*
Книппер-Чехова:
- «Когда вернулся Рабенек, мы быстро и молча на полу кололи лёд в ожидании прихода доктора...»
*
Лев Рабенек:
- «Когда я вернулся в отель, доктор был уже в комнате Антона Павловича…».
*
И пишет он это неспроста - он же читал её воспоминания…
*
Книппер-Чехова:
- «Выражение лица Антона Павловича было сосредоточенное, ожидающее, как бы прислушивающееся к чему-то...
Пришёл доктор Швёрер и с мягкой лаской начал что-то говорить, обняв Антона Павловича.
А. П. как-то необыкновенно прямо приподнялся, сел и сказал, громко и ясно:
- «Ich sterbe».
*
В черновиках её воспоминаний чуть иначе:
- «Антон Павлович сел
и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки
(он очень мало знал по-немецки):
- «Ich sterbe».
*
В этот трагический момент прервёмся
и вспомним внука лейтенанта Шмидта, по собственному признанию черкеса в пятом поколении, Андрея Георгиевича Битова («Мой дедушка Чехов…»):
- «Это очень волнует праздный русский ум.
Почему по-немецки?
Отрезвляя гипотезы, я утверждал, что потому, что доктор рядом был немец и он сообщил ему своё мнение как врач врачу».
*
Первое:
объяснять что либо Schwoererу - бесполезно - сейчас убедимся -
он никак не хочет видеть, что Чехов умирает.
И пока Чехов не умрёт он этого так и не поймёт.
Зато это видит Чехов.
И скорее, он извиняется перед Schwoererом, что того заставили встать с постели в такой поздний час, чем что-либо объясняет как врач врачу.
Второе:
чуть позже убедимся - дочь прусского подданного не знает немецкого.
Её дед, крещёный в лютеранстве еврей Книппер из Эльзаса, приехал в Россию в середине 19 века.
И если в семье деда ещё говорили по-немецки, то внуки его уже обрусели и забыли этот язык за ненадобностью.
Чехов говорит на немецком, которого тоже почти не знает, только для того, чтобы не поняла жена,
которая, как и доктор Schwoerer
не видит и не хочет видеть,
что Чехов умирает.
А Чехов - не хочет её расстраивать. Он не хочет пугать жену.
Вот почему Чехов сказал:
- Ich sterbe.
«Я умираю» на немецком.
И, вряд ли повторил «я умираю» на русском.
Да и студента в номере, вроде, пока ещё не было.
*
Но есть и ещё одна версия этого ich sterbe.
И тут нам в помощь - самый издаваемый в России автор - Корней Иванович Чуковский,
который любил собирать окололитературные слухи со сплетнями и десятилетиями исправно заносил их в свой дневник:
- «М. Ф. Андреева сказала, что Горький не верил Книпперше,
будто Чехов, умирая, произнес:
- «Ich sterbe».[
На самом деле он, по словам Горького, сказал:
- «Ах ты, стерва!»
М. Ф. не любила Чехова».
*
Хоть Книпперша, это жена Книппера, а не Чехова, не одни мы не верим Книпперше.
Но кого имел в виду Чехов под стервой - жену или жизнь вообще - в отличие от Горького с Андреевой, уточнять не станем.
*
Sterbe - умирать.
А стерва - это падаль. Труп умершего животного. Гриф-стервятник, например, потому так и назван, что питается падалью.
Что дало повод почтеннейшему Александру Жолтовскому, лингвисту и знатоку языка сомали,
сложить две версии и утверждать, что Чехов в ту ночь произнёс двуязычный каламбур - Sterbe-стерва.
Впрочем, кроме Александра Константиновича, с 1904 года это мало кто заметил.
*
Недоверие к Книппер-Чеховой (и не только наше) вынуждает и нас предполагать,
что Чехов в ту ночь не удержался от комментария по поводу прогулки жены за кислородом со студентиком.
И если всё же Чехов и обыграл каламбур sterbe-стерва,
то сказал это не со злостью, а с печальной и горькой иронией -
в смысле: могла бы и подождать, пока я умру.
Но, главное - с любовью.
Он любил эту свою роковую актрисульку.
*
По фрау Чеховой всё было, конечно, иначе, никаких каламбуров:
- «Антон Павлович сел
и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки
(он очень мало знал по-немецки):
- «Ich sterbe».
Потом повторил для студента или для меня по-русски:
- «Я умираю».
*
«… повторил для студента, или для меня…» -
Чехов у неё - прям большой драматический артист императорских театров -
что подтверждает наличие второго смысла в трагичном ich sterbe.
*
Теперь догадались, почему не спешит в номер студент?
Конечно, он придёт после «Ich sterbe».[
По крайней мере - в своих воспоминаниях.
Зачем ему про падаль слушать?
Это их семейные дела.
Ухаживания за замужними дамами это одно, это острое и романтичное приключение,
а разборки между мужьями и жёнами - это увольте.
Если дама не умеет скрыть от мужа свои делишки - это её проблемы.
Студент не хуже нас знал, что говорил Горький (и не только он один) про Книппершу.
*
Книппер-Чехова:
- «Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:
- «Давно я не пил шампанского…»
*
Погодите, до шампанского ещё дело не дошло - его ещё не принесли.
Да и студент с кислородом, вроде, ещё и не вернулся.
*
