Историко-природный очерк
(Некоторые раздумья и выборки из моих газетных заметок, опубликованных в газете «Нефтеюганский рабочий» в конце 80-х годов прошлого столетия).
... Стояли последние жаркие августовские дни.
Над заливными лугами, где вымахали травы по пояс, висел комариный звон. Липла к разогретому телу надоедливая мошка. Необычайно знойное для этой поры (1988 г.) солнце манило искупаться, позагорать.
Мы шли вдоль кромки земли, обозначенной неровной каймой мелкого мусора и трухи, принесенных нынешним паводком. Здесь в мае-июне плескалась теплая вода, почти до горизонта тянулись щедрые сора, мелководные, прогретые солнцем, с изобилием растительности, корма для рыб, птиц.
Эта полоска прибойного мусора как бы разделяла между собой два царства: суши и воды. Причем ушедшая вода напоминала о себе всем: светлыми озерками в зелено-разноцветной гуще трав и цветов, на которых взлетали и вскрикивали чайки; непроходимой топью трясин, где никогда не ступала нога человека и лишь весело зеленел стрелолист; почти невидимыми протоками-ручьями, по которым скатывалась, уходила в Обь настоявшаяся соровая вода.
Высокая земля, являющаяся берегом соров, и была островом Пимом. А сам он расположился в живописном месте — в междуречье, на стыке двух водных систем: Оби и Юганской Оби. На правую руку была она, великая магистраль, кормилица коренных народов, труженица-река. Ее русло отсюда, от острова, обозначалось дальней грядой тальников, желтыми песчаными откосами и белым перевальным столбом, поставленным на берегу в помощь судоводителям.
Обь там, вдали, жила и работала: шли невидимые отсюда теплоходы, баржи и толкачи, низким гулом отдавалась в пространстве работа мощных дизелей, били корабельные склянки (или так казалось мне, напряженно всматривающемуся в тишину знойного летнего дня).
Где-то, в нескольких километрах от нас, на сургутской переправе туда-сюда сновали катера с аппарельками, перевозя на другой берег Оби разнообразную технику, автотранспорт. А здесь, на лугах и в пойме, все принадлежало птицам, растениям, насекомым. И даже человек казался тут чужеродным телом, ибо громкой речью, суетливыми шагами нарушал совершеннейшую гармонию неба, воды, цветущей земли.
Величественно и спокойно текла к океану Обь, издавна поселив на своих берегах детей природы — хантов, манси. Тундрино... Сытомино... Эти названия звучали для меня таинственно, как в сказке.
С другой стороны острова, по левую руку, протоки и озера уже принадлежали Юганской Оби — родной сестре магистрали. Наверное, гидрологи скажут, что это одна река с несколькими большими рукавами, текущими почти параллельно. Вероятно, они будут правы, так как Юганская Обь «выпадает» из Оби несколько выше поселка Мостоотряда-15 и впадает в нее возле Сытомино. То есть течет самостоятельно всего лишь на протяжении нескольких десятков километров, отрезав попутно от «большой земли» Нефтеюганск, Сингапай, Чеускино, Олений остров, остров Пим и другие возвышенности.
И значительная часть Нефтеюганского района находится поэтому в широкой-широкой пойме, изобилует лугами, болотами, различной живностью.
Сора, озера и протоки с левой оконечности острова Пим — рай для птиц. Утки, гуси, лебеди все лето живут тут, выводят потомство. Водоемы богаты карасем, щукой, окунем. На заливных лугах — щедрые сенокосы.
— Хорошо бы здесь сделать зону покоя, превратить Пим и окружающие его места в заказник, — с таким предложением обратился двадцать лет назад ко мне, сотруднику газеты «Нефтеюганский рабочий», 65-летний рыбак и охотник Федор Петрович Колодин, — иначе нефтяники выжгут здесь все леса, испакостят водоемы!...
