дурки сбежавшего и говорит – выдвигайся, я тебя поддержу.
*
- Да не говорил я этого!
Но тут народу совсем конец пришёл от смеха.
- Really? – испуганно удивилась моя Кукла.
- Да не говорил я этого! - повторил я.
*
Заппа:
- Короче – психанул я, повернулся и ушёл. Иду и думаю – а чего я так повёлся?... И тут я сообразил – ковбой же из USSR, ни музыки моей не знает, ни что такое «гавна не ем». Это не он ковбой, это я – конь ковбоя! –
и вроде, как закончил историю,
- Это хорошо ещё я не сказал, что галстук с костюмчиком Лунный Пьеро называется – а то б вообще…
*
Народ уже утирал слёзы…
*
Но это был ложный конец,
накручивая интригу, Заппа пошёл на второй финал:
- Стою, народ вокруг – и вдруг вижу – ковбой через людей руку тянет. И так - к груди приложил – извиняется. Ему, видать, объяснили – и он извиняться пришёл. И меня это растрогало. Я показываю ему – мол, тутти–фрутти, нормально всё, братан. А все расступились – и тишина. И все ждут, что он скажет. А я думаю, он сейчас скажет – сорри, Заппа, не признал, я сегодня очки дома забыл, желаю тебе новых дисков и стать президентом. А он мне вдруг говорит – ты, Заппа, с таким галстуком никогда президентом США не станешь! Галстук у тебя, хоть и золотой – но полное гавно!
*
В его исполнении это было так смешно, что и я рассмеялся,
про народ я уже и не говорю, народ уже рыдал от смеха.
- Вау?! – ужаснулась Кукла.
- Да не так всё было! – сквозь смех, отчаянно огрызнулся я.
*
Заппа обнял меня за шею:
- Вот так и познакомились. И вот сидим тут… а приезжай ко мне. Я тебя месяца три по концертам потаскаю – язык выучишь и в музыке подтяну. Музыку, конечно, ты писать не научишься, зато узнаешь, как не надо её писать. Я вот – знаю, что не знаю, как писать музыку – и это охрененное знание. Я тебе на полном серьёзе говорю.
*
Я до сих пор пользуюсь его формулой –
я теперь знаю,
как не надо снимать кино.
Эта формула не даст заскостенеть,
это формула движения.
*
Помню – Кукла встала и куда–то вышла.
Заппа оценивающе посмотрел на неё,
наклонился ко мне и тихо сказал:
- Она хорошая.
Мне понравилось.
«Слезай ты с неё» в этой суетне–болтовне уже подзабылось.
*
- Она хорошая… – повторил Заппа, - … но не твоя.
Опять двадцать пять.
*
- Ещё годик, два поиграет в актриску и выйдет замуж, - шептал он мне на ухо, - Двое–трое детей, хорошая стабильная семья. Ну, может, ты одного и успеешь ей нафутболить. Не твоя это баба. И не спорь - я старше.
*
Да, он был почти в два раза старше
и с заботой это он мне сказал –
не как отец, конечно, но как старший брат.
Наверное, чтобы я не сильно горевал –
через пару дней мы с Куклой расстанемся,
может и навсегда.
*
До зимы я отчаянно названивал ей –
и с киностудий нахаляву,
и из дому.
Потом нашёл какой–то левый коммутатор, где надо было набирать цифр тридцать,
чтоб дешевле,
но всё равно счета приходили дикие.
Сначала звонил каждый день,
потом через день,
потом…
*
… однажды дверь моей съёмной квартиры в Москве заверещала звонком.
Я открыл…
*
… в дверях стояла она.
Одета, как на северный полюс,
с двумя здоровенными чемоданами:
- Я приехала жить в СССР.
А времена–то были непростые.
*
Эти 10.000 км. и десять часов разницы во времени
породили два абсолютно разных типа людей.
Тут она враз перестала говорить свои извечные вау и realy
и начала, как сапожница, ругаться матом.
*
Сначала я думал, она просто боится нашей жизни,
потом понял –
она ненавидит мою страну.
И это было горько.
*
Зато сразу и дико ей понравилось слово тёлка.
- Аэм тиолкаа! - радостно сообщала она и лезла обниматься.
Потом понял – она думала, что тёлка, это законная жена быка.
*
С запретной полки тогда достали «Агонию» Элема Климова
и был просмотр на английском языке.
Ну и меня позвали.
Я пришёл с ней.
Мне было приятно придти с ней.
*
Она сидела и – я видел – ничего не понимала.
