Ах, это первое февральское утро! Оно выдалось именно таким, каким его ждали: роскошным в своей предвесенней свежести и потому очень желанным! И кошки потянулись к распахнутому окну центральной залы нашего одноэтажного, но просторного дома. Впрочем, потянулись кошки среднего возраста, а те что до года шумной ватагой бурсаков ринулись вперед и кто пошустрей быстро занял место в "партере" — у самого окна. Со двора тесный ряд торчащих в окне любопытных кошачьих мордочек неизменно дарил наблюдателю улыбку до ушей и лучезарное настроение.
Котята-подростки еще не были знакомы с нашим садом вживую, и по тому, как шустро двигались их розовые носики, было ясно, что они не против этого знакомства. Но — хочется да колется, ведь попасть в сад из окна можно было только сквозь шеренгу могучих и рослых можжевельников. Один из них дотянулся своими колючими ветками до самого окна и легонько покалывал тянущиеся к нему кошачьи лапки, как бы предупреждая, что внизу от сброшенных сухих хвоинок и мелких веточек и вовсе колко.
Самым храбрым оказался подросток чернобурый Арамис. Бесстыже обнажив черные фасолины под задранным хвостом, котик сиганул вниз и помчался направо вдоль можжевельников — какой хитрец! — к ближайшей стороне ограды, туда, где притулилась небольшая лесенка, поставленная специально для Белки, белой кошечки "за десять" в качестве подспорья в ее путешествиях по ночным таинственным делам.
Потеряв Арамисика, по карнизу стала стремительно бегать туда-сюда пушистая Марьяна — она очень хотела прыгнуть вслед за братиком, но очень боялась. Еще на окошке в первом ряду сидел юный рыжий Лисик, у которого из-за перенесенной тяжелой болезни один глазик стал меньше другого, что, впрочем, не мешало ему готовиться к предстоящим боям с собратьями, и он уже приступил к тренировкам: когда я пыталась взять его на руки или просто погладить, Лисик отрабатывал на моей руке приемы "царап" и "кусь". Сейчас он вертел головой, тоже очень хотел и очень боялся. Тогда я решила ему помочь, и Лисик в мгновение ока очутился внизу на белом холодном коврике. Я еще немного постояла, вдыхая горный с хвойным ароматом воздух, затем закрыла окно на защелку и ушла по делам.
Спустя полчаса из того же окна позвала котят домой. В ответ раздался протяжный горестный вопль. Это Лисик, грустно сидевший там, куда шлепнулся с моей помощью, подал сигнал SOS. Взрослые кошки, то и дело мелькая перед его глазами, показывали, как можно ловко запрыгнуть на окно, но котик ничего не замечал, бурно предаваясь печали.
А вот Арамиса нигде поблизости не было видно, и звуков он не издавал. Пришлось отправиться на поиски пушистого сокровища. Обошла дом, поднялась по Белкиной лесенке, нахально (а что было делать?) заглянула в чужой двор, не ушел ли в гости. А Лисик все так же сидел на том же месте и обреченно-укоризненно вопил. Вернулась к нему, взяла на руки, и — о, чудо! — котейка не оцарапал и не укусил! Воистину скорбь — лучший учитель! «Душа, закосневшая в грехах всякого рода, нелегко поддается чистке и врачеванию, но с большим принуждением и терпкостью и только через долгий опыт терпения и страданий осваивается с добродетелью». Эти слова святого праведного Иоанна Кронштадтского Лисик само собой не знал, но на собственном опыте убедился в их жизненности, правдивости и полезности. В сладких мечтах об уютной домашней лежаночке он дал последний и решительный бой "царапу" и "кусю", и был благополучно "спасен".
А что же Арамис? Когда я снова вышла во двор, неизвестно откуда вынырнувший котик опасливо выглядывал из-за угла. Он был так напуган, что забыл собственное имя. На мой зов "Арамис! Арамисик!" примчались все, кто до этого спокойненько прогуливался во дворе: красавица и злючка сиамочка Дианка, добродушный рыжий "сибиряк" Патрик, здоровенный, но трусливый русачок Ламбéрт, шустрые "черепашки" Стася и Хлоя, появилась даже косматая престарелая матрона Клеопатра или просто Клёпа, давно презревшая все прелести мира и неохотно откликающаяся на зов. Один Арамис не двинулся с места. Он сидел в позе Роденовского Мыслителя — полное воплощение мучительной и пытливой кошачьей мысли: где мой потерянный рай? Пришлось "спасать" и этого "туриста".
Домой котик был принесен в компании можжевеловых колючек и веточек, прошлогодних травинок, старой собачьей шерсти и еще чего-то дурно пахнущего, из чего был сделан вывод, что прогулка даром не прошла: котик достиг значительных успехов в постижении современного искусства Шок-арт. В награду за свои художества он получил гребенку, от которой он преуспел еще в одном шоке.
На следующее утро, когда я снова открыла окно для проветривания, на подоконник запрыгнули все, кто хотел и поместился. Не было только Арамисика и Лисика. Они бы, конечно, самые первые поместились, если б захотели, но слишком свежа была на сердце рана от первого в их жизни променада...
