Потомок королей

взгляд на сына, Менгиот, не проронив ни слова, показал на выход из юрты. И это означало: «Иди за мной».
В ответ Мерген ещё глубже зарылся в жёсткую медвежью шкуру. Воздух в юрте совсем остыл, юноше не хотел вылезать из нагретого убежища. Прошло немного времени, парень внимательно прислушивался к шевелению за порогом, дожидаясь, когда затрещат первые искры и раздастся пение отца, но шаман молчал.
«Что там ещё?». Вчера он тщательно приготовил всё для быстрого разжигания. «Камни, наверное, отсырели, - подумал молодой тувинец и быстро вышел наружу». Их с отцом юрта находилась на самом краю селения, столь далеко от других, что сородичи не могли слышать, как призывает шаман по утрам своих духов, дабы вымолить дождь или наоборот, заставить его остановиться. Тувинцы считали, что таёжный мир населяют не только птицы и звери, но  множественные духи. Всё здесь принадлежит им, люди на этой земле только гости. Жители этих мест одухотворяли землю – её леса, озёра, перевалы, горы. Созерцая природу и будучи в согласии с ней, в этом народе понимали язык камня, воды, ветра. Тувинцы верили, что прожить на земле человеку возможно лишь будучи в согласии с духами.
Деревянных фигурок отца Мерген боялся с детства, они казались жуткими. Был здесь и одноногий козёл с ветвистыми рогами, похожими на оленьи, и лохматый коротышка с четырьмя руками, словно бегущий в своём демоническом танце. Две расставленные  в разные стороны руки этого уродца держали изогнутый кинжал и маленький топорик, а две другие, опущенные вниз, - трезубец и кривую саблю. Мергену порой казалось, что выпученные глаза этой куклы светятся по ночам. И тогда, дрожа всем телом, он  с головой зарывался в спасительную медвежью шкуру. Больше всего мальчика страшил змей с человеческой головой. Голова та была обыкновенным  черепом, скалившимся двумя рядами широких прогнивших зубов. Рядом со змеем неизменно висела нетопырь, покачиваясь и шурша сухими перепончатыми крыльями, а за ней располагались жаба с человеческими ногами и маленький человек с петушиными лапами и лисьим хвостом. Но был среди этой братии всегда спасающий, добрый старичок, которого Мерген  умолял, чтобы тот наслал на него быстрый сон до самого утра, до того самого момента, когда за  стенами юрты начинают шептаться великаны. Старичка мальчик называл «Серке». Отец редко брал в руки фигурку Серке, считая её бесполезной. Он не разрешал сыну прикасаться к своим куклам. Идолы служили для вызывания духов нижнего мира и, если их коснётся рука непосвящённого, могли потерять силу. Они слушались только  своего хозяина. Молодой тувинец знал, что существует верхний мир – десятый, и что в этих местах есть источник священной воды - Аржаан, соединяющий в своей чистоте силы верхнего и нижнего миров. В тайне он всегда мечтал найти тот источник. В его народе верили, что тому, кто найдёт Аржаан, тот дарует вечную молодость, силу и покровительство духов верхнего мира. Когда мальчик спрашивал об этом отца, тот злился. Селяне Менгиота побаивались, ведь чёрный шаман призывает силы подземного мира. Разъярённый шаман вполне способен убить человека. Если колдун делает плохо какому-то человеку, то тёмные силы увлекают шамана за собой и откупиться от них невозможно. Для общения с духами верхнего мира помыслы человека должны быть чисты. Каким-то особым чувством Мерген понимал эти истины и  не хотел перенимать науку отца. С детских лет он помогал  в приготовлении ритуалов, но сам не участвовал в действах чёрного шамана.
