переживёт.
–Всё будет хорошо, Тимми! – она горячо сжала руку сына. – Поверь мне, мы справимся. Наш папа всегда с нами. Жизнь не кончается смертью. Она кончается с безразличием живых.
Тимми обнял мать. в этом объятии был его ответ, его глубочайшее заверение в том, что он будет рядом, что поддержит, поможет, что они справятся, и самое важное – его вера в светлую память об отце.
Об отце… для Тимми это было странно. Ему казалось, что отец всегда где-то далеко –далеко мыслями. Не здесь. Нет, у Тимми не было никаких обид, отец дал ему очень многое, и проводил даже с ним раньше время, но это ощущение чего-то чужого, чего-то разделяющего их – не покидало Тимми никогда.
Страшно сказать, но в мыслях Тимми Пол Оуэнс скончался как отец ещё до физической смерти, когда спрятался за стеной какого-то нарочитого отчуждения от него. На вид всё было в порядке, но Тимми видел страшную пустоту и равнодушие в глазах отца и сейчас испытывал от его смерти едва ли что-то горше, чем смерть приятеля. Не друга даже.
Но маму ему было жаль.
Ещё три дня назад Тимми получил предложение отправиться в командировку. В плюсах – опыт, новые знакомства, повышение по службе, солидная премия, да и просто интерес. В минусах – скончавшийся как раз отец и нежелание покинуть мать в такой трудный момент. Тимми только радовался тому, что не успел ещё рассказать ей о предложении. Она бы поняла, она бы сообразила, что он останется и всеми силами, в ущерб себе, отправила бы его в командировку.
И он был бы на иголках. И ей было бы плохо.
«Ничего, поеду в следующем году», – решил про себя Тимми и промолчал насчёт предложения. Он становился опорой для матери и чувствовал облегчение в том, как легко дался ему выбор.
Я видел его дух. Твёрдый и сильный. Такие люди – стены. Такие люди – крепость. Они не приходят ко мне в комнату Великого Ожидания, они уходят сами, по сроку, не моля себе ни отсрочки, ни раннего забвения.
«Поеду в следующий раз!», – убедился Тимми, когда мать пообещала ему, что всё будет хорошо. Видимо, тоска всё-таки прорвалась через отчуждение отца и сына, и Ребекка прочла её.
Тимми знал, что обманывается. Такие поездки, такие гранты – это, конечно, удача. Едва ли его порекомендуют второй раз. Но он всё-таки не жалел. Не веря в судьбу, он отдался ей.
–Мы справимся, мама, – пообещал Тимми. Теперь он почувствовал только, как резко повзрослел. Он не задумывался об этом ни встречаясь с Марией, ни получив диплом, ни поступив на работу. Он ощутил это в полной мере только сейчас. И это осознание грузом легло на его плечи, но не сломало.
Он знал что выдержит. И я знал.
***
–Ну что, бывший Пол Оуэнс, – я был мелочен и ехиден. – Какие планы?
Души полагают себя умнее замысла. Напрасно, конечно, но не будь в них этой глупости, я бы сидел в комнате Великого Ожидания целую вечность в одиночестве. Но нет, души здесь. души рвутся, души ищут себе участи лучше, чем та, что написана.
На этот раз дух почившего Пола не был счастлив. Он больше не чувствовал себя свободным. Скованный, забитый страхом, он уже знал решение двух Царств в отношении себя: Ничто.
Дух, живший буйно, сбежавший в рутину и не выдержавший её, подлежал падению в Ничто. Это не было наказанием. Это было решением экономическим и разумным. Нельзя отправлять всех по Царствам, нельзя всех перерождать, кто-то должен строить и пустоту.
Дух почившего Пола был бесполезен для обоих царств. В последней своей жизни он не принёс ничего, но это ещё бы можно стерпеть, но его побег от семьи в смерть в угоду своей тоске, тоске, которую он так выпрашивал в прошлое свое возвращение?..
Признаюсь не без злорадства, что я приложил свои усилия, когда отправлял две копии характеристики этого духа по Царствам. Я высказывал всё, что думал и то, о чём молчал.
Небесное Царство отозвалось первым: «в принятии духа отказать. Архистратиг Габриэль». Следом отозвалось и Подземное: «в услугах не нуждаемся. Азазель».
А Ничто доброе. Оно принимает всех. Ему плевать насколько ты жаден, туп, умён, злобен, или добр. Ничто заберет.
–Я не хочу! – дух плакал. Я молчал.
Молчание – лучшая казнь. Когда ты не говоришь ничего, ты остаёшься бессловесным божеством, которое недосягаемо, когда же ты открываешь рот – ты уподобляешься смертным. Это я – как тень смерти, явленная в день появления самой Смерти – говорю с полной уверенностью.
–Можно же что-то…не могло же…
Нельзя. Могло. Ты сам выбрал свой путь. Ты переспорил замысел, когда вышел из выбранной прежде рутины, не оценив её прелести. А теперь замысел мстит – ты ему не нужен, бунтовщик поганый.
Замысел не любит мятежи. И мятежников, неважно какому роду те принадлежат.
–Но я…
Дух не мог больше плакать. Время его ожидания сокращалось. Ничто приближалось, чтобы проглотить его, переварить и выпустить из себя пустотой, что должна расширить его власть.
–Помоги…
Я молчал. Ничто открывало за спиной духа погибшего Пола Оуэнса свою пасть, и уже пожирало неудачливый дух.
Я отвернулся, дожидаясь, чтобы тошнотворное Ничто исчезло. Комната Великого Ожидания снова ждала гостей.
