Как-то не гулялось... ну, совсем не хотелось ходить. Найдя одинокую скамейку, Галя забралась на нее обеими коленками, вытянув вверх свое все еще гибкое тело. Работа за компьютером принесла со временем нестерпимые боли в спине, и она стала заставлять себя выходить на улицу, но всякий раз находились причины не делать этого. В конце концов пришлось договориться с жившей по соседству приятельницей Викой вместе выгуливать по вечерам ее собаку Ляру. В один из вечеров соседка оказалась занята, но на душе было скверно, и Галя сбежала из квартиры в надежде хотя бы слегка отойти. Сумеречный воздух пах свежестью настолько, что его хотелось пить. Галина замерла, потом расстегнула верхние пуговки блузки, и потоки вечерней прохлады стали путешествовать по коже, слегка подрагивавшей от удовольствия. Мурашки побежали по спине, по плечам. Она выбросила обе руки в стороны, набрала полную грудь воздуха, описала руками несколько широких кругов перед собой и шумно, со свистом, выпустила воздух, выдавив его до последней "капельки". Засмеялась от удовольствия и вдруг услышала слабое мяуканье рядом со скамейкой. Наклонившись вперед, она увидела небольшую кошку, неловко лежавшую на животе. Та облизала лапу, затем подняла голову и коротко пискнула. Что-то было не так с этой кошкой. Галя подошла ближе и поняла, что у животного сломана передняя лапа, лежавшая подушечками вверх. Мгновение подумав, женщина подхватила согласившегося на это зверька и бережно понесла его домой.
Дома, вытащив старую теткину пуховую шальку, она постелила ее в углу маленького коридора ее двушки, прямо у кухни. Утром они сходили к ветеринару, и тот наложил небольшую шину и большой плоский диск на шею, предположив, что кошка всё равно непременно стащит шину. Так оно и случилось. И Галя принялась выхаживать грациозное создание, назвав его Василиской.
Время шло потихоньку, распределяясь между переводами с английского, периодическим забеганием в офис, заботой о Василиске, чтением для души, домашними мелочами и вечерними прогулками вчетвером. Умная Ляра приняла кошку молча и даже приветливо повиляв хвостом. Та дыбом вставать не стала, да и на руках хозяйки особо не развернешься. Спустя пару дней состоялось взаимное обнюхивание, закончившееся несколько настороженно, но вполне дружелюбно. Кошка слегка прихрамывала, но всегда с гордостью несла свое располневшее тельце. Ела она немного, но все Галины кулинарные старания удивительно шли впрок. Иногда Лиска осмеливалась наскакивать на шторы, смешно бегать на трех лапах вперегонки с теннисным шариком или тереть рыжую спинку о пушистый ковер посередине гостиной, наслаждаясь ласковым вниманием кормилицы, но в основном она вела себя прилично, следя за Галиной из-под полуопущенных ресниц.
Вика часто приглашала к себе на дачу, где у них с мужем был небольшой сад, дом – все, как полагалось в таких случаях. Галя отказывалась, ссылаясь на загруженность и неважное самочувствие. Работы и вправду было много, болели глаза, поясница. Главной же причиной ее нежелания ехать было опасение разрушить атмосферу некоего резонанса ее жизни с внешним миром, влияние которого она ограничила до минимума. Но нынешняя летняя теплынь манила, и Галина сдалась.
Рядом с Викиными сотками расстилался огромный луг – до самого, казалось, горизонта.
– Там дальше – лес? – Спросила гостья.
– Агаа, – жуя что-то и вытаскивая сумки из машины, прогудела Виктория.
– Ну, тогда мы пошли, – объявила Галя. Вика внимательно посмотрела на нее, перестав жевать, и вздохнула, вспомнив их уговор про “никто никого не рулит”.
– А ты не боишься, моя дорогая? Ведь там самый настоящий лес, – с видимым беспокойством произнесла она.
– Мы недалеко пойдем, – нараспев ответила Галина и неуверенно добавила:
– да и мобильник...
– Чушь, ничего там не поймаешь, это уже испробовано. Ладно, давай... Часа на два...,угу? – Вика улыбнулась и прошла несколько шагов вместе с приятельницей. Показав ей дорогу, она вернулась к машине и помахала рукой.
Галя привычно повязала на кошарову шею длинный поводок, купленный несколько недель назад и уже удачно проявивший себя в деле. Подняв кошку на руки, она легко пошла вперед, не оборачиваясь, но цепко охватывая взглядом кочки и холмики, ямки, кусты с недавно родившимися веточками, стараясь запомнить их. Через некоторое время Василиска уже бежала рядом, улыбаясь в унисон со своей хозяйкой. Выскочившая вскоре под ноги тропинка пролегала сквозь некошенный луг. Налево и направо все было заполнено пышным, сочным махрово-зеленым цветом, который бывает только к концу лета, столь короткого в этих местах. Галя свернула с тропинки, и ее ступни погрузились в щекочущий и слегка колючий зеленый ковер. Она медленно шла, задумчиво разглядывая своих старых знакомцев. Белые метелки соцветий душистого подмаренника соседствовали с нежными розовыми и желтоватыми зонтиками тысячелистника. Стебли зверобоя горделиво покачивали своими золотыми венчиками. Васильки, отталкиваясь листьями от земли, тянулись к солнцу паутинками фиолетовых ресничек. Тяжелые ярко- синие кисти одичавшего люпина пристроились к молодому редкому ельнику, а чуть поодаль раскинулся ее любимый лабазник.