Ни–че–го.
Но когда в конце фильма Императрица процедила сквозь зубы:
- Ненавижу эту страну! –
Кукла зааплодировала.
Единственная в зале.
Многие обернулись.
*
Хотя… ей не отказать было и в странной прозорливости,
которую я оценил далеко не сразу.
Наутро молча, завтракали.
- А почему Распутина так любили женщины… –
вдруг не спросила, а вслух задумалась она,
- … он же ел, как… -
она не нашла слов даже в английском,
- … даже свиньи так не едят.
*
… Распутин в фильме, действительно,
по режиссёрской прихоти и в великолепном исполнении актёра Петренко,
ел как идиот,
руками, трясясь, давясь, чавкая и хрюкая.
Но я не знал, что ответить,
пожал плечами.
*
На столе лежал пригласительный с фото Распутина.
- Он страшен… – сказала она.
*
Да, Распутин был не красавец,
но она имела в виду не внешность, что–то иное.
*
- Ну… почему… – возразил я, опять не зная, что сказать.
- Он страшен… как Россия, – тихо сказала она.
И вдруг добавила:
- Я смотрела на тебя в зале – ты снимешь свой фильм об этом вашем Распутине.
*
Я вырос в Ленинграде,
рядом с живописно запущенным Юсуповским дворцом,
где убили Распутина
и даже водил её туда,
но меня почему–то абсолютно не интересовал этот персонаж.
И я тогда и думать не гадал,
что через двадцать лет…
*
… три серии
для «Первого канала»
«Григорий Распутин. СверхЪ звезда»…
первая серия – «Ловушка для антихрiста»
https://www.youtube.com/edit?o=U&ar=2&video_id=VkgOn8FINMw
вторая серия - «Чiсто русское убийство» -
https://www.youtube.com/watch?v=rYXAMWUocbM
и третья серия - «Охота на Россию».
https://www.youtube.com/watch?v=aK2SiyhU5Zg&t=1412s
и сценарий в издательстве «Berkhouse».
*
Но и Заппа оказался дальновиден.
Однажды, вернувшись из короткой поездки в Питер по делу,
увидел чисто убранную квартиру
и записку на столе:
- «Не могу больше. Прости».
*
Вот только «нафутболить» я ей не успел.
Да Заппа и не обещал.
Он сказал – может быть.
*
Баба с возу – кобыле легче,
гласит народная мудрость.
Но легче не стало.
Опять я забежал вперёд…
*
Стриптиз давно закончился,
и надоели уже эти клубные посиделки,
народ из ложи разошёлся,
Кукла с Наташей тоже куда–то ушли
и мы с Заппой оказались вдвоём.
Сидели и молчали.
*
Вдруг он спросил:
- Как думаешь – хээл есть?
*
- Что такое хээл?... не понимаю…
*
- Dante, - объяснил он и показал пальцем в пол.
*
Что такое dante? Да ещё на полу…
*
- Dante, Dante Alighieri, - у него нос как у меня, - он повернулся в профиль и напряг нос.
И тут я понял, что он спросил меня про ад…
*
… мы сидели в ночном клубе,
он спросил меня про ад…
*
…колотила какая–то музыка,
я смотрел на пустую сцену,
где только что голые девки вертели на шесте свои роскошные тела.
Он спросил меня про ад…
*
- Да неее-ет… – как–то пренебрежительно махнул он рукой в зал,
заметив, что я туда смотрю, - … это не то…
*
… а что тогда то?
я неопределённо пожал плечами про ад...
*
… да и странный вопрос для ночного клуба…
*
… посидели, помолчали.
Я думал про ад.
И ничего не придумал…
*
- Ты меня там лажанул… – вдруг начал он, – … я разозлился. Крепко разозлился. Иду – и вдруг дежавю такое – где–то это уже было… ничего понять не могу…. и вдруг – вспомнил того дедка с поносом. Ну, что я рассказывал. Надо ж, думаю, как бумеранги по жизни возвращаются… стою с народом тру, на тебя посматриваю и думаю: сынок ты, сынок – ведь это ж потом к тебе же вернётся… и тут смотрю – ты стоишь, руку поднял – и извиняешься… меня это так поразило… а я ни хрена тогда не извинился – это я понты прогнал, что извинился…
*
… я поднял глаза на него и…
обомлел…
напротив сидел старик,
старый Фрэнк Заппа…
*
… я подумал – примерещилось, свет изменился.
