смешно? Во тьме есть черта, за которой нет смеха. Смех – величайшее изобретение смертных, нагло украденное тьмой и светом, но не сутью обеих сил, а краешком, и в глубине тьмы и света нет смеха.
Мир начинался со слёз – слёз горя и слёз радости. А ещё с камня.
–Мне надо подумать, – это передышка. Она нужна везде и не только слабым.
Тёмный Властелин прикрывает глаза. Молчите, молчите все, ему нужно подумать! Подумать о том, что определяет человека? Слабость? Смерть? Жизнь? Поступок? Память? Послать этого призрака в ничто – просто и никто его не упрекнёт, но хочется разрешить это дело так, чтобы остаться самому довольным.
Или хотя бы не до конца разочарованным.
Дать покой телу? Да что там от тела осталось? Дат покой тени? Но если послали высшие силы этого Ламарка сюда, значит, им было за что? не просто же так пришло это решение? Не монетку же бросали высшие силы?
Тёмному Властелину хочется видеть во всём смысл, хотя он прекрасно знает, что мир пришёл из бессмыслицы.
Ну хорошо. Есть вариант. Вариант, который ему кажется правильным, и который может быть, его ещё позабавит. Это не станет избавлением, нет, решение тьмы, пославшей Ламарка сюда, будет неоспоримо, но…
–Что ж, ладно, – Тёмный Властелин открывает глаза. На мгновение глазам, привыкшим ко тьме внутренней, становится больно от отблесков свечей его же тронного зала.
–Гнать его, Хозяин? – Паймон не понимает задумчивости господина. По нему всё просто – расхохотаться, да погнать призрака прочь. Или нет – пусть наблюдает за тем, как его тело идёт и вырывает из чужой плоти сердца и жадно поедает их, гонимое бешеным голодом. Стыдно ему, видите ли!
Стыдно! Какая ненужная чушь!
–Господин? – Вильгельм Ламарк нервничает, он знает, у него нет власти здесь. он никто. И будет никем. И он готов к этому, и последнее его желание, то единственное, за что осталось бороться – отсутствие унижений для останков.
Не сразу он решился прийти сюда. Хоть и призраком стал, а всё же – кто пойдёт к трону? Лишь вечно голодный или отчаявшийся. Ламарк видел себя, своё тело, изгаженное смертью и гнилью, поднятое властью тьмы, бредущее слепо вперёд, вырывающее куски мяса из живых тел и жадно поглощающее их тут же остатками зубов.
Это было выше его сил. Он готов был умереть ещё сотню раз, но не видеть, никогда не видеть себя таким униженным и таким ничтожным. И пришёл. И теперь он стоит и ждёт воли тьмы.
–Я принял решение, – Тёмному Властелину нравится смаковать свою власть. Ему нравится медленно раскусывать каждое слово, высасывая из него все соки. Всё зависит от него! Всё сосредоточено в нём! Какое приятно послевкусие!
Если, конечно, удастся забыть о том, что и сам он зависит от кого-то, что нет абсолюта. Только камен и слёзы разве что, в которые уйдёт мир однажды?
Но они не отвечают на мольбы. Зато власть Тёмного Властелина возносится к самим сводам зала в эти мгновения.
–Я даю тебе выбор, Вильгельм Ламарк!
Страшно. Выбор – это всегда страшно.
–И сделать ты должен его сам, и применить то, что выберешь, тоже, – Паймон испуганно вжимается в пол. Он боится выбора. У него его поэтому никогда и не было – всегда был хозяин! Всегда была воля. А тут…самому?
Воистину, Тёмный Властелин! Ужасен и бесконечно беспощаден!
Паймон прячется подальше, старается не смотреть и не видеть. Он ругает свои мысли за сомнение в господине, все сомнения были напрасны – сейчас ему это очевидно, ибо только настоящее чудовище даст выбор, честный выбор!
А Паймон всегда служит чудовищам.
–В красном флаконе покой плоти, – объясняет Тёмный Властелин и перед призраком появляется полупрозрачный флакон с едва различимой краснотой. – Плоти, в которой есть твоя память, которая хранит твоё имя и сколько-то там твоих языков. Ты станешь ничем, но твоя плот не будет больше тебя унижать.
–Четыре, господин, – отвечает Вильгельм, как будто это имеет хоть какое-то значение.
