этим родителей, которые поначалу всё самое худшее почему-то подумали, самое для молоденькой девушки страшное. Прокурор-отец - тот и вовсе схватился в горячке за телефон, намереваясь связаться с начальником местной милиции и вызвать бригаду оперов.
Но потом, поняв из беглых рассказов, что ничего худого с красавицей-дочерью не произошло, и что истерика её - возрастного характера, он успокоился, ей на кухне чай заварил. И они вдвоём с женой напоили Ларочку крепким душистым чаем.
Потом они уложили дочку в постель и долго уговаривали её не расстраиваться и не принимать близко к сердцу, как это делала всё она, первую в любви неудачу.
«Ты у нас очень красивая, очень! Поверь! - в унисон твердили они, её по головке гладя. - И у тебя впереди с такой красотой самое блестящее и самое счастливое будущее».
Под их уговоры сладкие вперемешку с ласками переволновавшаяся на балу Лариса вскорости успокоилась и задремала; но спала не долго - четыре часа всего. Среди ночи она проснулась, испуганная, и уже до утра не сомкнула глаз: лежала и соображала усиленно, на потолок и на стены исступленно поглядывая, что ей в сложившейся ситуации делать, и как с норовистым и трусливым Вадиком наиважнейший вопрос решать, не допускавший затяжки и промедления…
 
85

Второго января, в полдень, в квартире Стебловых раздался телефонный звонок, на который никто из детишек принципиально не среагировал - закапризничал. Дети подумали, что опять какие-нибудь родственники или знакомые с поздравлениями звонят, да ещё и в гости зовут или же сами прийти собираются. И дружно проигнорировали звонок, устав от гостей, застолий и праздников.
К телефону тогда подошла мать, возившаяся на кухне, сняла трубку, спросила: «кто звонит», - после чего подняла на сидевшего неподалёку Вадика удивлённые глаза, одновременно ему телефон протягивая:
- Тебя.
- Кто это? - спросил занимавшийся физикой сын, с неохотой вылезая из-за стола, думая, что кто-то из дружков звонит.
- Девушка какая-то, - ответила мать, прикрывая микрофон ладонью.
- Девушка?! - в свою очередь удивился Вадик, беря трубку в руки. - Алло, кто это?
- Здравствуй, Вадик, - ответил ему на другом конце бархатный девичий голосок, нервный как показалось, чуть-чуть испуганный и незнакомый. - Это говорит подруга Ларисы Чарской, Людмила. Она просила тебе передать, что сегодня вечером, в шесть часов, будет ждать тебя на балу во Дворце культуры… ну, в том, что на площади находится; просила, чтобы ты пришёл, обязательно… Слышишь меня, Вадик?
-…Да, слышу, - сухо ответил Стеблов, у которого сдавило грудь от волнения.
- Ну, тогда всё, до свидания, - послышалось в телефоне. - Я ей передам, что ты согласен, что непременно будешь, - и в трубке после этого зазвучали частые гудки, сигнализировавшие об окончании связи…

- Кто это был? - с любопытством спросила Антонина Николаевна, что стояла рядом и пристально всматривалась в порозовевшее лицо сына, не ожидавшего такого звонка, к нему совсем не готового.
-…Да так, одноклассница одна, - замялся тот, опуская голову и смущаясь, пытаясь глаза растерянные от матушки понадёжнее скрыть. - Насчёт предстоящей олимпиады звонила… сказала, чтобы я туда приходил, не опаздывал.
- А-а-а. Ну, тогда ладно.
Мать поняла, что сын говорит неправду, что не деловой это был звонок, не обычный. Но пытать и расспрашивать его не стала более - пошла на кухню, к плите. А смущённый и растревоженный Вадик машинально развернулся на месте, прошёл мимо стола к окну - и замер там, словно столб, у распахнутой настежь форточки, задумался. За столом его поджидали стопки учебников и сборников задач всех мастей и всех степеней сложности - все сплошь раскрытые на разных страницах, все переложенные закладками, - поджидали оставленные тетради, исписанные крупным почерком. Но хозяину было уже не до них: закружилась встревоженная его голова огненным всепожирающим вихрем.
Прозвучавший звонок был неожиданным для него и совершенно не нужным в той ситуации, лишним. Хотя и чертовски приятным - не скроем. Как неожиданным было и само предложение девушки, выбившее Вадика из колеи, из столь необходимого ему в тот момент рабочего напряжённого ритма. Предложение Чарской встретиться и потанцевать было заманчивым, дерзким, отчаянным и откровенным! - что и говорить! - и многое чего сулило ему в плане любви и чувственных удовольствий, очень многое! Потому-то и растормошило так и зажгло молодому парню душу, как только спичка стремительно жжёт тополиный пух или сухое сено.
И парень растерялся, обмяк, задумался не на шутку. И вместо того, чтобы сидеть за столом и, заткнувши уши и забыв про всё, готовиться к олимпиаде по физике, которая должна была состояться седьмого числа, на середине каникул, и которую он намеревался выиграть, - вместо этого он, взволнованный и с толку сбитый, стоял у окна и не соображал ни шиша. Из того, что ему соображать было и необходимо, и, элементарно, выгодно…
Рассматривая пустынную улицу через стекло, отдыхавшую от суеты и новогодних гуляний, Вадик вдруг вспомнил отчётливо, что за неделю до Нового года их город был сплошь увешен добротными глянцевыми плакатами, извещавшими горожан о том, что со второго по пятое января включительно в их новом Дворце культуры будут проводиться праздничные молодёжные вечера; что будут они увлекательными и запоминающимися: с лотереей, подарками, розыгрышами всевозможными, танцами до упаду в фойе. И, что особенно важно, - бесплатными, то есть для всех желающих горожан.
Дворец культуры располагался на центральной площади, аккурат возле дома Чарской; был построен и открыт полгода назад их местным заводом “Ресурс”. Туда, стало быть, и приглашала она его через Чудинову Людмилу…