На наших с дедом Колодиным глазах уже тогда творились здесь невообразимые экологические преступления: почти ежегодные лесные пожары, бурно процветающее браконьерство и т.д. и т.п. (За два минувших десятилетия ничего из этого не исчезло, активно продолжается! И лишь, как шагреневая кожа, сокращаются лесные площади, проложены новые нефтепроводы, линии электропередач, дороги, по которым бурно прет все тот же наглый браконьер, стреляя беззащитную дичь почти что уже из ... окна своего вездехода! — В.Н.).
Конечно, я срочно подготовил тогда и опубликовал в газете «Нефтеюганский рабочий» серию тревожных статей. Но... Все они остались без всякого внимания!
И поныне местная власть по отношению к нашей северной хрупкой природе находится словно... в летаргическом сне! Грабь, жги, воруй, уничтожай! Все дозволено, всяким хапугам — зеленая улица!...
(Однако тогда, в 1988 году, с нами на Пим все же выезжал зам. председателя Нефтеюганского райисполкома А.Г. Самойленко, только вот никаких конкретных решений Анатолий Григорьевич не принял! Было, увы, лишь бюрократически... «прореагировано на заявления трудящихся»! — В.Н.).
А дед-мечтатель ни много ни мало требовал тогда от начальства устроить на пойме искусственное водохранилище, пустить по нему яхты. На берегу же отгрохать пионерлагерь, чтобы ребятишкам все удовольствия: и покупаться, и порыбачить, и с живой природой пообщаться. (Потом эту идею подхватили пойковчане, создав в поселке свой самый настоящий яхтенный клуб).
... На острове Пим давно, еще до войны, случился громадный пожар. По берегу протоки полностью выгорели кедровые и сосновые леса. Когда Федор Петрович (дед Колодин) впервые попал на Пим, здесь, на месте обширного горельника, был еще не настоящий лес, а лишь подрост из осин, берез, рябины, калины... И все же в том далеком 1966 году, приехав в Нефтеюганск из южных прикаспийских краев, Ф.П. Колодин просто влюбился в наши северные просторы! Много лет сам проработал в нефтянке; потом ушел на пенсию. На неудобицах (корчевал пни, ворочал упавшие стволы деревьев, срезал высокие кочки) самолично разработал огород, выращивал приличный урожай картофеля, овощи, зелень. И успевал рыбачить, собирать грибы, ягоды, кедровый орех!... По-сути, это был его второй северный огород-плантация, снабжающий семью ветерана белковой и витаминной продукцией.
Вел дед и наблюдения за природными явлениями. Например, на зарастающих пимовских горельниках не было еще ни одного хвойного деревца, а... муравейники появились! Проворные и работящие рыжие муравьи сооружали свои конусообразные жилища из подручного материала: осиновых сережек, высохших скорлупок от раскрывшихся почек, тонких березовых веточек, сухих стеблей багульника, черничника, брусничника и т.д. Причем внешне эти муравейники почти ничем не отличались от обычных. Насекомые так же неутомимо сновали в зеленой траве, обследовали стволы окружающих лиственных деревьев, прокладывали свои тропы-дорожки аж до самых соров...
Возможно, лет через сто-двести здесь снова появятся кедровники. Увы, новые и новые лесные пожары губят даже уцелевших гигантов! (В восьмидесятые годы прошлого столетия на Пиме выгорели даже обширные территории соров в западной части острова — с их прекрасными черносмородиновыми зарослями, с многочисленным шиповником, речной мятой и др. — В.Н.).
Весной 1988 года поразили деда Колодина два пожилых охотника: нахлопали из ружьишка целую кадушку чирков! Куда столько?... (Впрочем, и поныне о сроках охоты и о норме отстрела нефтеюганские браконьеры имеют весьма смутное представление!... Хуже того, пьяные гоняют майскими днями по обским протокам на моторках и палят в белый свет, спасайся кто может! — В.Н.).