–В чёрном, – продолжает Тёмный Властелин, – жизнь. Твоя тень соединится с твоей плотью. Ты проживёшь тот остаток, который не прожил. Но вернёшься сюда. Тебе выбирать, Вильгельм Ламарк!
Призрак колеблется. Он берёт оба флакона – те также призрачны как и он.
–И я выберу, мой господин, – обещает Ламарк и выплывает из залы.
–Господин! – Паймон. Плача, падает перед троном, – лучше убей меня, убей! Но никогда не заставляй меня выбирать!
Тёмный Властелин усмехается. Усталость накрывает его новой волной, точно тяжёлой петлёй висельника…
–Зови следующего, – велит он и прикрывает глаза, используя этот короткий миг тишины для погружения во внутреннюю тьму.
***
–Агрх-ре-е! – рычит и кашляет мёртвая плоть. Её кривит и разлагает. Если бы Вильгельм Ламарк не был бы призраком, он бы, наверное, уже не выдержал бы этого зрелища. Но ему оставалось смотреть на себя.
Он смотрел и не верил. Неужели этот монстр жрёт плот людей? Неужели поднялся он из могилы? На что такая воля? На что такая насмешка? И почему никто, кроме Ламарка, из других призраков не озаботился тем, насколько это унизительно?
–Это скоро закончится! – крикнул Вильгельм-тень своей плоти.
Плоть подняла на него голову и попыталась прожевать.
Не получилось. Призрака не то что прожевать, даже схватить нельзя. Но плоть расстроилась и попыталась ударить мёртвой рукой по недоступной еде.
–Боже мой, какой позор, какой позор! – простонал Вильгельм-тень. – Ну ты же всегда был разборчив в еде! ты даже хлеба чёрствого ест не мог!
–Агрхе! – ответил Вильгелм-плоть и попытался закусить землёй. Земля ему не понравилась, но она жевалась, и он продолжил зачёрпывать ладонью её комья и отправлять в перепачканный кровью и чем-то зеленым рот.
–Позор…– Вильгельм-тень взглянул на полупрозрачные флаконы.
Оставшееся здравомыслие говорило ему, что надо отправиться в покой. Отправиться и не мучиться. Да, придётся забыть и себя, и имя, и всё-всё, но это будет отсутствие унижения.
Но человек не подвержен здравомыслию даже в посмертии.
–А вдруг? – сам у себя спросил Вильгельм-тень.
–Гра! – громыхнула его плоть.
–И тебе того же, – обиделся Вильгельм-тень. – Жизнь – это всё-таки жизнь. А там, кто знает, вдруг не выйдет?.. вдруг не вернусь? И глоток воздуха после забвения жизни – это благо! Но чем обернется это благо?
Вильгельм отчаянно нуждался в совете. Но кто мог ему посоветовать? Его собственная подгнивающая плоть?
–Решено, – сказал он, наконец, и выбрал нужный флакончик.
***
–Хозяин! – перед Тёмный Властелином новый гость. Вурдалак. Обрастает шерстью каждое полнолуние, впадает в бешенство, поутру стыдится. Бесполезен, как и всегда. Но сейчас вздыхает и пытается вызвать сочувствие.
–Чего угодно? – интереса у Тёмного Властелина нет. Но он правитель и должен спрашивать.
–Блохи, хозяин, замучили!
Вурдалак смущается, Паймон хохочет, не скрывая.
–И чего ты хочешь?
Вурдалак мнётся, потом решается, понимая, что никто не предложит решения, кроме него самого:
–В Исландию. Там, говорят, насекомых мало.
Тёмный Властелин решает, что сумасшествие подкралось и к нему, но не подаёт вида. И вовремя приходит спасение. Во тьме прокатывается занятый флакончик. Тёмный Властелин приглядывается – да, он так и думал, он того и хотел (как оказалось, может и он еще чего-то хотеть!) и плещет красным внутри…
Это спасение от безумия.
–А ты был в Исландии? – интересуется Тёмный Властелин. В отличие от вурдалака, он знает местный климат.
–Нет, Хозяин. Но там, говорят, мало насекомых…
–Позволяю! – устало отмахивается Тёмный Властелин. В конце концов все должны иметь шанс на исполнение желания, только пусть пеняют потом на себя. А он сегодня добрый. И милосердный. Он сегодня всем даёт выбор.
