Ноктюрн

Пандемия. Производственный спецприёмник  для забора проб и ожидания результатов тестирования. Изолированное гнёздышко на троих без права выхода в коридор, а он под неусыпным контролем медперсонала. Условия в целом терпимые, но только вот пружинные матрасы оказались, так скажем, не Первой Пружинистости. И потому перед возлежанием выявлялась сторона матраса с минимумом "болевых точек", а после уже следовало их обкладывание одеялом и полотенцами по нескольку слоёв, в качестве буфера. Но всё ж достичь желаемого — мало кому удавалось. И потому, махнув рукой, действовали по принципу "стерпится — слюбится". Вдосталь донимал также и визг-лязг пружин, когда малейший разворот в постелях вызывал такую какофонию, что хоть берушами затыкайся. Да и было от чего: даже возня через стенку отдавалась эхом и отзывалась в сердце и мозгу.

А прожжённые оптимисты отшучивались, отоспимся, мол, за полмесяца вахты. И в этом была определённая доля оценки и понимания реалий производства при пандемии. Оперативный персонал цехов (как низшее звено) считался самым неорганизованным и беспечным и контакты с ними начальственных структур были отнесены к высшей степени риска заражения. И нам тож как раз того и надо было, ибо еженедельные проверки-мытарства рабочего персонала всякими комиссиями из управления, в корягу достававшими нас всех распросами на знание азов и верхов корпоративных правил и инструкций, были, стараниями пандемии, низведены до нуля. Начальство ж нашего производства фактически неотлучно находилось на своих крёслах в административном корпусе, лишь бы не пересечься в цеху с "заразными" рабочими. Почти все плановые переключения переносились на неопределенный срок, а задания вахте выдавались исключительно по телефону или почтой. Но так как возможности контроля сверху резко сузились, то рабочий класс быстро смекнул, что нужно создавать видимость выполнения заданий, а то и вовсе их игнорировать. А так как смены тянулись целую вечность, а видеоконтроль отсутствовал, то народ стал выдумывать себе развлечения, вплоть до картёжных баталий, а к концу смены на столах высились целые горные пики шелухи от семечек. Персонал обленился вконец и даже простейший обход оборудования, связанный с подъёмом по отметкам и на кровлю, воспринималась как непомерная  тяжесть. Да и что там вообще может статься с этим оборудованием, хоть ничто и не вечно под этой луной. Вот так вот, благодаря Пандемии, наш оперативный персонал познал, что Счастие вполне возможно на отдельно взятом производстве.

Но вернёмся в нашу палату, где особым счастием не пахло и даже отдавало смертной тоской, ибо оттуда ни выйти, ни покурить. Как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно. Сердобольные сестрички, после клятв в вечной любви и верности, выпускали страдальцев, ибо, без этой эмоциональной отдушины, те могли наломать немало дров. Да и каждый выдумываемый запрет это всего лишь новый повод для его искусного обхода.

А раз преодолено одно препятствие, то уже в нём одном таятся предпосылки к преодолению и других препон. И, конечно ж, самым измывательским из них было разлучение пылающих сердец на долгий срок произволом номенклатуры. Без устали и успокоения, ищут они, с самого своего разделения и заточения, возможные и невозможные пути своего воссоединения и слияния. И находят! А медперсонал, среди которой есть и половозрелые парни, и которые сами ж втихаря вынуждены, увы, такова и их природа, нарушать установленные регламенты, то те не всегда могут устоять пред напором и натиском разлученных и умирающих возлюбленных.

И вот лежу себе средь Бела Дня, почитываю и вдруг — пресладостнейшая музыка, будто какой искусный мастер играет "ноктюрн на скрипке из матрасных пружин". Соседи также на миг замерли, но тут же разразились скабрёзными шуточками. Сосед, что слева, предлагает нам смачную полюбовную историю, имевшую место на работе ещё до пандемии:
В ночную вахту произошла нештатная ситуация с отключением оборудования. В сообщениях по поисковой зачастила фамилия одного из обходчиков. Это продолжалось минут десять. Затем уже начались поиски одной из лаборанток. Так, уже горячей, ситуация начала проясняться: два сапога пара, да оба на одну ногу. Но сколь долго ни кричали — только голос надорвали. И только развернулись, да вышли на режим, заявляется предовольный, как ни в чём не бывало. Юлил, отнекивался, не слышал, прикорнул, а как припёрли — сознался, не устоял пред пышными округлостями. Возникшая ситуация не перешла в аварийную и потому обошлись предупреждением, без занесения, ибо работник он был старательный. Отметили, вдобавок, что ещё и на все руки-члены мастер.

И тут сверху до нас доносятся стуки, колотьба по двери, крики и ругань, которые не возымели никакого воздействия на ход процесса. Только матрасные пружины пропели в ответ: ско-ро, ско-ро, сов-сем ско-ро.

Сосед сзади разглагольствует о том, что оно вроде и хорошо, что с женщинами, но и тяжко, а иногда и вообще невыносимо. Не маячили б пред глазом, то и мыслей б никаких. И мы хором соглашаемся, что женщины, будь они хоть на корабле, хоть на смене — разницы никакой, а в глухой ночи жди-пожди аварийных ситуаций.

Мы тут невольно замолкаем, ибо ноктюрн не только не закончился, а перешёл на крещендо. Сколько мы уж тут переговорили всего, а финальная стадия представления только начинается. Парочку нашу мы явно недооценили, а предполагаемый Ноктюрн плавно перетекает в целую Симфонию. Отмечаю про себя, что этот парень-работяга смело может претендовать на роль Первой Скрипки на любом концерте. Закинул я подальше эту дурацкую книжонку, которую всё это время не выпускал из рук и весь отдался стихии Божественной Музыки.  И постепенно прихожу к пониманию того, что ни один разодранный матрас, да и никакие горести и напасти не могут испортить тебе ни день, ни вечер, когда ты с Любимой Женщиной!