Тайна серебряного креста

последний час, переживала очень за сына, оставила деньги. С горем пополам поведала всё. Мать налила Глафире успокоительного. Выпила Глафира и сказала, так, что мороз по коже пошёл у всех, находящихся в ту минуту в хате:

- Жить мне недолго осталось. Совсем мало. Даже вот сейчас могу умереть. В любой момент. А всё потому, что дух Евдокии сказал, что заберёт к себе… С собой… туда…

Рука вяло качнулась в воздухе в направлении сельского кладбища…

***
- Берите все гроши… Не возьму своей доли… Евдокия предлагала оставить оговоренный процент от суммы… Ни к чему мне…

Ушла Глафира сама не своя. Предлагали ей соседки пособить добраться домой. Отказалась она, сказала, пока ноги ходят, сама управится.

После её ухода матери было не до вареников. Она и соседки уставились на свёрток, не решаясь к нему прикоснуться, как к проклятому.

- Ну, чего ждать-бояться, - первой заговорила мать, - должен кто-то быть первым.
Разорвала бечеву. Рассыпалась бумага. На стол просыпались рублёвые и трёхрублёвые купюры. Были и пятёрки с червонцами, даже насчитали десяток четвертных. 

Долгонько совещались мама с соседками. Порешили так: раздать деньги тем, кто внёс свою долю в похороны Евдокии, оставшуюся часть разделить: одну потратить на установление памятника, другую оставить сыну Геннадию, когда-то же он вернётся, не навсегда ведь уехал.

Согласились с доводами матери соседки. Тут же, как говорится, не отходя от кассы, высчитали долю, которую нужно отдать в зависимости от вложения на похороны, отдельно отложили сумму на памятник и часть, принадлежащую сыну. Вопрос решился быстро, кто будет распоряжаться деньгами и у кого будет храниться сумма Геннадия: соседки сказали матери, мол, мы тебе доверяем, не обманешь. На том и порешили.

Утром всё село всколыхнул крик:

- Успокоилась наша Глафира… Упокоилась, бедненькая…

Кое-кто подумал, резонно рассудив, вслух не озвучивать:
- Забрала Евдокия к себе соседку, чтобы одной не скучать-тосковать в одиночестве…




Глава двенадцатая

А что же случилось с крестом Богородицы?

Всем известно, рутина засасывает лучше болота. Житьё-бытьё, заботы о хлебе насущном вычеркнули из жизни селян прошедшие события, отзвеневшие гулким колоколом, будто художник ластиком удалил с листа картона неудачный эскиз и решил поверх различимых очертаний нарисовать нечто новое и прекрасное.

Успокоились жители. Всё прекрасно разрешилось с деньгами. А крест? Что с ним случилось, куда запропастился, забыли. Как весной после бурного половодья, когда высокие чёрные воды размывают берега и выйдя на широкий простор полей успокаиваются, так сошли на нет и разговоры о кресте. Был ли он на самом деле, никто подтвердить не мог. Старушки, пользовавшиеся услугами бабы Дуси, покоятся вместе с нею на погосте. Они могли бы сказать своё веское слово. Да ежели и ведут какие интересные беседы, то их смысл остаётся для живущих в мире, полном разных событий, неведом.

***
Минули годы. Много чего интересного и не очень пролетело над селом. Пролетело весенними птицами, возвращающимися с юга в родные края после зимнего отдыха. Также достаточно позабылось, будто смылось осенними дождями и навеки закрепилось забытьё зимними морозами под крепкой коркой льда.

Видимо, кому-то там, наверху, кто колдует людскими судьбами и управляет ими, захотелось вернуть память людскую, поворошить забытые события. Произошло возвращение в конце лета, когда собрали урожай и колхозники по заведённой традиции решили отпраздновать праздник окончания летней страны. И как бывает, кто-то вскользь обронил, не слышно ли ничего о кресте. Всполошился народ: о каком кресте речь? Уж не о церковном, недавно установленном на отреставрированную церковь в соседнем селе.  Встрепенулись люди, протрезвели головы, прояснились взоры. О каком кресте разговор, если не о том? И тут прозвучал робкий голос, разве позабыли, после похорон последней сильной знахарки Евдокии не обнаружился крест. Каких только предположений не выдвигали, куда мог он деться, вплоть до фантастической – вернула его себе Богородица, видя бессердечие людское и игнорирование церкви христианской.

