широким штанинам.
-С мясом? – гость по-бычьи наклонил голову.
-С ягодами.
Гость издал гортанный крик, гневно сверкнул очами и стал озираться по сторонам. Увидев прислонённые к стене сарая грабли, он подбежал к ним, схватил обеими руками за черенок, отбросил в сторону и кинулся к прогнившим штакетинам, сложенным под яблоней, порылся в куче, с досады пнул её и рванул в раскрытые двери сарая. Верный перешёл на низкий, предупреждающий лай. Павел Васильевич поднял с земли грабли, а гость выскочил из сарая, отбрыкиваясь от Верного, захлёбывающегося в лае.
-Пирожки с ягодами, говоришь? – для чего-то ещё раз уточнил гость.
-С ягодами, - подтвердил Павел Васильевич, а Верный в этот момент всё-таки тяпнул непонятливого гостя за лодыжку.
Мужчина тонко вскрикнул, дрыгнул укушенной ногой в сторону Верного и закричал:
-Всё! Хана! – нелепо взмахнул руками и пулей выскочил со двора.
-Молодец, Верный! – погладил пса по голове Павел Васильевич и отнёс ведро с яблоками в сарай. Собрал разбросанные лопаты и вилы в угол, убрал на полку топор, и взял было в руки пилу, как услышал рычание. Выглянул во двор и увидел недавнего визитёра, прихрамывающего и полностью успокоившегося.
-Я так понял, войны не будет? – спросил гость, доставая из-за пазухи стеклянную бутылку, закрытую пеньковой пробкой, - Витёк Торбайчик! – протянул он руку, - Упреждаю сразу, я за баб принципиально не пью!..
Тихий вечер медленно опускался на землю, сгущаясь сумерками между раскидистых яблонь, со стуком роняющих плоды в потемневшую траву. Алый закат клубился на горизонте, окрашивая виднеющийся город в различные оттенки красного цвета. Стена дома зарумянилась и уже не казалась Павлу Васильевичу такой страшной. Воробьи копошились под шиферной крышей сарая, готовя себе ночлег.
-Надо было тебе, Паша, всё здесь до путЯ довести, а уж потом царём въезжать, - глубокомысленно заметил Торбайчик, почёсывая Верного за ухом, - Вот пёс у тебя геройский, правильный, а живёшь ты, как не пойми кто. Куда не глянь – везде у тебя конь не валялся! Я винограду на твою долю нарежу - на будущий год посадишь. Беседку тебе замастрячим, - он махнул рукой в центр двора, - а то и посидеть у тебя культурно негде. То ли дело – у меня…Я потом тебе покажу… А утром мы с тобой за карасём пойдём, так ты уж не проспи!
-А мне много не надо, - пожал плечами Павел Васильевич, - Так, на жарёху...А беседку я хочу,- признался он, улыбаясь, - Хорошо было бы.
-А то! – обрадовался Торбайчик, - В этом деле сосед – первый родственник! Это у вас в городе не понятно, кто за стенкой живёт. Всё не как у людей, - Торбайчик икнул и потянулся за бутылкой.
Павел Васильевич смотрел, как прозрачная жидкость льётся в гранёный стакан.
-А чего ты за баб не пьёшь? – вскинул он глаза на своего нового друга.
-Я же упреждал – принципиально, - пояснил Торбайчик.
-А как же мать? – не унимался Павел Васильевич.
-Мать – не баба! – Торбайчик ткнул пальцем в небо, -Мать - это святое! Давай за мать!
-За матерей,- поправил Павел Васильевич.
Выпили. Закурили.
-Ты не переживай, Паша, бабу мы тебе справим, - обещал Торбайчик, - Она тебе и прибирать когда будет, и, бог даст, кормить хорошо…
-Не надо мне бабы, – просил Павел Васильевич, - Мне бы кошку. Пёс вот у меня есть, - и тяжело вздохнул, - Мне кошка нужна – они рыбу любят.