— Уток на озерах и в протоках была тьма, — рассказывал мне двадцать лет назад подвижный и худенький дед Колодин, — Взлетят, тучей небо закрывают!... Сейчас и десятой доли не осталось... Да и бить столько птицы каждый год — откуда изобилию взяться пернатой дичи?... Три года хоть весновку не открывали, а теперь бьют почти что от прилета до отлета...
О нравах «любителей природы» мы говорили с Федором Петровичем долго в том долгом лесном, с ночевкой, походе!
— Слышите, это сенозаготовители стреляют на острове Шестакова, — спокойно объяснил мне дед Колодин, когда до нас вдруг в середине дня донеслись приглушенные расстоянием ружейные выстрелы. Чувствовалось: далеко не впервой здесь нарушаются правила охоты и нет уже у моего спутника сил сокрушаться творимыми безобразиями. Не раз водители вездеходной техники (те же браконьеры!) матом посылали деда Колодина куда подальше; а однажды пьяная компания подростков даже собралась бить деда Колодина. За то, что сделал ребятам замечание по поводу большого костра и возможного лесного пожара...
На берегах лесных озер и проток на Пиме, на самой Оби много потайных балков, избушек, землянок, где и железная печь есть, и панцирные кровати, и рыбокоптильни. Под секретными замками и поныне прячут рыбаки-охотники свои лодки, сети, боеприпасы, чтобы быть всегда на природе во всеоружии, больше добыть дичи, зверя, рыбы. Такова неистребимая психология потребителя, временщика-хапуги, не задумывающегося о будущем природы!...
образованием детей или охраной и изучением природы. Подробнее >>>
q Мы публикуем на нашем сайте авторские образовательные программы, статьи по экологическому образованию детей в природе, детские исследовательские работы (проекты), основанные на полевом изучении природы. Подробнее >>>
[ sp Качественная помощь в приемке квартиры с отделкой в новостройке. ] : ml об : { lf }
... В свое время (80-е годы прошлого столетия) дед Колодин не раз просил не только местную власть, но и руководство Нефтеюганского общества охотников и рыболовов — посодействовать в восстановлении гидрологического режима озер и проток (летом быстро мелеют), для чего нужно-то и было пригнать бульдозер и сделать кое-где дамбы-запруды. Пальцем никто не пошевелил! Поэтому ничего и не вышло из затеи Колодина и Слободянюка (егеря общества), подписавших договор о снабжении карасем профилактория «Юган», ближайших магазинов, столовых. Слишком уж дешево приходилось сдавать туда рыбу: крупную по 70 коп. за килограмм, среднюю — по 50... А трудов, хлопот — уйма!...
Ныне вообще бесконтрольный частник-хапуга правит бал на водоемах и местном рынке!... Вылавливает рыбу даже в ... зимовальных ямах на обских протоках и во время весеннего замора! А летом на водоемах можно увидеть... стометровые сети!...
... Нам с Федором Петровичем Колодиным явно не повезло. Еще на рассвете погромыхивающие вдали раскаты грома приблизились часам к шести утра, небо обложило тучами. А вскоре закапал дождь...
Пока дед снимал сеть, прятал ее и грузила с поплавками в траве, пока гнал лодку с карасями по обмелевшей протоке, гроза разбушевалась вовсю. И в частой сетке водяных струй, закрывших ближайший горизонт, луга и пойма словно растворились, поблекли. Я шел по берегу протоки, мимо карасевых озер, поверхность которых вспухла, рябила от почти сплошных попаданий тяжелых капель. У самой кромки воды быстро снимались, увидев меня, утки. Они далеко не улетали, не отплывали, двигаясь какими-то странными галсами. До меня дошло: дождь мог намочить им в полете нежный пух крыльев.
Но человек-то! Ему куда было укрыться? Мокрый до нитки (высокие травы окатывали как из брандспойта) я молча продолжал путь к туманной возвышенности...
Ноги делали свое, а голова — свое! Я вдруг вспомнил недавно читанную книгу о национальных парках нашей страны и мира,