Сквозь плотную густую синеющую сталь приближающихся осенних сумерек прорвалось в открытое окно дуновение ледяного ветра. Погасли лампочки. В наступившей темноте, разбавленную неярким лунным сиянием всех находящие в столовой вдруг увидели на площадке, свободной от столов возле стены, между окон неясный женский силуэт. Впечатлительные натуры вскрикнули коротко, обладающие раскрепощённым воображением всплеснули руками, те, кому с воображением не повезло, но сознание раскрепостилось под действием самогона, коротко икнули: они увидели усопшую знахарку. Все разом коротко крикнули: Евдокия! Призрак знахарки пошевелился и по помещению прокатилась волна ледяного воздуха. Изо ртов мужчин и женщин показался парок. Призрак знахарки вышел посередине столовой и обвёл тёмным, как ноябрьская ночь взглядом, по сторонам. Немного постоял, меняя интенсивность сияния от молочно-матового до свинцово-яркого и растаял.

Некоторые зашлись сильным кашлем. Кое-кто прослезился. Но продолжать празднование окончания уборки более не стали.

***
Именно после того странного события и пронёсся слушок по селу: мол, крест-то Евдокии не пропал. Да, не пропал. Не ушёл бесследно.

Сейчас самое время упомянуть невестку Евдокии, жену младшего сына Ильи Надежду. Знала она о предании семейном, видела не раз крест, с разрешения свекрови брала в руки и тогда уже примеряла на себя роль целительницы. Заприметила это Евдокия и прямо сказала: Не смей даже думать, крест переходит от матери к дочери, никак не к невестке. Если задумаешь что, несдобровать тебе. Помни об этом. Хочешь, при мне бери крест, любуйся, молись над ним. Но сама ни о чём большем не помышляй.

Согласитесь, как тут не помышлять о целительстве, когда предмет, крепко связанный с ним, вот он, бери и лови удачу. 

Объяснить себе Надя не могла, да и не собиралась, как завладела крестом, как умыкнула его потихоньку, когда свекровь лежала в глубоком бессознательном сне. Не беспокоило Надю предупреждение, что в чужих руках серебряный крест – это просто крест. Без особенных свойств и качеств. Лелеяла Надя свою добычу. Закрывшись в кладовке, разворачивала тряпицу и не могла от креста взгляда. Так он ей нравился.

Не получилось стать преемницей целительных свойств креста у Надежды. Пыталась лечить, всё безуспешно. Скрывала крест, прятала. Лгала в глаза приходившим за помощью, говорила, открылся дар в ней после некоего потрясения духовного однажды в чистую лунную летнюю ночь, когда мучила её бессонница.

***
Высказала сначала Надя всю правду о кресте своему мужу. Посидел Иван в глубоком раздумье и сказал, надо правду рассказать людям. Как после этого жить, поинтересовалась Надя. Илья ответил, как жила до этого, без рванья и лживых манипуляций. Нежели, поинтересовался Илья, мать с того света не давала ей никакого знамения, что не тем делом занимается Надя. Расплакалась Надежда. Давала знать свекровь знать, давала, да относилась к этим знакам она наплевательски. Раз прошло, другой. Потом заболела и Илья поддакнул, сказал, помнит тот день, когда скорая увезла Надежду в районную больницу с подозрением на заболевание. Также напомнил, красть крест и обманывать народ грех, хорошо хоть сильных хворей не случилось. Не сбились со счёта невзгодам и бедам.


