опять когнитивное чувство Алекса не обмануло. Максимилиан начинает отвечать прежде всего возложенным на него задачам, а уж затем на вопрос Алекса, демонстрируя в себе полное отсутствие чувства юмора, а его добросовестность в исполнении своих обязанностей, конечно, заслуживает уважение, но Алексу всё же хотелось в нём видеть не один отлаженный механизм по выполнению заложенных в нём функций, и было бы неплохо и сбавить вот такие обороты полнейшей серьёзности, это как-то напрягает своей неестественностью.
– Всякая жизнь определяется сводом правил. Физических, химических, когнитивных. А иначе, без этого конструкционного хребта, на котором будет держаться система, мир не создать, не построить и не удержать. – Отбивает слова Максимилиан, здесь он переводит свой взгляд от Алекса в противоположную от двери вице-президента сторону, где коридорную стену собой ограничивает и определяет такое же панорамное окно, из которого состояла одна из стен кабинета вице-президента, и давая понять Алексу, что давайте пройдём до этого окна для более конструктивного разговора, выдвигается к этому окну. Куда вслед за ним идёт и Алекс.
Где при подходе к этому панорамному, даже не к окну, а прямо-таки к первому шагу в лежащий мир перед и под тобой, – так всё невероятно всё тут тобой, парящим чуть ли не над всей этой панорамой города, видится и представляется (а не надо забывать о том, что ты сейчас находишься на одной из самых высоких точек города), – Алекс вдруг и по самые предельные нервы и сознание охватывает неразумным чувством переполнения всего себя неведомым чувством божественной сущности, восторженности, и чуточку самонадеянности, где ему всё по плечу и всё возможно. И если он захочет переступить эти границы окна, то он само собой и это для него будет естественно, пройдёт, никуда не падая, по этой воздушной глади, наблюдая сверху вниз за этой жизненной суетой-сует человечества.
И тут, пока Алекс воспаряет над земным бытием, пребывая в высотах умственных возможностей своего сознания, со стороны Максимилиана до его ума через уши начинают доводится те самые причины так жить, правила, с помощью которых и на чьих основах функционирует лежащий внизу под ним мир.
«Помимо Бытия нет ничего. Также и мышление, и мыслимое есть Бытие, ибо нельзя мыслить ни о чём;
Бытие никем и ничем не порождено; иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет;
Бытие не подвержено порче и гибели; иначе оно превратилось бы в Небытие, но Небытия не существует;
У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, однородно, совершенно и ограниченно». – Как через телесуфлёра, однотонным тембром голоса, всё это, даже не проговорил, а зачитал в уши Алекса Максимилиан, заполняя все его бреши и прорехи не сознания и несознательности. Ведь если природа не терпит пустоты, то она должна чем-то заполнятся. Что в полной мере соотносится и к природе сознания, которая все свои пустоты недоразумения и до выяснения обстоятельств дела, заполняет тем, что есть и кажется самым логичным и разумным.
Ну а как только Максимилиан заложил в Алексе те основы правил, которые регулируют все жизненные процессы этого мира, фундамент конструкции всей этой архитектуры сознания мира, то он приступил к озвучиванию тех частностей, на которые им придётся опираться во взаимодействии с этим миром.
«Вечность, целостность бытия – сущее неизменно и непрерывно;
Рациональный подход к бытию – рационализм повествует, что сущее заключается в единственном первоисточнике; это тот путь каким следует следовать, а совесть — это всё от лукавой демагогии и ею следует пренебрегать при решении стратегических для себя задач;
Тождественность целого и суммы частностей – первоначало состоит из множества частей, которые по отдельности менее качественны, чем исходник; значит, то, что делимо, то не первоначально и не есть суть вещи;
Отсутствие пустоты – пустота равносильна не существованию (ничто), изучению подлежит только то, что реально существует; значит то, что нельзя отменить, не отменится, а что не есть суть вещей, несущественно, то отменится и подлежит отмене;
Ограниченность чувственности – впечатление, создаваемое ощущениями, не соответствует истине; разум первичен и только ему стоит следовать в своих действиях». – Вот на такую детализацию разложил лежащий под ногами Алекса мир Максимилиан, и если Алекс решит в него падать, то он должен знать, на что он будет лететь вниз головой. И там, внизу, его точно не должны ждать иллюзии мягкой встречи, его там встретит так встретит своя жестокая реальность.
И что неудивительно, а так и должно происходить, когда внимательно слушаешь то, что тебе настойчиво и что б ты на всю свою дальнейшую жизнь запомнил говорят, то Алекс очень многого из сказанного ему Максимилианом понял, и особенно самый последний тезис об ограниченности чувственных ощущений. Которые служат лишь для художественного оформления мира вокруг себя. Что и позволило ему опуститься с небес чувственных и фантазийных ощущений на твёрдую поверхность ног реальности.
– Меня так в себе до небес занесло и возвысило это оказанное мне внимание со стороны столь высокопоставленных и в такие высоты занесённых лиц, как господин Созвуки, что я о себе слишком много возомнил. – Глядя на эту снизу лежащую головокружительную бездну и высоту одновременно, Алекс нащупал в себе то, что его сумело заставить закружиться и умопомрачиться в голове. И это не страх перед падением в бездну отчаяния, а это другой страх, невозможности осознать и уразуметь своим умом всего того, что его там, в самом верху, встретит. А это и ведёт в итоге к падению.
