-А когда-нибудь этот страх и эта боль пройдут,
чтобы можно было просто наслаждаться любовью,
красотой, нежностью?
-Для любящих страх и боль никогда не проходят,
просто замирают на время, засыпают, чтобы
быть наготове и в любой момент прорваться
наружу словно гейзер.
***1
Понедельник1
Все было как обычно. Я едва успел на первую запланированную на сегодня встречу, а теперь почти опаздывал на вторую. Мобильник постоянно трезвонил, несмотря на конец рабочего дня. Я включил автоответчик, поставил телефон на вибрацию и убрал звук, чтобы он не помешал моему разговору с очень ценным клиентом нашей компании.
Хорошо, что выпало пять минут до встречи, ведь я настолько замотался по делам, что только и смог вытереть влажной салфеткой испарину со лба, но к приходу гостя все же пришел в себя и выглядел вполне спокойным. Именно поэтому наш разговор начался так хорошо. Мы оговорили условия, сроки, детали и пожали друг другу руки после подписания протокола. Однако при этом я заметил некоторую напряженность во взгляде моего собеседника. Никаких видимых причин для этого вроде бы не имелось.
Я вполне оценил его: подтянутый, высокий, чисто выбритый и пахнущий дорогим парфюмом – такие очень нравятся женщинам. С ним была секретарь, особа лет двадцати, прямая как струна, в идеально строгой офисной одежде, с идеально строгой офисной внешностью и поведением. При нашем общении она внимательно слушала и, просматривая свой блокнот, наклонялась, чтобы что-то очень тихо сообщить своему шефу, после чего тот улыбался, кивал мне и наша беседа продолжалась.
Разговор наш дался мне легко лишь по причине хорошей предварительной проработки, потому что мое внимание все время отвлекала эта вышколенная девица. Что-то было в ней крайне раздражавшее меня. Слава богу, я давно умею скрывать свои эмоции, но этот господин, видно, что-то все-таки заметил. Он начал пояснять мне пару сносок в тексте заявки на проектирование и случайно поймал мой взгляд на изящные колени секретарши. Сведенные вместе, они ни на миллиметр не нарушали внешних приличий и тем не менее полностью поглотили мое внимание – подол ее строгой узкой юбки слегка приоткрыл их, когда она потянулась с дивана за бумагами на журнальном столике. Мой гость глянул на секретаршу, потом на ее колени и явно заторопился, хотя и продолжал улыбаться мне.
Я проводил своих посетителей до выхода из бизнес-центра и остановился, чтобы дождаться, когда отъедет их бмв, но тут секретарша развернулась и стала быстро подниматься обратно по ступеням, что было не слишком-то просто на ее высоченных и очень тонких шпильках. Боже, какие ножки,– подумал я, глядя на нее.
-Господин Федоров! Одну минуту!– воскликнула она,– Мы случайно захватили ваш экземпляр протокола.
Секретарша протянула его мне, и тут от неловкого движения у нее подвернулся каблук. Меня рефлекторно толкнуло схватить ее за руку, чтобы она не упала. Испуганно посмотрев на свои щиколотки, она перевела взгляд на меня. Я наклонился к ней и очень тихо сказал:
-Бегай по ступеням осторожнее. Жду тебя через два часа здесь же.
Ее зрачки в изумленно округлившихся глазах мгновенно расширились, а щеки слегка порозовели, но уже через секунду выражение лица стало прежним. Она осторожно высвободила свою руку, которую я все еще держал, кивнула мне для приличия и очень сноровисто сбежала вниз к своему шефу. Вот же коза малолетняя, усмехнулся я, глядя ей вслед, ведь только что чуть не упала.
Было уже почти восемь часов вечера, когда они уехали. Я стоял и смотрел, как удаляется их автомобиль, и почему-то совершенно точно знал, что она приедет. Хотя даже не пытался объяснить самому себе, для чего сделал так, а не иначе. Присутствовало что-то такое в ней, пока не поддающееся расшифровке. Я просто решил – разберусь в этом потом.
