Еще во ВГИКе он познакомился с девушкой с актерского отделения – Тамарой Седых. Они поженились. Брак этот продолжался 14 лет, но счастья им не принес, хотя Леонид очень любил жену и упрекал в семейном разладе только свою неуживчивость. А на самом деле причиной было другое - зеленый змий… Но это было позже. А пока…
Уже первые его публикации привлекли внимание наставника пишущей молодежи – Максима Горького. Он отмечал особый авторский стиль Соловьева и особенно хвалил рассказ «Последняя паранджа», где отмечал глубокое погружение в восточный быт и знание восточных традиций.
Алексей Максимович несколько раз беседовал с Соловьевым, правда молодой писатель сильно робел перед классиком и стеснялся задавать ему вопросы.
Он вообще был очень стеснительным. Неохотно фотографировался и всегда повторял: «Писатели – это Пушкин, Толстой, Горький. Я только литератор». А сам был уже автором повести «Новый дом», романа «Высокое давление», сборника рассказов. И все еще мучительно искал себя.
Но встречи с Горьким не прошли даром. Именно он обратил внимание Леонида на то, что лучше всего ему удаются вещи, связанные с лично пережитым, то есть со среднеазиатским материалом.
Уйти в твой древний зной и нежность
Своей стареющей души 4
Прошлое жило в нем постоянно. Он помнил все: высокие минареты, тающие в небесной синеве, древние пыльные тутовые деревья, которым приписывали особую священную силу. Он помнил мудрость и лукавую усмешку народных сказок и преданий, одним из героев которых был легендарный Ходжа Насреддин – вечный странник и правдолюб, защитник обездоленных, неуловимый и неунывающий.
В представлении Соловьева Ходжа Насреддин был иным – совершенно земным, реальным персонажем.
Леонид еще не подозревал, что пока он размышлял о своем герое, маковые зерна звезд уже выложили на небе Бухары золотую вязь: «Ходжа Насреддин» и ею благословили писателя на главный труд его жизни.
Книга «Возмутитель спокойствия» вышла в свет перед самой войной и мгновенно завоевала сердца читателей. Но 1941 год не дал автору возможности продолжить ее.
Мне мешали дышать эти мерные пальцы на глотке 5
… – Это вы самый настоящий возмутитель спокойствия!!! – Следователь сжимал кулаки и буравил глазами арестованного. – Вели антисоветские разговоры, клеветали на правительство страны! Вот вы пишете в своей книге, что за голову Насреддина обещали большую награду, а он, смеясь, говорил: «не продать ли мне свою собственную голову?» Вы тоже можете продать свою голову, если, конечно, уцелеете! 25 лет строгого режима вас устроит?!
Много месяцев шли эти допросы на Лубянке, прежде чем он узнал, в чем его обвиняют. И донести его слова о Сталине мог только один человек, его друг, с которым они вместе писали сценарий фильма о Насреддине.
Еще во время войны повесть была экранизирована режиссером Яковом Протазановым. Сценарий создавался спешно, Леонид Соловьев только оправился после тяжелой контузии на фронте и предложил своему другу Виктору Витковичу экранизировать повесть вдвоем. Как они радовались потом, что фильм получился!
Родь Ходжи Насреддина исполнил замечательный актер с восточной внешностью – Лев Свердлин. От Насреддина в его исполнении исходила энергия бодрости и оптимизма, необходимая в военные дни.
Соловьев старался быть прямодушным и честным. Прибыв в Севастополь в качестве военного корреспондента, он отправлял свои репортажи в газету прямо с передовой. Его пронзительный очерк "Легенда Черного моря" лег в основу великой песни Б.Мокроусова и М.Жарова "Заветный камень".
Он видел и знал многое. Мужество и стойкость защитников города, и трусость некоторых командиров. И Соловьев открыто говорил об этом. Эти высказывания, в конечном итоге, и довели его до Лубянки.
Шел десятый месяц ареста. Леонид Соловьев ждал своей участи.
Вот как он сам вспоминал об этом времени много лет спустя, уже после освобождения. Именно тогда, требуя полной реабилитации, он написал письмо в генпрокуратуру:
«В течение всего следствия мне не было дано ни одной очной ставки, ни с одним из свидетелей. А следователь добивался, чтобы я заранее соглашался с показаниями свидетелей, показавших на меня, то есть занимался бы самооговором. Почему я все-таки подписал эти протоколы? Следователь мне говорил: «Отсюда на свободу не выходят. Но от вашего признания зависит и срок наказания и в какой переведут лагерь». Мне дали 10.»
Мысленно он следовал за своим главным героем: «Пусть в пути ослабнут, ослабеют ноги. Он должен ползти, не сдаваться. Сколько людей умерло преждевременно только потому, что они недостаточно хотели жить».
Адрес его назначения был таков: «Мордовская АССР, станция Потьма, почтовый ящик ЛК 41/13». Но писать можно редко.
Не успел он осмотреться, как выяснилось, что это не конечный пункт этапа. Соловьева собирались отправить дальше, на Колыму, откуда, по словам следователя «живыми не возвращаются».
И тогда Соловьев отправил письмо начальнику лагеря. Просил оставить его в Потьме, обещая написать в таком случае продолжение своей книги о Ходже Насреддине. Может быть, генерал, или кто-то из его подчиненных читал «Возмутителя спокойствия» и уважили бы его просьбу?..