***
После излияния души перед мужем и роднёй полегчало на душе у Надежды. Говорила, родилась будто заново на свет, так легко на сердце и ничто более не гнетёт. Поделилась, не изводят ночные кошмары, спит ночами мирно. Одного не рассказала, что однажды решила она отнести крест на могилу свекрови.

Ночь выдалась тёмная, дождливая, страшно рокотал гром, сверкали молнии. Пока шла к кладбищу, пару оскальзывалась, падала в грязь, вымазалась с головы до ног в раскисшую землю.

Найти в ночном мраке могилу оказалось нелегко. Страх сковывал сознание и руки. Закопала в порыве отчаянья крест в основании могильного холма и вернулась домой.

По истечении времени, вдруг снова учащённо забилось сердечко Нади, мол, правильно ли поступила, снеся крест на кладбище и спрятав его в землю.
Снова поделилась с мужем своим горем, как быть, посоветуй, Илья. Недолго размышлял Илья. Пойдём на кладбище и откапаем крест.

Полдня они перерывали землю вокруг могилы Евдокии. Пальцами мелкие комочки перетирали. Чуть ли не просеивали каждую горсть. Крест не нашли.

Поинтересовался Илья, в самом ли деле она закопала крест у могилы свекрови, может в ночной темноте перепутала могилки и зарыла в другом месте. Клялась всеми святыми Надежда мужу, что именно тут, не сойти ей с места, она закопала крест. Даже запомнила примету – сломанную ветку рябины с пожухлой листвой.


Глава тринадцатая

С середины восьмидесятых годов вырос спрос на экстрасенсов. Анатолий Кашпировский, Аллан Чумак, Джуна, Юрий Лонго. Все они в одночасье повыползали из какого-то глухого подполья, где прятались в ожидании благоприятного случая, который наступил внезапно. Заселили они телевизионные экраны, по радио звучали их бредовые выступления. Один лечил пассами и заряжал воду и просил устанавливать её перед экраном телевизора. Другой прославился тем, что собирал многотысячные залы и проводил сеансы массового исцеления прямо на сцене в прямом эфире. Третья умудрилась втереться в доверие высоким руководителям государства и пожинать лавры. Четвёртый решился на рискованный эксперимент оживления трупа. И якобы процесс прошёл положительно. И рука с ногой двигались, и тело шевелилось. Не давал им всем покоя талант Вольфа Мессинга. Стремились подойти к нему ближе и даже перещеголять.

Где они все сейчас?

***
В одной интересной старинной книжице вычитала в молодости такие слова, приписывают их некоему святому старцу. Говорил он с пожелтевших страниц: лечение – ценный дар, дарованный богом. Отличайте его от искушения врага рода человеческого и не попадайтесь в расставленные им ловушки.

Спорить с его словами тяжело. И безуспешно. Одно скажу, каждой женщине нашего рода немного свойственен дар лечения, знахарство. Вместе с этим даром свято в роду хранится преданье о серебряном кресте Богородицы. Каждая женщина верит, пройдёт много лет, и вновь, как когда-то в давней истории было, однажды, крест вновь вернётся в наш род.


Вместо эпилога

Ночь выдала на удивление тихая и спокойная. Я пришла с работы. Накормила детей и мужа. Улеглась спать. И тут началось…

Что-то мучительно тянуло меня во сне за руки. Я упиралась, старалась изо всех сил. Они были неравными. Нечто совладало со мной.

- Открой очи, - приказал мне кто-то.
- Боюсь, - отвечаю, крепко зажмурившись.
- Не бойся.

Улеглось волнение в душе. Открываю глаза. В ногах на кровати сидит в странном старинном одеянии женщина. 

- За твоё послушание и веру тебе дарована милость. Откроется твоим глазам диво. Для этого завтра после полуночи должна ты, проснувшись и умыв лице, одеться приятно и чисто, не молвя слова выйти за порог хаты. Выйдя воротами со двора, ступай прямо, не оглядываясь. Выйдешь за село, иди до дальней развилки дорог. Стань на