Мои сотрудники давно разбежались по домам, так что я принял душ, переоделся, сварил себе кофе в офисной кухне, где обычно все мы обедали, и расположился в комнате для переговоров. Мы особо тщательно ее обустраивали, чтобы поддерживать репутацию фирмы. Тут все работало на имидж компании – высокие живые монстеры в горшках-амфорах, очень реалистичный огонь на основе пара в изогнутой чаше и старинные часы для эклектики. Мягкую мебель в свое время я выбрал из светлой эко-кожи: глубокие кресла и диван-трансформер. Изредка я и сам оставался ночевать в офисе.
Глядя на телеэкран, где шли вечерние новости, я прокручивал в памяти лицо секретарши, ее дрогнувшие губы и удивленные глаза с неимоверно расширившимися зрачками, которые словно пытались меня впитать.
Она не выглядела покорной гейшей при своем господине, напротив, с достоинством вела себя, двигалась и смотрела вполне в духе независимых европейских женщин и проявляла всего лишь корпоративную учтивость. Только молодость делала ее уязвимой, чем я и не преминул воспользоваться. Эта уязвимость промелькнула в ее взгляде каким-то по-детски восторженным изумлением. Но оно не ускользнуло от меня.
Я помнил момент, когда поддержал эту особу от падения. Ее узкая ладонь была почти на четверть меньше моей и все-таки тут же передала мне свое тепло. Господи, какие маленькие у нее ручки, промелькнула у меня мысль, она же наверняка еще из детства не совсем вылезла. Чем она может быть тебе интересна?
Ни один мускул у меня не напрягся – я был абсолютно спокоен и все-таки ждал ее. Какая-то ревность к этому господину, ее шефу, царапала мое самолюбие. Себе я так и не завел персонального секретаря, данные обязанности разделили между собой мои сотрудники. Но не это являлось причиной моей ревности. Меня волновали колени секретарши, достойные резца Антонио Кановы, ведь ее шеф мог у себя в офисе беспрепятственно смотреть на них, когда хотел.
Я сделал пару звонков, посидел над проектом договора, а потом вышел на балкон. Уже темнело и внизу все сверкало – в сумерках мигали красные огоньки стоп-сигналов автомобилей, чередой тянувшихся в вечерней пробке.
Как она доберется сюда, если сейчас и мышь в потоке машин не проскочит, прикидывал я. Но вдруг в дверь позвонили. Я был уверен, что это служащий бизнес центра, однако на пороге стояла она.
***2
Оглядев вечернюю гостью с ног до головы, я сделал шаг назад и жестом пригласил ее войти. Видно, на улице моросил дождь, незаметный с балкона – плечи и волосы ее были покрыты бисером мелких капель.
-Вы просили, я приехала. Какой у вас ко мне вопрос?– произнесла она вполне спокойно, но метнувшийся в сторону взгляд выдал ее волнение.
-У меня нет к тебе вопросов,– ответил я. Дома она переоделась в джинсы с джемпером и в такой одежде стала выглядеть словно школьница. К тому же кроссовки вместо высоких шпилек сразу сделали ее ниже ростом.
-Давайте на "вы",– смутилась она.
-К чему эти формальности?– усмехнулся я,– Садись, ты промокла. Может горячий чай?
Она кивнула, прошла и села.
-Почему ты не смотришь на меня?– спросил я. Она подняла глаза, и снова накатило что-то раздражающее, а, вернее, тревожащее меня. Однако никак не удавалось понять – что же вызывает это состояние.
Я налил ей чай, и пока моя гостья осторожно отпивала его из чашки, продолжал внимательно изучать ее лицо.
-Леон Георгиевич...,– начала она, но я перебил ее:
-Просто Леон.
-Я ехала к вам через весь город, какой у вас ко мне вопрос?
-Вот же упрямая! Я ведь сказал, никаких вопросов и формальностей – давай на "ты".