– Как я же соскучилась, мои дорогие, – она не переставала улыбаться, время от времени наклоняясь и поглаживая руками нежные цветочные головки. Василиса определялась по пригибавшейся траве и вскоре была уличена в охоте на рыжую, в крапинках, стрекозу, которая неторопливо порхала между цветами и, наконец, унеслась прочь со стрекочущим хохотком, поднеся Висилисе неожиданную дулю. Намотав поводок на палец и слегка потянув за него, Галя повернула к небольшому лесу, увлекая кошку за собой. Там угадывалась ольха, а может, и дуб. Елки с соснами не очень сочетались с Галиным характером. Она любила листья. И надо было уходить от цветов. Воспоминания уже подкрадывались к ней.
Галюша никогда не считала себя травником, но как-то постепенно почти стала им, помогая своему другу в сборе цветов, кореньев и в высушивании их на специально устроенном для этого чердаке его небольшого деревенского дома, купленного на заброшенном хуторе. Друг был братом врача, занимавшегося, среди прочего, траволечением. Что касалось Галочки, она влюбилась в эти льнянки, донники и горцы так же сильно и навсегда, как и в своего друга. Это были три счастливых года вдвоем. Галя ушла с работы, и они почти не расставались. Зимой топили большую печку и, одевшись в связанные ею длинные, совсем простые деревенские свитера, лепили необыковенных пластилиновых жирафов с горбами верблюдов, драконистых страусов и кукол с секретом; рисовали, громко пели, мечтали, читали вслух или про себя, тесно прижавшись друг к другу, спорили или долго целовались... по-особенному, потершись слегка лбами, соприкоснувшись носами и наклонив головы в разные стороны. Вместе водили старенький «москвич», наезжая в местные торговые точки со своего «хутора», вместе готовили, со смехом мыли посуду и чистили деревянные полы, визжали, увидев полевую мышь или завороженно наблюдали за стаей бобров, мастеривших свои плотины. Теплыми ночами частенько сидели на крыше, глядя в звездное небо или дружно болтая ногами и смешно кидаясь в низенький забор орехами с огромной лещины, росшей рядом с домом. Ездили на велосипедах на речку, купались, ловили мелкую рыбу и пекли ее на костре. Вечерами он работал, погрузившись в свои чертежи. Но почти каждый день, с ранней весны и до поздней осени, они собирали много разных трав и кореньев, сушили и заговаривали их... Травой пах весь дом. Это был запах счастья, парившего среди маленьких лоскутков радуги, поселившейся в их жилище. Часто приезжал брат, чтобы забрать для своих больных приготовленные пакеты. Весело пошутив и выпив всякий раз с выдумкой заваренный травяной чай, он торопился к себе. Его брат всегда спешил и в этой спешке он упустил того, кто был смыслом Галиной жизни, обмолвившись потом, что Он однажды жаловался ему, но как-то не нашлось тогда времени обратить на это внимание. Умер Он ночью, внезапно позвав ее по имени и вдруг затихнув.
– Это не первый инфаркт в нашей семье, – сказал потом брат, пряча от нее свои глаза.
Когда Его не стало, она долго не могла никого видеть. Но надо было заставить себя жить дальше, и спустя несколько месяцев она вернулась к давно забытому ремеслу – переводам с английского. Погрузившись в учебу, получила сертификат и закрылась ото всех.
Прошло года два, когда однажды, возвращаясь домой, Галя обратила внимание на маленькую бездомную собачонку с длинной нечесанной шерсткой, совершенно закрывавшей ей глаза. Та воинственно подпрыгивала и кружилась на одном месте, поддерживая себя лаечными руладами тонким голоском и демонстрируя свои достоинства некрупной овчарке, привязанной к поручню перил, декорировавших небольшой магазин. Красавица овчарка серебристо-черного окраса взирала на это безобразие с мудрой невозмутимостью, сидя на задних лапах и поворачивая морду на всех выходивших из магазина людей. Не получив полагавшегося ответа, собачонок потерял интерес и засеменил прочь, небольшими кругами заметая следы.
– Понравилась? – Галя повернула голову к обратившейся к ней женщине. – Могу устроить вам щенка...Бесплатно, – улыбнулась она, отвязав вскочившую собаку. Щенка Галина не хотела, но, познакомившись с Викторией, она незаметно, медленно стала впускать в себя струйки свежего воздуха уже, казалось, забытой Жизни.
Под присмотром своей приятельницы она научилась хорошо готовить и обнаружила в себе не только способную к этому ученицу, но и неожиданное удовольствие во всем, над чем они колдовали на кухне. Кухонь стало две, и Викин муж нисколько не возражал против двойных порций ватрушек, пирогов с креветками, фаршированных грибами уток и прочих домашних изобретений. Ей всегда было хорошо у них, и от природы очень замкнутая, она чувствовала себя здесь удивительно свободно и не испытывала дискомфорта, даже не проронив за вечер ни одного слова. Эти простые и удивительно чуткие люди были рады ей. Как-то Вика, весело рассказывая об одном приятеле мужа, обмолвилась о его желании распрощаться со своим одиночеством, но, не встретив никакой реакции, больше к этому не возвращалась. С появлением Василиски их отношения стали еще теплее, и кошка ценила это ничуть не меньше своей патронесы, по-хозяйски обнюхивая содержимое сумок часто забегавшей к ним Вики.
Не стараясь удержать хаотично растекавшиеся мысли, Галя осторожно перешла небольшой овражек. Залитая солнцем опушка оказалась подлеском сосново-елового бора, плотно стоявшего вдали. Пышный кустарник соседствовал с молодой серой ольхой, развернувшей свои жилистые листья. Полосы мягкого мха отделяли ольховник от кленов и от невысоких берез, ослепительно струившихся волнами девственно белоснежных, изогнутых тоненьких стволов. Подойдя вплотную, Галина прижалась щекой к блестящей гладкой кожице и замерла, закрыв глаза. Василиска настойчиво