Но свет не менялся –
лицо стало сероватым, резко проступили все морщины, лохматые волосы совсем поседели и стали какими–то жидкими и зализанными и даже заострился нос.
И снова он смотрел в свои бездны…
*
… и были боль и ужас в глазах.
Настоящий ужас…
*
… я заворожено, как загипнотизированный не мог оторвать взгляда от его лица.
Мне показалось, я стал понимать, куда он смотрит…
*
… там, куда он смотрел –
была – тьма…
чёрная тьма…
кромешная тьма…
*
… он очнулся, вздохнул и полуспросил, полусказал:
- Догадался?...
*
… о чём?
Я молчал – не знал, что сказать…
*
- Догааа–ался… – сам себе усмехнулся он, - … я вижу – догадался… ещё там… –
он покачал головой горько и устало:
- Всю жизнь курил по три пачки в день… а рак – в жопе завёлся…
*
… я притих.
И даже не сразу и сообразил…
*
… он усмехнулся:
- … даже как–то и обидно… -
помолчал,
и усмехнулся ещё горче:
- … и поставят мне памятник – в виде большой каменной жопы… и напишут... –
видимо, кого–то передразнил,
- «эта жопа служила музыке»…
*
… тягостно стало.
- Давно? – спросил я.
*
- Да вот… – он показал рукой, - … сегодня… утром… вчера уже… даже как–то не верится… говорят, надо ещё анализы там… но… я уже чую… я уже чую… дело к финалу.
*
… воздух стал тяжёлым и начал давить на плечи.
Веселенький стриптизик вывернулся наизнанку –
тёлка–жизнь задрала подол
и там оказалось вовсе не то, что ждали –
сама смерть глядела оттуда.
На красной подушке сидел голубоватый Пьеро с гитарой,
красными губами и чёрной слезой на лице…
*
… он опять смотрел перед собой:
- …. растерялся я… растерялся…. нет, не растерялся – приссал…. сегодня в зеркало на себя глянул – ссыт этот человек… ссыт – и не знает, что делать, как дальше жить … –
глянул на меня:
- …. а люди не должны видеть, что ты ссышь… когда ты болен – ты жалкий, ты никому на *уй тут не нужен…–
задрал свой длинный нос
и провернул кистями в воздухе под подбородком –
комично изобразил под горлом галстук,
- … вот я и нацепил этот галстук… спрятался… чтоб никто не заметил, что я ссу…
*
… но было не смешно…
*
- … золотой... люди любят золото… оно блестит… и слепит… и вот я такой сегодня вышел, весь спрятался, весь в золотом галстуке, думаю, х*й кто увидит…. а один режиссёрчик, такой шустрый, меня увидел и говорит, - Ну, ты клоун.
*
- Да нет, ну что ты, ну перестань, я этого не говорил, – начал я отчаянно выкручиваться.
Но врать ему было бесполезно…
*
… усмехнулся:
- А кто сказал, что это был ты?... –
помолчал,
- … кого ты паришь… –
потом безнадёжно махнул рукой,
- … всё правильно… я и есть клоун…
и повторил, разделяя слова,
- … старый… обоссавшийся… клоун… –
сложил фигу из пальцев, приложил к паху,
сказал – piss-piss-piss
и двумя пальцами брезгливо потряс штаны.
И снова, взбив воздух кистями рук под подбородком и задрав нос,
смешно показал галстук,
- … с золотой рыбкой в зубах…
*
… невидимая рука сдавила горло.
Всё в этот миг связалось узлом,
узлом золотого удушающего галстука –
и тот клоунский галстук,
и его остановившийся взгляд,
и мой ледяной ожог догадки,
и то, что он сейчас говорил.
И слов не было.
- Сейчас же… у вас… вроде, лечат, – попытался хоть что–то сказать я.
*
- Поздно… опоздал… год дают… максимум два…
*
… хотелось поддержать, дать хоть какую–то надежду,
но когда не надо – слов полно,
когда надо – слов почему–то нет:
- Медицина сейчас развивается такими темпами…
*
… криво и горько в ответ усмехнулся:
- Думаешь за год жопы новые пришивать научатся?... ладно, год есть – за год можно много чего успеть… а за два – так и вообще… может, сейчас она и начнётся – моя музыка… моя настоящая музыка…
*
… так вот к чему был Шёнберг.
и жена его Матильда,
и бедолага Герстль в петле и с ножом в груди,
и «Лунный Пьеро» –
всё вплелось в этот галстук.
в эту золотую петлю на шее…
*
- Никто пока не
