Мы собрались в дорогу, в город. Я взяла всех, кроме Вари, её выпустила. Если что-она выстоит, сдюжит, не затеряется. Ей не привыкать, и неохватный, дремучий лес для нашей вороны-знакомая родная страна. Это ещё не стопроцентная эвакуация, пока предварительная, исследовательская вылазка. Пикапом, как всегда, перекрыла единственный проезд, ведь мы должны вернуться. Обязательно. Добрались до границы спального района без проблем.
Всю территорию объехать невозможно, я и не особо стараюсь. На центральные улицы не сворачиваю, опасаюсь нежелательных смертоносных встреч с таинственными недоброжелателями. Решила посмотреть загородные дома на другом конце города. Нам непременно надо иметь запасное жилище и не одно. Данная приставучая мысль в последнее время не оставляет меня в покое. Давит на все составляющие организма и толкает на разработку новых перспективных, спасительных планов.
Дорога была прямая, ровная, сухая. Картинка! Играла музыка, в промежутке между песнями вдруг услышала два глухих хлопка. С первого же слова "эксклюзив", следующей оригинальной, ковбойской композиции Bruce Springsteen-State Trooper (Nikos Diamantopoulos Edit) началась вихревая свистопляска. Машину внезапно занесло, она пошла юзом и я ничего не смогла сделать со скоростной быстриной, не смогла правильно вывернуть руль. Сначала резко крутанула его в одну сторону, потом рывком в другую. Третья попытка выровнять первоначальное движение ни к чему хорошему не привела, только усугубило и без того шаткое положение.
Сработала быстро и решительно, только неправильно. Все мои действия оказались абсолютно неверными и противоположными тому, что следовало бы предпринять в данной ситуации. Потому как широкий и тяжелый автомобиль, под три тонны, сразу легко, безудержно раскачало. Его подхватило центробежной силой и он заскользил, поплыл по инерции невесомым бумажным корабликом в одиночное плавание. Тормоза не спасли, стало только намного хуже. Ничего не могло стабилизировать исходное направление.
Неожиданно дзинькнуло и вчистую разлетелось мелкими осколками стекло со стороны багажника. У данного, баснословно-дорогого "морского левиафана" оно не должно было разбиться, не должно. Закаленная противоударка обязана была покрыться трещинами и остаться в любом случае.
Малосведущая! Откуда тебе знать, как оно подобает, надлежит и положено.
Уже не столь важно. Сталинит, триплекс и весь хренохриплекс-всё бешено и бесконтрольно мчится на свалку металлолома. Не удержать.
Это был действительно неповторимый и реальный эксклюзив. Нас унесло с дороги на обочину, затем мы улетели под откос. Вёртко перевернулись и несколько раз споро кувыркнулись с крутого склона. Мне сзади в голову, по касательной, прилетело нечто материальное и увесисто-тяжелое.
Неслабо, когда массивный молоток приличного размера, вырвавшись из под сидения на свободу в общедоступную секцию, решил продуманно и инициативно порезвиться в салоне. Какая натренированная избирательность! Вот, оказывается, для какой миссии он был туда засунут. И всё по моей милости.
Вижу в замедленном действии, как открываются, корежатся двери и всё под громкую танцевальную мелодию, которая начала постепенно удаляться и затухать.
Перед моими глазами, вроде, должна была пронестись вся жизнь, а она даже не показала ни одного позитивного эпизодика, не вышла ко мне на посошок и не отправила памятную, проникновенную корреспонденцию. Не всем ярко демонстрируют подробное содержание автобиографии. Чем я хуже? Я тоже не прочь быстренько пролистать сериальную кинопродукцию про себя и вспомнить личную, неприукрашенную, маршрутно-прямую линию длиною в двадцать девять неполных лет.
Наконец, машина стала на колеса. Вместо знакомой песни сейчас зазвучал небесный терменвокс. Тоника перебора доносится со всех сторон, из всех окружающих предметов. Мягко, тепло сливается с кожаной обивки автомобиля, сладко прыскает с моего армейского комбинезона, стекает фатином и атласом с взъерошенной шевелюры, затуманивая разум. Легкий, дивный чилаут исходит из самого шифонового воздуха.
Непостижимо!
Здесь смычок и гитара, цифровое пианино и рояль с органом, здесь скрипичный и басовый ключи. Нежное, переливчатое звучание хрупко струится, беспрепятственно, плавно облекает все части железной конструкции и невесомо устремляется вверх.
Сенсуальная, обворожительная мелодичность!
Я стараюсь сконцентрировать свой рассеянный взгляд в одну точку и не упускать щёлочку светлого ракурса, однако тусклая, серая пелена всё равно густеет перед глазами. Она облипает, инфильтрируя облачение и добирается до расслабленного тела. Микрофон нотных звуков электромагнитного поля выключается с идеальным придыханием. Финальная кода заоблачной рапсодии с лазурным звездопадом завершилась.
Невероятное безразличие и безволие. Нечеткий пейзаж, запечатленный взглядом, расширяется до анфилады примыкающих друг к другу шахт всех оттенков чёрного. Отсутствие шумового фона, отсутствие осязания и чувствительности. Я заполучила бесплатную путёвку с пропуском в засасывающий, зияющий беспросветный провал.
Полный вакуум.
Затмение.
Занавес.
Амба...
.........
Солнце, цвета томатного пюре, запуталось в гипюровом облаке, неброско просвечивает сквозь рельефное ткачество и не слепит меня. Далеко за полдень. Я внутри салона, на своем водительском сидении, крепко пристегнута. Тишина, молчок флешки и мистического гиперпространства. Они больше не тянут приворотную, задушевную оркестровку и многоголосие вокалистов всех марок и плейлистов.
От дверей осталось одно название. Подушки безопасности по какой-то причине не сработали. Может их там и не было вовсе.
