Анна
26 июня 2002 год
Мальчик родился синенький. «Пуповина вокруг шеи, - констатировал Павел Петрович, легонько стукнув младенца по ягодичке». Маленькое тельце импульсивно задвигалось, и пространство наполнилось шипящими и свистящими звуками. Они напоминали шуршание… возню старьёвщика, который шамкая беззубым ртом, перебирает ветошь скрипучей тележки. «Ну же, ну… ты уже здесь, - уговаривал доктор, - кричи». Больше Анна ничего не слышала, она потеряла сознание. Молодые акушерки переглянулись, за глаза здесь старика называли «Петром и Павлом». В его апостольских руках выживал каждый, кому посчастливилось родиться в их смену. «Девочки, подключите мамочку к аппарату, - скомандовал старик, обтирая влажное тельце салфеткой». А биологический отец заходил тем временем на двадцатый круг вокруг здания, яростно стряхивая локтями мокрые кусты акаций, стоящие вдоль кованой изгороди больничного двора. Согласно договору, мать не имела права прикасаться к ребёнку и тем более, кормить его. Она получила две третьих от суммы за вынашивание, и остаток ей полагался только после того, как Джеймс и Моника вместе с младенцем пересекут воздушную границу ненавистной им страны. Анна выставила этой странной паре одно единственное условие – родить в России и именно здесь – в Загорске. В Англии мальчика ждали дородная молочница и всё, что может понадобиться в таких случаях. Моника покорно сидела в машине, нервно перебирая старинные нефритовые чётки - реликвию, перешедшую ей от прапрабабки по отцу. Отец утверждал, что мать той самой бабки была ведуньей, а сама она произошла из древнего знатного рода, говорил, будто самые знатные особы консультировались у неё. В семейных архивах Моника прочла, что Матильда держала в секрете средство для продления молодости. И было в этом что-то мистическое, женщина прожила сто четырнадцать лет, и на последних портретах ей ни кто не давал более пятидесяти. Месяц назад Монике исполнилось сорок три, надежды совсем не осталось, и они с Джеймсом решились найти суррогатную мать. На России остановились не случайно, в глазах русских женщин читались сердечность и добродушие, да и легче найти в этой стране ту, что решится на этот шаг. Генетические родители не разрешили Анне ультразвуковое исследование, Джеймс убедил жену, что процедуры подобного рода отрицательно влияют на плод. Поэтому супруги не могли предположить пол будущего ребёнка. А имена они приготовили задолго до рождения малыша: Матильда, на случай, если родиться девочка и Питер, так звали отца Моники. Свой генетический материал супруги законсервировали прежде. Это случилось после того, как Монике в четвёртый раз не удалось выносить ребёнка, тогда Джеймс посоветовал жене успокоиться и немного отдохнуть. Следующие две беременности опять не удались. В результате, судьба привела супругов в Россию. «Это всё она! Матильда! Отец рассказывал, что она носила в себе русские корни. Несколько раз пыталась бежать, а прапрадед её возвращал, один раз даже закрыл в подземелье. Матильда хотела, что бы её ребёнок родился непременно в России, жила на чемоданах, хотя в те времена человечество не знало, что есть чемодан. На чужой земле она не чувствовала себя свободной, - в слезах откровенничала Моника после очередного выкидыша, размазывая тушь по лицу». Джеймс утешал жену, думая про себя, что когда ни будь эта одержимость ребёнком приведёт её к срыву. Тогда он и решил схитрить, просто не видел другого выхода. «Так давай исполним желание твоей прапрабабули – найдём в России суррогатную мать, и она выносит нам ребёнка, - сам он считал все эти россказни полным бредом - предубеждением». Моника затравленно посмотрела ему в глаза: «Ты действительно считаешь, что мы должны исполнить её желание?»
«Ну конечно, пусть твоя Матильда уже успокоится… и упокоится с миром, - Джеймс притянул любимую к себе и бережно обнял, горячо зашептал, - какая разница, где родится малыш, он всё равно ни о чём не узнает, мы зарегистрируем его у себя и забудем об этой стране и этой женщине… Ты – моя единственная… Знаешь, что означает твоё имя?»
- Что?
- Единственная… моя единственная, - муж нежно погладил её по волосам.
Так у Моники появилась надежда.
***
- Павел Петрович, мамочка отказывается кормить, - раздался в дверях ординаторской голос Лены.
- Я сейчас подойду.
Старик знал эту историю, он заверил родителей, что кормление они организуют без участия матери, и как только младенец будет готов, его передадут законным родителям. Бумаги подписали обе стороны, и формально здесь всё вершилось по закону, но не учитывались такие мелочи, как мораль и простые человеческие чувства. Доктор не перечил руководству, на его попечении жила внучка – студентка медицинского колледжа, Павел Петрович дорожил своим местом. В настоящий момент в своих руках он держал только два козыря – ночная смена и верных ему людей. Слава Богу, камеры в палатах не устанавливались, больница датировалась государством и на такие излишества не претендовала. Доктор присел на край кровати. Женщина лежала на боку, отвернувшись к стене. Она ни как не среагировала на его лёгкое прикосновение. «Спит, - подумал про себя врач, и тут же заметил, что глаза Анны открыты». Он положил руку на её плечо.
- Я вас уверяю, что об этом ни кто не узнает. Видите ли, первое впечатление – получить защиту от родной матери, очень важно для младенца. Эта информация записывается на подкорку, и её не вытравишь никаким воспитанием. Такому человеку в последствие не поможет ни один психолог. Сразу после рождения младенцу необходимо получить импульс, что всё хорошо, и он под защитой. Это как глоток воздуха, который входит при первом вдохе. И это зависит сейчас от нас с вами… Если мы этого не сделаем, его счастье будет повреждено. Анна удивлённо смотрела на доктора. Она повернулась всем телом и, морщась от боли, ощупала свою грудь.