86

«…Ну что, может, пойти и потанцевать с ней ещё разок, покуражиться? - коли уж она сама так настойчиво об этом просит; даже, вон, и подружку подключила к этому делу, что далось ей, наверное, совсем нелегко», - полушутя с улыбкой подумал он, вспоминая во всех подробностях, как хорошо ему было три дня назад держать в объятьях кипящую страстью и соками Чарскую, как сладко до одури и волнительно.
Но это именно шутка была (пусть и с некоторой толикой правды), мечтание праздное и пустое, фантазия сердца, блажь. Ум-то его об обратном как раз говорил, к обратному призывал настойчиво и властно.
Стеблов уже хорошо понимал, на балу это увидел воочию, что Лариса ошалела от чувств, в угаре душевном находится; а главное - подошла к той роковой черте, когда уже танцульками и переглядками так просто от неё не отделаешься. Ей, созревшей и повзрослевшей, другое уже подавай - настоящую любовь, не игрушечную: с поцелуями затяжными и спальней, болью и кровью, и потерей девственности, родами через девять месяцев, пелёнками и клеёнками, и ползунками, с итоговой реальной семьёй. А на это ученик 10-го класса Стеблов пойти совершенно не мог - ни при каком условии.
Да ладно там роды и свадьба, и секс - это уже запредельно и нереально как бы, и для него, сопляка недоразвитого, немыслимый перебор. Но он даже и просто с ней начать встречаться не мог: ежедневно, к примеру, ходить и гулять по городу и по парку по-дружески, как ходил с тем же Збруевым Сашкой когда-то… И в первую очередь, и главным образом - из-за дефицита времени, которого он с 8-го класса ещё стал рабом.
В 10-м же классе его временное рабство усилилось многократно, принимая самые жёсткие и суровые формы, не допускавшие отдыха и послаблений, свободных и беспечных минут. И, всё равно, стремительно убывавшее время сделалось главной его проблемой и головной болью в школе. Начиная с Нового года - особенно. Проблемой, которую он пробовал, но не мог решить, как ему того хотелось бы, как просила душа: всё ему минут и часов не хватало, а под конец - и дней.
Хотя каждый наступавший день он расписывал скрупулёзно и тщательно: когда ему задачи по физике сесть порешать, когда - по математике; какие темы в январе в плане теории освежить, какие в феврале и марте полистать-проштудировать. Он даже на апрель и на май уже график работы себе мысленно рассчитал в январе, чтобы не образовывалось у него пустых и бесполезных “окон”. Он всё, таким образом, выверил и распределил, на баловство и отдых, и развлечения праздные времени совсем не оставил. Даже и спать на час позже ложиться стал, начиная с новогодних каникул, - чтобы лишних минут себе в график добавить, а у сна отобрать… А тут, как на грех, Лариса с любовью и внеплановым приглашением лезла, требовала своего так некстати и так не вовремя…

87

Второго января, безусловно, он мог бы выкроить часок, другой, и на бал во Дворец культуры наведаться одноразово, потанцевать там с ней несколько танцев подряд, порадоваться и насладиться; и её порадовать и отблагодарить, с наступившим Новым годом поздравить.
Но ведь ей же, дурёхе, не скажешь потом: Лариса, милая ты моя, славная, чудная, лучезарная девочка! Спасибо тебе за всё огромное-преогромное - за бал, за танцы и за счастье великое, что ты доставила мне! Но… давай, подруга, на время расстанемся: не до тебя мне сейчас, извини, определённо не