– Кто между тем, только свои корыстные обязательно цели преследует от этого выбора меня, –формально продолжил, тогда как Алекс и не останавливался в своём обмозговании происходящего с ним, продолжая смотреть на мир под своими ногами и на себя над этим миром стоящим фигурально, а буквально на стеклянном пологе пола, через который он и смотрел на этот мир под собой, – тогда как я всё тот же, только уже отравленный ощущениями своей избранности и приближенности к источнику высочайшего благоговения, и наделённый ощущениями высокой оценки себя, сродни заражению вируса гордыни. Что и говорить, а гордыня страшно-разрушительная штука, способная свернуть любые горы, вставшие на пути личностным амбициям и заодно шею собственной реальности. Чем здесь и везде, и пользуются власть предержащие, для сохранения своей власти. – А вот это было личное мнение Алекса, о чём он поспешил прежде всего самому напомнить, косо посмотрев на Максимилиана, чтобы убедиться в том, что он ничего подобного за ним не смог заподозрить. А то знает он к чему вот такие поспешные и необдуманные выводы приводят, как минимум, к натяжению отношений.
Но Максимилиан на данный момент был более к себе внимателен, выискивая в себе то, что он ещё не довёл до ума Алекса. А Алекс наткнулся сейчас ещё одно понимание насчёт уже бытия, того базиса, на котором строится миропорядок и мировоззрение этой системы взаимоотношения знаковых частей этой реальности. Где он вернулся к той части его разговора с господином Созвуки, где тот касался предметности его здесь нахождения.
– Время – это единственное, что нас с вами связывает, и это единственная ценность, которая у нас есть. И нам нужен конвертор времени, чтобы конвертировать само время и производимые из него ценности в доступные разуму вещи. – В свойственной себе, малопонятной для непосвящённого человека манере, обозначил цели и задачи здешнего нахождения Алекса господин Созвуки. И Алекс, уже будучи верен самому себе, не стал у того переспрашивать и уточнять, что тот имел в виду, когда так обусловливал его сюда прибытие. Алекс из практики и опыта своего взаимодействия с заказчиками проектов знает, что они рассуждают и мыслят общими категориями, совершенно не придавая значения деталям, из которых между тем и состоит задуманный проект, и будет разумней и конструктивной по этому вопросу обратиться к специалистам инженерной службы, кто и монтирует в предметность все эти замыслы своих высоких начальников.
– А если бытие целостно и непрерывно, – как-то так получилось, что вдруг обратился с этим вопросом к Максимилиану Алекс, – то разве возможно его разделить на те же временные отрезки? А если возможно, то кому это нужно?
– Вам. – Очень тоже вдруг и не раздумывая, последовал ответ со стороны Максимилиана, смотрящего в упор на Алекса так пристально-нарочито и загадочно, что Алекс несколько в себе опешил и ознобом изошёл за такую дерзость мысли, где он своей непоследовательностью разума подвергает сомнению то, что несомненно.
Но Алекс всё же нашёлся, что ответить. – Кому нам? – переспросил Алекс, ничего не понимая.
На что Максимилиан делает страшнее и опаснее прежнего приближение в упор к Алексу, придавившегося собою к стеклу как-то очень незаметно для себя, и отсюда принимается продавливать Алекса своей уверенностью в своей правоте и значении в первую очередь, а уж затем инструментами доказательств всего вышеприведённого – словами.
– А тем, кто является потребителем реальности и времени, адептом частнособственнического разделения мира, – с таким упором на Алекса всё это на него вывалил Максимилиан, что себя не принять за потребителя реальности Алексом, не было никакой возможности. И как понял Алекс и это было донесено до него Максимилианом, то он плоть от плоти потребитель и всего наверняка, шокоголик. Нет у потребителя чувства ответственности и реальности, не знают они слова «Нет», и границ своего потребления. Будут пихать в себя что ни попади до тех пор, пока это всё в них не отрыгнётся и не полезет назад.
– Это так, Алекс? – так и упирал на этот вопрос во взгляде на Алекса Максимилиан. А Алекс хоть и совершенно не согласен и против вот таких безнадёжных для него выводов насчёт себя, он, тем не менее, никак не может повернуть своей головы в сторону отрицания всех этих не только непроверенных жизнью фактов, а буквально поклёпов, взятых из какой-то там социологии и психологического измерения пульса современника, а всё потому, что его шея задеревенела со психу и не может повернуться. И Алекс вынужден теперь выслушивать всё то, что о нём надумала социология, а Максимилиан всё это на него обрушивает.
– Который стоит на фундаменте всё разделить и поделить через куплю-продажу, и не может функционировать без этого разделения мира на моё и не моё личное время. – Как бы поставил диагноз внутреннему потребительскому миру Алекса Максимилиан с таким злобным выражением недопустимости всего этого до себя, что Алекс и рта раскрыть побоялся хотя для того, чтобы свои лёгкие наполнить кислородом.
– Бл*ь, и здесь примет меня за потребителя уже естественного. И поди что ещё за излишнее потребление мне так прижмёт глотку, что я и дышать больше не смогу переломленной шеей. – Подумал Алекс и решил промолчать. И очень разумно, раз Максимилиан от него отстал, отвернувшись смотреть в окно. А у Алекса появилось время, как следует подумать над многим и над тем, как ему здесь дальше выжить. Уж что-то много с
