Со стороны могло показаться, что убедить Павла Васильевича в необходимости продажи двухкомнатной квартиры помог Петрович – его давний друг и коллега по ремонтному цеху, обладавший несомненным даром красноречия.
-Терять тебе, Василич, нечего, - сказал Петрович, - Жизнь – дерьмо, и поменять двушку в городе на домик в деревне – не самый худший в ней вариант, тем более что этот домик у тебя уже есть. Тут твои дети только выгадают, а дети всегда – это кровопийцы, и удивления у меня тут нет. Ну, решили они, что ты – старая развалина, которой хорош в конфорте жить, и Бог с ними! А ты не жалей! Значит, мы будем с тобой рыбалить и за грибами ходить. Опять-таки, ежели Ритка меня выставит, я к тебе уеду, а там она меня не возьмёт, а? Вот и конь мой пригодится, - он хлопнул ладонью по сотни раз крашенному баку старенького Урала, - Только люльку у тёщи заберу, и укатаем мы с тобой трассу – ого!..
Ого! Павел Васильевич поглядел на Петровича, сидевшего на стареньком табурете посреди захламлённого всякой всячиной гаража, освещаемого тусклым светом – зелёная лампочка свисала с потолка, и Петрович божился, что лампочку эту он не менял уже 11 лет…Грибы, рыбалка – да разве дело в них?
-Ого! – старший сын Сашка не скрывал своей радости, - Молодец, батя! Туда – сюда, эту квартирку мы с Вадькой один фиг продали бы, а так – я тебя ещё на приличной тачке покатаю. Я ж аппарат себе присмотрел – сила! Японка! Ну, своё ведро с болтами я продам, а с квартирных добавлю...Да и Вадька вздохнёт посвободней, не то сколько ему ещё ипотеку выплачивать? Ярмо на шее! Правда, Вадька?
Младший сын Вадим был всегда спокойным и рассудительным. Вот и сейчас, расположившись за большим полированным столом в большой комнате родительской квартиры, он поправил на носу очки, достал из кожаной папки исписанный лист бумаги и произнёс:
-Папа, я тут накидал список того, что нужно сделать в тростянском доме – это всё приблизительно, и ты его подправь там, на месте. А мы с Сашей обязуемся оплатить весь необходимый ремонт поровну. Обещаем.
Павел Васильевич взял лист в руки и, не реагируя на пламенные мычания старшего сына, уставился на ровные строчки бессмысленным взглядом. Ему вспомнился дом в Тростянке, который был куплен несколько лет назад – большой, высокий, с множеством комнат без дверей, в который уже никто не наведывался года три. Да, три года назад он ездил туда за яблоками – Вера заканючила яблок, и он поехал в деревню в проливной дождь…Хорошо, хоть газовое отопление в дом провели, а не то пришлось бы в зиму печку топить.
И дом этот сыновья продадут, дай срок. И ремонт этот, собственно, для будущей продажи, всё понятно. Расстроиться бы сейчас, расчувствоваться – дети отцу стези готовят, так нет же! Всё это не то…
-Деда,- внучка Катюша с разбегу взобралась к нему на колени и обхватила за шею пухлыми ручонками, - ты только смотри, интернет там проведи, а то я к тебе не приеду!
-Интернет мы вам проведём, не беспокойтесь, Павел Васильевич, - живо откликнулась жена Вадима Алла,- Я уже узнавала. И щенка с зоны Вадик заказал.
-Спасибо! – Павел Васильевич улыбнулся, - Собака в деревне действительно нужна. Без собаки в деревне никак!
Он боялся Аллы – она была даже более холодной, нежели Вадим, более вежливой и более равнодушной. Только Алла могла сидеть в кресле под торшером возле балконной двери – верином кресле, в котором покойница обычно проводила свой досуг в компании пряжи, вязальных спиц и телевизора. В нём и отдала Богу душу. Святыней это кресло не стало, просто как-то неловко было садиться в него, зная обо всём. А Алле было всё равно. Даже сейчас, сцепив длинные пальцы на огромном животе, она была поразительно спокойна. И только Алла могла придумать всю эту карусель с продажей квартиры. Но так даже лучше.