Зрачки ее вновь расширились, а на щеках проступил нежный румянец, наверно от горячего чая. Я встал и потянул ее за запястье, чтобы она также поднялась, и меня коснулся ускользающий запах нагретой солнцем травы, тут же всколыхнувший неясные чувственные воспоминания. Я почти физически ощущал смятение моей гостьи, на меня же накатывали совсем другие волны. Впервые в жизни желание так туго скрутило мои мышцы и сознание, что я даже рассмеялся.
-Как тебя зовут?– спросил я.
Глядя на меня во все глаза, она чуть слышно произнесла:
-Саша...
-Не бойся. Одно твое слово и я отвезу тебя домой.
Мы стояли, практически соприкасаясь друг с другом, мне даже передавалась ее легкая дрожь. Склонившись к ней, я разглядел оказавшиеся очень близко слегка распушённые легкие прядки ее волос и на мгновенье забылся. Опомнился, лишь когда ощутил вкус ее губ, но больше уже не мог контролировать выражения глаз – она в ужасе закрыла их. Удерживая в поцелуе ее за затылок, я почувствовал, как щелкнула и расстегнулась заколка на ее волосах, и вся их копна рассыпалась ей на спину из-под моих рук. Сердце мое замерло, чтобы тут же сорваться в неистовый аллюр.
Волнение почти лишило эту упрямицу способности хоть как-то противостоять мне, когда я, путаясь в застежках, раздевал ее. Беспомощно хватаясь за мои руки и издавая какие-то жалобные звуки, она ничего не могла сделать, лишь уже лежа подо мной словно опомнилась, напряглась и даже попробовала воспротивиться моему насилию. Но было поздно – я овладел ею сразу же, раздвинув ее упрямые колени, и больше не отпускал, стараясь ненароком не причинить ей боль. Хотелось коснуться губами ее груди, но моя строптивая пленница защищалась, и чтобы она не вывернулась из-под меня, я удерживал ее стройные, изумительно гладкие бедра и, приподняв их, входил в нее раз за разом, всеми силами смиряя желание безудержно ускориться. Меня как током прошивало наслаждение, аж дыхание прерывалось, поэтому трезвая мысль – отпустить ее, отвезти домой,– тут же испарялась. Пленница моя пыталась освободиться, но я подавлял все ее попытки, потому что она ни о чем не просила, и ее молчаливое противодействие заводило меня снова и снова. Но вдруг она слегка изогнулась и схватилась за меня, после чего я отчетливо почувствовал непроизвольные спазмы ее лона. Во мне всё напряглось, мне стало не хватать воздуха, и я наконец-то отпустил тормоза, не в силах больше сопротивляться острому сладостному ощущению, которое, нарастая как снежный ком, тут же завершилось феерической разрядкой с пульсациями, подобно прыжкам пущенного по воде камушка.
-Что это было?– мелькала и таяла мысль, которая то возвращалась, то вновь отдалялась, пока я приходил в себя, наблюдая радужные круги перед глазами и ощущая расслабляющее тепло во всем теле. Накатывающее изумление не покидало мой разум – как и почему эта непокорная малолетка повлекла все мои желания и подчинила их себе настолько, что я даже сдерживался, чтобы не кончить раньше нее? Когда со мной такое бывало?
-И откуда ты только взялась?!– в сердцах вырвалось у меня. Но она уже не слышала, потому что почти сразу уснула в изнеможении, заставив меня хмыкнуть:
-Ну надо же, работал я, а спит она.
Раскинув руки, она словно плыла по глади озера. Я не мог отвести глаз от ее стройного обнаженного тела, плечи и грудь которого частично закрывали разметавшиеся локоны. Сквозь них как через частую нежную сеть проглядывали манящие округлости и изгибы, так что хотелось запечатлеть их как художественную ценность. А еще меня непреодолимо потянуло вдохнуть запах ее восхитительных волос, и я, стараясь не разбудить их владелицу, наклонился и ощутил едва уловимый несравненный