Торбайчик потянулся через стол, обнял его за плечо и тихо сказал:
-Мы и кошку тебе справим, Паша, потому что хороший ты человек, душевный…
И затянул, а Павел Васильевич подхватил:
-Не для меня-я-я придё-о-от весна-а-а,
Не для меня-я-я Дон разольё – о-отся-а-а…
В голове Павла Васильевича ещё долго крутилась эта песня, заглушая какие-то мысли, слова, лица,и словно издалека слышались глухие удары и голос Торбайчика:
-Нюрка! Нюрка, открывай, слышь? Хана твоему Павлику – я его упил!..Да не убил, дура, а упил! Пе-ре-пил!..Сама ты дура, а я – не такой, слышь? Я не такой, как все. Все – такие, а я – не такой! Нюрка, слышь? ..Не для меня-я-я придё-о-от весна-а-а…Не для меня-я-я Дон разольё – о-отся-а-а-а…
***
Наконец, на первую субботу октября был назначен показ квартиры, и чем ближе подходил этот день, тем больше Павел Васильевич волновался. Женский голос покупательницы показался ему молодым, даже детским, а потому сборы были очень тщательными.
-Ты, Паша, не дрейфь, - напутствовал его Торбайчик, - Первый раз – оно всегда боязно. Ты трынди побольше – люди это дело любят, когда зубы заговаривают, но главное, ты колено привези, - он протянул смятый клочок бумаге с нацарапанными на нём цифрами, - вот, я тут всё написал…Без колена нам никак!
Павел Васильевич кивнул. С того достопамятного дня, как он стал полноправным сельским жителем, минуло почти две недели, и за это время он в полной мере сумел оценить таланты и способности своего нового товарища, и очень прислушивался к его мнению. Видимыми на первый взгляд проблемами дело не ограничилось, и недочёты вылезали буквально на каждом шагу в виде прогнивших половиц, обрывов в электропроводке и обвалившегося куска потолочной штукатурки в дальней спальне.
-Дыра у тебя там, Паша, - заявил Торбайчик, осторожно спускаясь с лестницы, приставленной к стене дома, - фанеркой прикрытая, но это ничего, а вот железо по стыку рассыпалось – туда вода и затекает. Вот ведь, - он качнул головой, - никому было не надо! А ты, Паша, конечно, молодец, но не хозяин.
-Чего это? – Павел Васильевич понимал, что товарищ его прав, но обиду ощутил.
Усмехнулся Торбайчик :
-А ты мне скажи, ты мимо деревяшки пройдёшь?
-Какой ещё деревяшки?
-Ну, обыкновенной. Вот, к примеру, идёшь ты по улице, и валяется вот такая деревяшка, - Торбайчик схватил обломок штакетины,-Что, мимо пройдёшь? –он прищурил один глаз.
-А зачем она мне? – Павел Васильевич пожал плечами.
-Во-о-от! –улыбнулся Торбайчик, - Я ж говорю – не хозяин! Хозяин, Паша, мимо щепки не пройдёт – домой принесёт. Оно ведь не знаешь, что и куда пригодится!
-Да зачем мне щепки? – возмутился Павел Васильевич, - У меня и так хлама полно!
-А это ещё неизвестно, где хлам, - парировал Торбайчик, - Оно, конечно, хорошо, когда тебе денег девать некуда – пошёл и купил в магазине всякую хреновину, да ведь глупо! С деньгами и дурак – умный, а ты головой покумекай! Ты вот поди думаешь – продам квартирку да накуплю себе всяких дрелей электрических, а пупыри и рады – за твою лень им денежки капают!
-Да уж накупил я с квартиры,- проворчал Павел Васильевич, вспомнив список, который вручили ему сыновья, - гляди-ка!
«И почему я не могу себе с продажи квартирных дрель электрическую купить? – думал он, раскладывая по пакетам яблоки и пойманную рыбу, -Ну, хотя бы простую дрель…И топора хорошего нет, и напильника.
С удовольствием Павел Васильевич стал составлять в уме свой список, исходя из хозяйских соображений, стараясь руководствоваться принципом первой необходимости. С такими мыслями он шёл на остановку, с ними залез и в рейсовый автобус и был крайне удивлён, когда увидел приветливые лица неизвестных ему людей и услышал приветственные возгласы.