- Вот, видите, всё твориться согласно законов, - он поднял глаза вверх, - и я не понимаю, почему мы должны их нарушать.
Доктор погладил женщину по голове, развёл руками, медленно поднялся и направился к выходу, стараясь удерживать спину ровной. В дверях старик обернулся и одобрительно кивнул ей.
- Леночка, несите мальчика в двадцать седьмую. Сколько раз пациентка принимала пищу?
- Павел Петрович, она совсем ничего не ест, целый день пролежала лицом к стене, Таня даже не заметила, чтобы она ходила в туалет, - доверительно зашептала Лена.
Доктор вернулся в палату.
- А вот отказываться от пищи вас ни кто не уполномочивал, - мужчина достал из кармана маленький ровный огурчик, обтёр полотенцем и протянул Анне, - сейчас вас покормят, а через полчаса принесут вашего мальчика. Оставьте все свои мысли, не думайте, что будет потом... Сейчас есть только вы и он, понимаете? Вы и он.
Женщина покорно взяла огурец, она дрожала.
- Нет вкуса… совсем нет вкуса.
Доктор пощупал пульс, положил руку на её лоб.
- Да вы вся горите, милочка.
Видана
1223 год.
- Матушка, матушка, - Видана обхватила сзади мать за плечи, прижалась мокрой щекой к спине, - побегу к роднику, Всеслав завтра уходит.
- Первый раз что ли такое? Ну чего ты?! Чего запричитала? Ещё нет ничего, а ты уже прощаешься. Принеси-ка лучше воды. О бы брате родном так печалилась…
Мать недолюбливала Всеслава. Её дочь достойна лучшего жениха, вон, Любомир, чем не жених? Работящий, покладистый, а статный какой, отец его - плотник, без работы не останутся.
- Да только утром две кадушки наполнила, - насупилась дочь, - его кроме матушки и проводить не кому… Пойду!
Видана непокорно глядела в упор своими огромными серыми глазищами.
Дочери весной исполнилось пятнадцать. Коса у девушки льняная ниже пояса в ладонь толщиной, кожа нежная, белая с лёгким румянцем, брови крыльями в разлёт, тонкий стан, словно мастер искусный выточил фигурку из камня. Мать невольно залюбовалась дочерью, а в глаза говорили: «Ну чего только ты в нём нашла? Будто приворожила тебя старая Улиха».
- Она не Улиха! Не Улиха! Она добрая, - огрызнулась девушка и, махнув рукой, направилась в терем.
Аглая вздрогнула, поёжилась. Не раз замечала, что дочь читает её мысли, отмахивалась от своих догадок. «Потому и защищаешь, что свой свояка видит, - а вслух сказала только, - иди уже, Илюше пирогов отнесёшь заодно».
- И как я сразу не догадалась, - обрадовалась Видана, - они же с утра там ничего не ели, верно, проголодались.
Девушка захватив короб, кинулась к печке. Постелив салфетку на дно корзинки, принялась укладывать румяные пироги. «Всеславу отдельно положу, пусть горяченького поест».
***
К устью притока Днепра – реки Трубеж подходили дружины русских князей, на время прекративших свои распри, дабы объединиться против общего врага – сильного кочевого народа, неожиданно объявившегося возле границ их земель - в половецких степях. А между тем, в народе том родилась и закалилась испытанная в многочисленных боях, мощная армия под предводительством хитрого расчётливого Тимуджина. Тот без особых усилий разгромил на родных землях своих соперников и объединил под своим началом все монгольские племена, потому соплеменники провозгласили его великим Ханом, который в последствие нарёк себя Чингисханом. К тому времени Тимуджин создал себе надёжную опору - одну из лучших армий мира, хорошо обученную и беспрекословно подчиняющуюся ему. В его народе мальчиков с детства учили убивать. Любимой игрой монгольских отпрысков были состязания в стрельбе из лука. В арсенале взрослых воинов луки со стрелами – непревзойдённое оружие степной войны. Мужчины отлично владели и копьями с железным крюком на конце, которым они виртуозно сбрасывали вражеского всадника на землю, добивая кто кривой саблей, а кто топориком. Единоначалие – главное достоинство монгольской армии и ещё беспрекословное подчинение. И не давало такое послушание никаких шансов врагу. Дружинники Русов в бою подчинялись каждый своему князю. А те не всегда ладили меж собой, потому не было у Русов той сплочённости, что у монголов. Под своим началом Чингисхан собрал сто тридцать тысяч всадников, и не существовало в те времена силы, ему равной. За пятнадцать лет монголы покорили многочисленные народы и присоединили к своему ханству обширные территории. Где бы ни прошла монгольская орда, за ней оставались лишь выжженная земля, смерть и разорение. Вороги беспощадно убивали жителей, а умельцев - ремесленников уводили в рабство. Захватив часть провинций Китая и государство Хорезмшахов, Чингизхан отправился к западу от Каспийского моря. Сокрушив войска Грузии и Алании, он подошёл к половецкой земле. Половецкие ханы в страхе кинулись к русским князьям просить о помощи, те тогда были уже с ними в родстве. Собрав совет, русские князья решили выступить первыми, дабы не подпустить врага к своим границам. Узнав о таком решении, Чингизхан направил к Русам послов с тем, чтобы убедить, не помогать половцам, обещал не трогать русские земли. Но князья, поддавшись на уговоры хитрых соседей, перебили монгольских послов, чем страшно разгневали воинственного Чингисхана.
Спасибо!
Вы знаете, о чëм я!