В разночтении лет, в миражах, то надвигающихся на тебя, то рассеивающихся бесследно, ты будешь плавать от одного воспоминания к другому; захочется быть здесь и там, и ты будешь: воспоминания – лазейка между реальным и нереальным.
Несколько не утомительных часов ровной дороги, сонное покачивание экспресса, свист тёплого ветра, теребящего волосы… Не забыть бы выйти на перепутье: прямо, вдали, город, направо – озёрный край, тебе налево.
Задохнувшись от чистоты воздуха, неспешно двигаться по узкому шоссе, обрамлённому с двух сторон вековым лесом, ещё несколько времени в сторону деревеньки; у указателя (здесь, именно здесь, при виде обыкновенной сине-белой железной таблички скатится по шагреневой коже твоего равнодушия первая слезинка) свернуть на грунтовку, и дубравой, сосняком, в сумраке листвы густо стоящих дерев, — к свету, в прошлое.
Тут-то и произойдёт с тобой некое действо: ты станешь невидимым и ничуть этому не удивишься. Стараясь ступать бесшумно, подойдёшь к знакомой хате… услышав от неё неправедное, свекрушечье: «Что это делается, люди добрые! Машка (Маша – это беременная мною мама), такая-сякая, украла крупу у меня, родичам снесла!», поймёшь, что ты ещё и вне Времени.
Издалёка, на подходе, представишь, как переговариваются в таинственной глубине сонного ставка сом и щука, увидишь, как по тихой воде, меж бакенов-кувшинок идёт такой себе кораблик-корытце, в нём мальчик Даня, совсем маленьким Я, стоит на протекающей палубе и наблюдает в морской бинокль укрывшихся за ивами розовых купальщиц….
Привет, заезжий дуралей! – семилетним маменькиным пижоном, в только что купленном щегольском зелёном костюмчике в рыжую клеточку, пройтись, загребая ногами песок и пыль летней деревенской улицы – ну кто так делает? но это для маскировки: позже, в разведке, в сосновом лесе, метко стрелять в выглядывающих из-за смолистых стволов немецких диверсантов почти настоящим пистолетом – каждый раз после выстрела тебе нужно найти средь сухой иглы и шишек чёртову пульку и перезарядить оружие...
Влюбиться в двоюродную сестру Надю, тайно, и ревнивыми глазами наблюдать как ласкает её фигурку в белом платье полевой, пахнущий гречкой ветер…. И впервые увидеть и навеки полюбить никчемный сорняк во ржи – василёк…. и собрав аквамариновый букетик, искать среди сосен предмет обожания, средь колосьев прячущуюся тайну, за морями, в тайге, в душных городах, на полустанках, везде – одну только её – девушку в белом платье, и глядеть на неё снизу вверх, и держать за руку…. найдя или придумав.
А в церковь, высоченную, выстроенную как для города, ты зайдёшь три раза: в молочной младости тебя окрестят там и окрылят, освятив и закапав воском, бородатые ангелы, куда-то подевавшиеся потом, когда в храме устроят склад; подростком, Даня, в другой свой приезд, будет кладоискателем – на её печальных развалах; последний раз…. в светящемся позолотой и иконостасом новом великолепии, в парафиновом дыму, отпоют древнего Даню поповские мальчики, под тоненький хор старушек в китайских платочках… впрочем, когда это будет, и будет ли – здесь….
Три раза, не ныне. Мне не войти в растворенные всякому двери: я обменял свой серебряный крестик на платиновую монетку; я много раз менял одно на другое, коллекционировал, но этот обмен показался мне когда-то самым удачным. Так я думал, и ещё думал, как просто, зайти в храм, купить новый, освятить его, прижавшись к лику…. Не могу зайти в храм без креста, не могу ничего покупать – в храме.
Иду по яблоневой улочке, мимо дома, где родился, иду мимо, потому что дом этот, аляповато разрисованный и по трудам, хозяйством, нежилой, совсем чужой теперь, в нём давно уж чья-то дача. Все разъехались или снесены, по соседству, к кладбищу… Вот и покосившиеся мшистые кресты, ржавые памятники; разглядываю надписи и фотографии…и, не стесняясь себя, плачу, снова став собою, пожившим и видимым. Царствие небесное вам, наконец-то, свиделись…
Простите, все и всё простите… я ухожу от вечного покоя Родины (вот она где, родина моя ныне, вот где сень её тихая), я пытаюсь снова стать невидимым, ускользнуть в то, что всегда было со мною, и довлело над всем остальным, в Прошлое…. Его так много у меня, Прошлого, вот этого, где я совсем маленький, другого, третьего….
Немолод, сентиментален, ты, как тебе видится, исполнился долгом, поздно, постыдно поздно… терзаясь, но прощенным (как тебе мнится) и оттого просветлённым бредёшь обратно – мимо исполинской церкви в окружении пустующих хаток, мимо обмелевшего и давно нечищеного ставка, мимо векового леса, и у таблички-указателя выходишь на дорогу. Пустынная, забытая сторона, прощай!
Несколько времени, и ты в экспрессе Настоящего.
Настоящего?
-------------------------------