Вот тебе и машина премиум-люкс!
Капот смялся, вдавился в двигатель и оттуда идет тоненькая струйка пара. Откидной крышке больше никакая рихтовка не поможет.
У меня небольшая ранка на голове, слева, выше виска, крови совсем немного. Расторопная колотушка постаралась! Вовсю позабавилась с земным тяготением и независимым, самоуправляющим вращением. Замок удерживающего ремня заклинило намертво. Дергала, двигала, шевелила. Всё же немного ослабила и еле вылезла. То, что имею на теле прикрепленный, солидно заточенный нож из дамасской стали, не вспомнила.
На заднем сидении валялась пустая клетка с вырванной дверцей.
Я нашла Алису и Фёдора. Они погибли.
Тома искала долго.
Следов крови нет, рядом лес. Ходила в чащу, звала-без результата. Без сознания была минут пять-десять, не больше. За это время, он мог уйти на приличное расстояние куда угодно. На Томе биотановый поводок, но если он неудачно за что-нибудь зацепится, запутается и не сможет перегрызть своими острыми зубами привязь-ему не выжить. До самой темноты бродила среди деревьев, обшаривала все кусты и коряги. Наступила ночь. Некоторое время я ещё сидела около машины, ждала. Рану свою промыла и обработала. Меня иногда рвет, всё-таки получила сотрясение.
Надо выбираться отсюда.
Рюкзак зажало осевшей кормой моего "кашалота" с отстегнувшимся колесом. Алису и Фёдора завернула в полотенце и соорудив для них слинг из спортивной кофты, я безбоязненно шагнула в кромешный мрак и мглу.
Неужели должно было произойти именно ЭТО, чтобы меня больше уже ничего не пугало. Я утратила всех. Лишилась ценнейшей поддержки. У меня под ногами раздробился и разрушился фундамент, который являлся основной платформой и опорой. Теперь на его месте ровный участок мшары, затянутый зеленой растительностью и я не могу нащупать твёрдую почву.
Так больно. Бесконечно больно.
Лютую на себя за всё и это очень сильное чувство, намного сильнее страха.
Не оградила! Не уследила! Не отвратила!
Ненавижу себя.
Ненавижу жестко.
Сволочь я! Последняя!
Мразь! Ничтожество!
Шла продолжительно. Долго слонялась по ночным улицам, не могла в потёмках отыскать одну из подготовленных мною машин.
Только к позднему рассвету прибыла домой. Том не возвращался. Я похоронила Алису с Фёдором рядышком, на заднем дворе, под пихтой. Немного времени ушло на умывание и переодевание и я поехала обратно. Искала собаку весь день. А на следующий, для начала посшибав собой все имеющиеся углы, выпала из быстрой походки и не смогла подняться с кровати, жутко кружилась голова.
Я лежала без движения. Меня, наконец, прорвало, впервые за всё время пребывания в данном месте. Слезы потопом, безостановочно лились по окаменевшему, застывшему лицу. Это был самый последний, заключительно-конечный ниагарский сброс из моего рапаместилища. Оно было осушено до дна и соляным, горьким раствором больше никогда не пополнялось.
Том возник в дверях на четвёртые сутки.
Поводок перегрызен, всё таки где-то застрял. На спине, около лопатки и под шеей порезы, которые уже затягивались. Морда и передние лапы все в свежей крови, однако при осмотре, оказалось, что кровь чужая. И, вообще, он был не голодный. Добытчик! Самостоятельный! Радовалась его появлению безгласно и дремотно, чувствовала себя ужасно. Не вставала больше недели, от любой неровности и дуновения всё размывалось перед глазами.
Позже съездила на место аварии, но причину происшествия установить не смогла.
Чем можно прорезать и проткнуть прочный каучук сразу в двух разных местах?
Следует весьма поусердствовать в поисках губительно-колющего предмета на чистом дорожном полотне без рытвин и выбоин. Внимательно осматривала асфальтовое покрытие, траву и камни вокруг и около, но на что напоролась, не выяснила.
На Тома поводок больше не цепляю, отныне ремешок ему ни к чему. Варя теперь живет на улице, домой заходит редко и к клетке совсем не подходит. Она понимает, что Фёдора больше нет и не будет. Страдает и воздыхает по-своему, даже глазки с перышками поблекли. Я тоже скорблю и терзаюсь. Виновата. Не уберегла свой бесценный прайд. В свернутом, сжатом сердце пустынное безвременье и мучительно-тягостная подавленность с непоправимостью.
Том не проявляет никаких эмоций. Ведёт себя так, словно четвероногих соотечественников никогда с нами не было, как будто, так и надо. Чудище-юдище безжалостное!
-Умерли и ладненько.
-Махать вам коротким хвостиком не собираюсь, не получится. Прощевайте и побыстрее. Не задерживайте.
Для всех остальных бессчастных, недальних живых и овеществленно чуемых.
-Можете вялотекущим процессом томиться до коричневой пенки, словно молоко в печи и скукоживаться, распадаясь на ломкие части, точно сорванный цветок белой хризантемы в книге. Можете голодовать до светотеневой падучей и отдаваться двинутой инсомнии. Делайте как вам заблагорассудится. А я хавать и на боковую.
-Не нудеть. Отдыхаю.
-Ша! Всё сказано. Прием по личным вопросам завершен.
Колоссальное отсутствие сопереживания.
Какая воля! Силён!
Такой характер. Что он чувствует на самом деле, для меня извечная загадка. Своеобразный пес, импонирую ему за неповторимость и неформат.
Он особенный.
Он андеграунд.
Он редчайший экспонат из верховной лиги.
В свернутом, сжатом сердце пустынное безвременье и мучительно-тягостная подавленность с непоправимостью.