И ему вдруг захотелось, чтоб они поскорее все ушли, далеко-далеко. И чтоб не звонили год, два, три. Но он терпеливо напоил гостей чаем, обсудил с ними детали продажи и только поздно вечером смог остаться один.
Достал коробки из кладовой, старые газеты и подошёл к старенькому серванту. Протянул руку и осторожно вытащил из хрустально-стеклянных недр, оптически увеличенных зеркальными стенками, золотую рыбку…
Это случилось в пятницу, 13-го числа, когда Павел Васильевич имел неосторожность поделиться с соседкой по подъезду мыслями о продаже квартиры – мол, сыновья заговаривают, издали заходят, но прямо не решаются, так может, стоит им помочь? Сколько той жизни осталось…
-Э-э-эх! Слабак ты, Василич! –то ли проквакала, то ли рассмеялась Антонина Семёновна, вечная дежурная по подъездной лавочке, - Это сыны тебя на тот свет выпроваживают, вот как это называется! – она покачала головой, -За ради чего мы боролись, спрашивается? За ради чего не доедали, не допивали, не досыпали? – огромное, расплывчатое тело соседки возмущённо колыхнулось, - А ведь ты ещё и не старый, а? Сколько тебе - 60 али поболе? Молодой! – она махнула пухлой когтистой лапкой, испещрённой сеткой набрякших тёмно-синих вен, - Ещё и поджениться не грех! А чего? Вон, погляди на актёров, на певцов – молодятся да женятся, как оголтелые, а ты чем хуже? – старуха оперлась обеими руками на палку-бадик и, сделав всем своим большим телом рывок, крякнула и пододвинулась к Павлу Васильевичу поближе, - Слухай, у меня чего вышло. Проснулась я давеча, и чудится мне, что Миша мой на кухне ворчит. А мне 21 год – ни больше, ни меньше, понимаешь? И вот я так явственно это ощущаю, что молодое во мне всё, и не болит нигде, что и шевельнуться боюсь!
Антонина Семёновна замолчала и, прищурив подслеповатые глаза, поглядела в сторону мусорных баков, куда направилась женщина с полными пакетами в руках.
-Тьфу ты! – выругалась старуха, - Показалось!..Так вот я думаю, к чему это? Може, помру? – она вперилась в лицо Павла Васильевича белёсым взглядом.
-Н-нет, не думаю, - Павел Васильевич деланно улыбнулся.
-И главное, чую – тело у меня такое…молодое,- не унималась старуха.
Павел Васильевич не выдержал, закашлялся в кулак, поднялся на ноги.
-Да погоди ты! – старуха вцепилась пальцами в полу его плаща, - Сядь! То, что ты в деревню собрался – это хорошо, а то с Петровичем своим ты и вовсе сопьёшься. Ему-то жеребцу пузатому ничего, а ты супротив него – дрищ. Вижу, маешься ты, - Павел Васильевич отвернулся, вздохнул, - Тоска тебя с Верки отпустила, вот чего! Так ты продавай свою квартирку, продавай! Не жалей! Вы вот всё в Тростянке позабросили, а землица там знаменитая, да! Кады тростянский луг на огороды нарезали, там такие бои были – до смертоубийства дело доходило. Мой тятенька, Царствие ему небесное, трижды там бит был – оба раза за дело, один – за просто так…Так я тебе примету на продажу верную скажу : ты возьми вещицу, чтоб не жалко её оставить было, и чтоб покупателю она глянулась, и пошепчи на неё, и на видное место поставь. Точно тебе скажу – продашь! Моя прабабка так дома трёх своих мужей продала. Правда, четвёртый супруг её за такие дела чуть не прибил, но она на тот момент себе пятого мужика нашла. Так что обошлось, и у тебя всё получится!
-А какую вещицу? – не понял Павел Васильевич.