В груди парня непривычно сдавило, будто камень кто-то положил. Юноша нашёл отца лежащим навзничь с неестественно раскинутыми руками. Рядом с телом  валялась шаманская шапка, обшитая чёрными пушистыми хвостиками и разноцветными лоскутками. Фигурка змея словно отползла чуть поодаль и устрашающе таращилась на молодого тувинца бездонными дырами пустых глазниц. Юноша наклонился к отцу, приложил ухо к его груди, взял за запястье. Тот не подавал признаков жизни. Парень заплакал. Ещё немного и к юрте потянуться люди. Тувинцы  часто приходили по утрам к отцу со своими нуждами, кто с чем. В полном оцепенении парень принялся разжигать огонь, он делал это каждое утро. Утро всегда начиналось с воздаяния духам. Когда пламя достигло должной высоты, молодой тувинец вошёл в юрту. Ноги его сделались совсем чужими, будто неведомая сила овладела всем телом, она двигала его руками и думала его головой. Взяв щипцы, юноша одного за другим сложил в мешок отцовских идолов и вышел к костру, пытаясь отыскать глазами фигурку змея. Изваяния не было на прежнем месте. Окинув цепким взглядом пространство вокруг и не найдя что искал, молодой шаман медленно перевёл взгляд на лежащего человека. Змей победоносно скалился на своего нового хозяина, по хозяйски расположившись на животе у отца. Юноша потянулся щипцами к черепу и молниеносным движением забросил фигурку в огонь, пламя затрещало. Крепко перевязав мешок с идолами, Мерген отправил вслед за змеем и его. В нижних слоях пламени раздался громкий щелчок, и большое чёрное облако будто вырвавшись из огня, взвилось вверх. Оно медленно поползло в сторону от кострища и подхваченное ветром, заскользило к изумрудному озеру. Парень бросился в юрту. Взяв фигурку Серке, он неистово прижал её к груди и взмолился, чтобы это был сон, чтобы ни один человек сегодня не пришёл к их юрте и чтобы никогда не надевать на себя ненавистную шаманскую шапку. Спрятав Серке у себя на груди, Мерген направился к костру, опустился на колени, обхватив голову руками, и снова заплакал. Он взывал к небесам всем своим существом, всем сердцем. Неожиданно пошёл дождь, сильный неистовый. Порыв ветра лихо подхватил шапку и, шелестя разноцветными лоскутами, понёс её в сторону горного перевала. Не чувствуя холода, юноша безразлично наблюдал эту картину, струи воды стекали по его волосам, забирались под одежды. Сколько времени просидел он так? Костёр потух и сквозь сизые дождевые потоки парень разглядел осунувшееся лицо женщины. Она стояла с другой стороны потухшего костра и внимательно смотрела на него. Женщина эта напомнила парню мать, которая умерла в его раннем детстве. Она медленно подошла и, взяв тувинца за руку, отвела в юрту. Женщина помогла снять парню  мокрые одежды, растёрла оленьим жиром его плечи и спину, напоила терпким отваром и укрыла оленьими шкурами. Тепло медленно растеклось по молодому телу. Разомлев, внемля размеренному шуму дождя, юноша уснул.