Действительно, жителям даже провинциальных городов зачастую невдомёк, что существует такой элемент культуры нашей жизни, как рейсовый автобус. Что уж говорить о горожанах мегаполисов? А между тем, рейсовый автобус – это общественная площадка, на которой каждый имеет право на выражение собственного мнения. И неважно, сколько времени уходит на поездку – полчаса, сорок минут или час : каждый желающий может поднять здесь любую злободневную или «вечную» тему, поделиться своими соображениями и отстоять в споре свою точку зрения. Здесь охотно делятся своими секретами, заводят знакомства и заключают сделки, ведь народ в город едет преимущественно хозяйствующий, у которого всегда есть то, что можно предложить на продажу – от свежего мяса до вязанных крючком половиков. Здесь приветствуют вошедшего кивком головы и доброй улыбкой, зная по именам водителей «своих» автобусов и кондукторов, и к новым пассажирам относятся крайне доброжелательно.
-Присаживайтесь! – улыбнулась Павлу Васильевичу полненькая молодая девушка с приятным голосом и маленькой сумочкой, переброшенной через плечо,- Вам билетик нужен?
-Да…то есть, нет, - Павел Васильевич, сам не зная от чего, вдруг оробел и смутился.
Он протянул девушке деньги за проезд, занял пустое сиденье и уткнулся в окошко. Некоторое время он смотрел на проплывающие мимо дома, совершенно ни о чём не думая, но вскоре его внимание привлёк мужчина средних лет, передавший кондуктору небольшую плотную картонку розового цвета.
-А сама ж где? – участливо спросила кондуктор.
-Болеет, - ответил мужчина, - Вторую неделю уж болеет. Говорит : Поедешь, передай Любаше, а мне новых возьми!
-Ну, пусть выздоравливает! – улыбнулась кондуктор Любаша, пряча неиспользованные проездные, как догадался Павел Васильевич, талончики в сумочку.
…Балашов по-прежнему имел равнодушный осенний вид, сонно поглядывая тёмными окон серых домов на своих прохожих, но теперь Павел Васильевич с каким-то внутренним удовлетворением ощутил, что испытывает к городу схожие чувства. Город не мог его любить, потому что сам он никогда не любил его – эта мысль явилась неким открытием, позволившим взглянуть на его улицы без сожаления. Почему же он раньше не понимал этого? Неужели потому, что было некогда…подумать о жизни? А чем же он тогда занимался со своим другом Петровичем, как не размышлял о жизни? Правда, говорил больше Петрович, а он больше молчал и соглашался.
Петрович считал себя человеком умным, тонко понимающим всех участников жизненного процесса и чётко знающим эту самую жизнь во всех её проявлениях. И Павлу Васильевичу было очень удобно во всём полагаться на своего друга. Вот к примеру, покупку проездных талонов Петрович признавал за признание своей старости, и Павел Васильевич соглашался, тем более, что общественным транспортом пользовался он достаточно редко.
Но сейчас, завидев жёлтые стены бывшего комбината плащевых тканей и пушистые сизые ели возле центральной проходной, он решил непременно купить себе проездных талонов.
-Какая была махина! – усмехнулся он про себя, глядя на ёлки, в которых когда-то красовался высокий памятник вождю мирового пролетариата. – На весь Союз гремели! Э-эх!
Он соскочил со ступеньки автобуса на землю, полной грудью вдохнул воздух родных улиц и не отравился – ничего не почувствовал. Спокойно зашагал по проспекту, вошёл в почтовое отделение, приобрёл проездные и позвонил Петровичу.
-Признал-таки себя стариком! – задребезжал в стареньком телефоне голос его друга Петровича, - Сдался!.. Да не вякай ты, Паша! Проездные – это первый шаг к признанию собственной старости. Копеечная выгода...А рыбу давай. Карасей своих ты Алке тащи, а мне – щурят. И к рыбе чё-нить возьми. Я-то знаю, когда ты пенсию получаешь!
-Так рыба сырая, - возразил Павел Васильевич.
-Экономист, блин! - выругался Петрович, - Жмотяра ты, а не экономист!
Но Алла от рыбы отказалась - не нужны ей были ни щуки, ни караси.
-Возиться неохота, - бесцветным голосом проговорила она, ставя чайник на плиту, - Да и рыбой всё провоняет… опять-таки шелуха кругом, - щёлкнула она кнопкой автоподжига и достала из шкафчика тёмно-синюю кружку с яркой жёлтой