-Ну, какую? – старуха пожала плечами, - Вазочку там или крУжицу – Верка твоя запасливая была - откуда не идёт, завсегда с сумкой. Хм, помню, достала она как-то золотых рыбок в Детском мире, так все уши прожужжала мне потом, какие, мол, они распрекрасные! Так вот ежели рыбки те живые, и оставь одну. Их шесть у вас было…
Со странными ощущениями возвратился в тот день Павел Васильевич в свой дом – брезгливость к старой сплетнице грозила перевесить ценность правильных вещей, сказанных ею. И чёрт его дёрнул поделиться с нею? Никакой необходимости в этом не было. Зато теперь старуха будет чесать своим языком о нём, о детях, о Вере.
Вера. Да, Вера была такая – надо или не надо, а тащила в дом всё. Столько ненужной ерунды скопилось в шкафах, на антресолях, на балконе – неужели всё в Тростянку везти? Вот и за рыбками полдня в очереди отстояла, принеслась с коробкой, такая весёлая, нервная. И рыбок этих пуще глаза берегла, словно дороги они ей были несказанно – гостям только издали показывала, даже в руки не давала.
-Эти рыбки принесут в наш дом счастье! – заявила Вера, а вскоре заболела. Ну, рыбки тут были совершенно не причём – возраст сказывался, тяжёлая работа на комбинате, городская атмосфера. Почему-то болячек у женщин больше, а живут они дольше – так люди говорят. А может быть, просто женщины чаще в поликлиники ходят? Мужиков-то не заставишь.
Павел Васильевич подошёл к старенькому серванту, сдвинул стеклянную ширму в сторону, запустил руку в хрустальные недра и осторожно, кончиками пальцев ухватил одну из рыбок за хвост. Стеклянные лебеди возмущённо зазвенели, качнув головками на изогнутых шеях.
Золотые рыбки – это сервиз из шести рюмочек в виде стоящих на нижних плавничках и изогнутых хвостиках рыбок, с раскрытыми ртами и выпученными пуговками-глазками. Удобно ли из них выпивать, Павел Василевич не знал. Но выпивать из всего удобно, главное, было бы что… Хотя на вид рыбка совсем крохотная – граммов на тридцать, и на рюмку вовсе не похожая, пузатенькая, блестящая. Оставить рыбку в качестве приманки покупателю квартиры – идиотская идея болтливой старухи. Бред. Кому нужна одна золотая рыбка, то есть одна рюмка?
Павел Васильевич повертел рыбку, разглядывая со всех сторон. Золотистая чешуя поблёскивала в электрическом свете торшера еле различимыми крапинами – запылилась рыбка, хотя ширмы серванта были задёрнуты достаточно плотно, но когда там последний раз пыль протирали? После похорон Веры, то есть три года назад.
Золотая рыбка мигнула глазком, и Павел Васильевич вдруг ощутил странный запах.
Ну, а если всё-таки помочь сыновьям и продать квартиру? Вадим с ипотекой расчитается, а Сашка мечту свою осуществит – машину хорошую купит. Что он теряет? Петровича с его вечными разглагольствованиями и грязным гаражом, магазины с милыми продавщицами, родные улицы и знакомые на них лица, базарчик на втором Пятачке, где можно и нужно было пропустить кружечку пива под милый сердцу разговор? А в этих стенах, где прошла вся его жизнь, станут жить другие люди, со своими радостями и бедами.
Интересно, а такие мысли посещают человека, расстающегося с жизнью?Да что ж за запах такой…Павел Васильевич потёр кончик носа и неожиданно для себя чихнул. Золотая рыбка выскользнула из его пальцев и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги.
***
Покойная жена Павла Васильевича Вера усмотрела бы в разбитой рыбке некий знак, знамение свыше, и первым делом понеслась бы к гадалке Аиде, чьими услугами пользовалась так давно, что заслужила беспрецедентно большие скидки на свои посещения, дабы расшифровать тайный смысл случившегося при помощи карт, кофейной гущи и прочей провидческой атрибутики. Петрович, как закоренелый атеист, не обратил на этот случай никакого внимания, а Павел Васильевич сделал вид, что природный дар товарища решил его участь.
Странно, но в суматохе переезда ему запомнился ставший за долгие годы родным двор, с четырёх сторон зажатый серыми пятиэтажками : густо поросшее высокими деревьями, его чрево было наполнено гаражами, столиками с лавочками, турниками всевозможной