Всё, что было потом, он помнил смутно. Как хоронили отца, как приходили к нему соседи с просьбами остановить дождь, который лил беспрестанно. Всё было, как в тумане, он сейчас сам даже не смог бы отыскать могилу чёрного шамана, он только знал, что в юрте его поселилась та женщина, которая позаботилась о нём в тот день, когда это случилось. Должно быть, она видела, как парень бросил в костёр злосчастных идолов. И теперь именно она разжигала по утрам и вечерам костёр, но бубен отца молчал. А женщина терпеливо ждала, когда новый шаман возьмёт в руки свой инструмент. Тувинцы не торопились, они вообще жили размеренной жизнью, говорили мало, и всю их жизнь можно было бы назвать одной большой медитацией. Сколько дней прошло таким образом, юноша не считал, но выйдя однажды к костру, он увидел перед входом в его жилище своих сородичей, казалось, что в это утро они собрались здесь все. Эти люди молчаливо смотрели на него, ожидая, когда их новый шаман возьмёт в руки бубен. И тогда тувинец сообщил им, что духи покинули его, и он должен отправиться к источнику, чтобы вымолить  их покровительство, только после этого он сможет совершить ритуал. Среди сородичей пробежал недовольный ропот, ведь ни кто не знал, где находится Аржаан, и не ведал, можно ли вообще добраться до него. Люди не могли принять тот факт, что им придётся так долго обходиться без помощи духов. Постепенно тувинцы разошлись по своим делам, а к вечеру один за другим потянулись к юрте шамана. Каждый принёс что-то для Мергена, чтобы облегчить его дорогу, а несколько человек вызвались сопровождать его. Через пару дней группа из четырёх человек, навьючив всё необходимое на спины северных оленей, отправилась  в путь. В этих местах нельзя было обойтись без оленей. Дорога к источнику лежала через тайгу, реки, горные перевалы, которые можно преодолеть лишь верхом на оленях. Жизнь тувинцев всецело зависела от этих дружелюбных животных. Люди двигались вслед за оленями. Зимой они кочевали ближе к немногочисленным посёлкам, а летом уходили на прохладные горные пастбища, чтобы спасаться от мошкары. Тувинцы питались оленьим молоком, укрывались оленьими шкурами, а в морозы перевозили на оленях всё своё имущество.

            Дорогой путники почти не разговаривали, им достаточно было взгляда, чтобы понять друг друга. Люди не опасаясь, пили из любого источника, принимали пищу, разложив её прямо на мягких мхах, полной грудью вдыхали пронзительный горный воздух. Пока двигались по пустынной лесотундре, погода благоволила  им, но впереди предстояли переходы через горы, покрытые снегами и полная неизвестность. Маленькие скальные ручейки чередовались с полноводными горными потоками, первозданные участки тайги - с каменистыми перевалами, а плато, покрытые мхами, неожиданно оборачивались топью,  по которой пробраться можно лишь по узкими тропам, друг за другом и след в след. Мерген с удивлением наблюдал своих соплеменников, все они были значительно старше его, самому старому более шестидесяти, в группе его звали «Адыг - Дулуш» - медведь.  Они не выказывали усталости, пока самый старший не объявлял очередной привал. После нескольких изнурительных дней пути, старик велел, наконец, разбить лагерь на заветренной стороне горного склона. Солнце давно опустилось за гору. И здесь, возле большой горы, путники собирались дать себе сутки отдыха. Когда все приготовления к ночлегу  закончились и четверо крестом расселись вокруг огня, Адыг-Дулуш достал из-за пазухи мешочек, извлёк оттуда небольшую оленью косточку и, приложив к губам, закрыл глаза. Пространство вокруг наполнилось звенящими протяжными звуками. Их можно было назвать нежными. Мерген расслабился и тоже закрыл глаза. Сначала перед глазами сгустилась темнота, затем в этой непроглядной тьме появились белые точки, их мелькание напоминало крупный зернистый град. Точки увеличивались в размерах, колыхались, и в такт этим колыханьям раскачивалось его тело. Неожиданно парень ощутил на своём плече осторожное прикосновение, это  сосед справа протягивал юноше бубен, тот самый, который остался в юрте. Мерген нехотя поднялся и принял инструмент, тут же лежала отцовская  орба. Первый удар прозвучал глухо и осторожно, словно крался. Молодой шаман держал бубен неумело, наверное, со стороны это выглядело смешно, но старый тувинец подсказал жестом, что нужно закрыть глаза. Взглянув на небо, усыпанное множеством звёзд, юноша мысленно попросил помощи у Серке, ощутив фигурку на своей груди, и через несколько мгновений почувствовал блаженное спокойствие… и радость. Всё прежнее показалось вдруг таким отдалённым… прошлым. Второй удар прозвучал более длинно - протяжно, отразился от склона и ушёл