И его услышали. Соловьева оставили в Потьме и даже разрешили после дневных работ оставаться на ночь одному в лагерной сторожке. То есть, перестраховавшись, разрешения писать не дали, но и не запретили. Но маковые зерна звезд снова сложились для Леонида в доброе предзнаменование.
Здесь в бескрайних снегах он тосковал по жаркому солнцу Бухары, солнцу своей юности. И он верил, что когда-то снова увидит его.
«Похождения Насреддина» продолжали идти во многих кинотеатрах по всей стране. Книгу его снова и снова переиздавали. А про автора все забыли. И перемен в его судьбе не предвиделось. Но недаром Соловьев устами своего героя говорил: «От холода, ветра, дождя люди защищаются стенами, от жестокой правды различными выдумками. Защищайся, путник, защищайся, ибо правда жизни страшна».
От страшной правды его спасала в лагере работа на второй частью его книги. Изредка родные получали весточку от Леонида: «Дорогие мои. Не спешите оплакивать меня. Мой Ходжа Насреддин говорил: «За холодной зимой наступает лето. В трудную минуту жизни я обнаруживаю в себе некий стальной стержень. Это дает мне основания думать, что не сломаюсь. Важно сохранить себя духовно.»
Родственники бережно хранили его письма из лагеря - летопись самых тяжких лет жизни со всеми перепадами настроения.
Около четырех лет в тяжелейших условиях Соловьев продолжал работать над второй частью «Ходжи Насреддина». Он с горькой иронией дал ей название «Очарованный принц». И вправду, было чем очароваться в краю вечной мерзлоты и изнуряющего труда… Особенно новой передрягой! Все, написанное Соловьевым в Потьме исчезло!
Писатель отправил рукопись начальнику лагеря генералу Сергиенко. Тот при личной встрече одобрил ее, не найдя ничего крамольного, но почему-то рукопись не вернул. Соловьеву пришлось еще три года писать письма в разные инстанции, требуя возвращения рукописи.
Вернули рукопись только после смерти Сталина. Но для самого писателя освобождение пришло лишь через год. Слишком много дел пересматривалось в прокуратуре. До Соловьева никак не доходила очередь.
Звезды уже на московском небе зажглись для Соловьева в июле 1954 года. Тогда писатель, через 8 лет после ареста, возвратился в столицу.
Я гибну, но безжалостно суров
Твой взгляд, и вижу что — твой нрав таков.
За что ж люблю тебя я больше жизни,
Хоть ты мне хуже тысячи врагов. 6
…Жена не пустила даже на порог квартиры. Она и письма мужа отсылала назад нераспечатанными. И хотя он всегда винил себя в семейном разладе, но такой жестокости не ожидал.
Он так и не оправился окончательно от этого удара и тайком посвящал стихи своей Тамаре.
От хандры спас Клуб писателей. Там он повстречал Юрия Олешу. Тот вспоминал потом: «13 июля встретил Соловьева. Высокий, старый. Потерял зубы, но одет прилично. О жизни «там» сказал, что ему не было плохо, не потому что был поставлен в какие-то особые условия, а потому что «внутри себя, - как он выразился, - не был в ссылке».
Соловьев был бездомным. И без сожаления оставил негостеприимную столицу. На другой день он уже был в Ленинграде.
Отношения с сестрой Зиной, у которой он поселился, сразу же не сложились. Сказалась долгая разлука. Люди, даже родные, отвыкают друг от друга. Она плохо понимала его, он ее.
Вскоре он встретил в Питере женщину, с которой вновь обрел интерес к жизни. Мария Кудымовская была преподавателем литературы, любила искусство. В апреле 1955 года они поженились, и Соловьев переехал к жене.
Звезды на питерском зеленоватом небе, к счастью, были куда благосклоннее и дружелюбнее столичных. Они сложились над писателем в счастливый узор. Соловьева восстановили в Союзе Писателей, в Лениздате были опубликованы обе части «Ходжи Насреддина». И сразу хлынул поток благодарных, восторженных писем. Писателя Леонида Соловьева открывали для себя новые читатели.
Но вечный странник Ходжа Насреддин никогда не возвращался в прежние места. Так и писатель Леонид Соловьев никогда больше не увидел мерцающих звезд любимой Средней Азии. Он боялся, что его воспоминания не совпадут с тем, что он там увидит.
На закате дней писатель задумал написать книгу о своей юности. Но не получилось. Захлестнула неудержимая фантазия. Даже сестра сказала, что в этой вещи слишком много придуманного. Так ведь он был по натуре выдумщик, а не реалист.
Литературные гонорары иссякли. Надо было на что-то жить, и Леонид Васильевич вернулся к сценарной деятельности, но экранизировал уже чужие книги.
Звезды гасли. Одна за другой погасали приветливые звезды на небосклоне его творчества, воображения, остроумия. Он уставал. И с отчаянной горечью понимал: лучше «Насреддина» он уже ничего не напишет.
Восемь лагерных лет не прошли бесследно. После перенесенного инсульта половина тела была парализована.
Жизнь шла к закату. Жизнь, принесшая столько творческих радостей и столько тяжких испытаний. Он многое простил людям и был благодарен тем, кто прощает его. И думал уже о вечном.
Леонид Васильевич Соловьев умер 9 апреля 1962 года. Ему было 55 лет. Выглядел он гораздо старше.
«[i]Мы ничего не можем ни удержать, ни сохранить для себя, кроме воспоминаний – слабых оттисков, запечатленных как бы на тающем льду. И счастлив тот, кто к закату жизни найдет их не
Каждый ваш текст - настоящий подарок!
