суетливый мир, в толкучку прошлого-будущего. И не понимает бедняга, что никогда не будет он счастлив там, на этом рынке невольников времени, потому что жизни там нет - сплошные декорации, театр, цирк, репетиции перед новыми трюками или бесконечные повторы старых сцен. А пустыня ждёт нас и протягивает случайным прохожим ладони своих оазисов... Но никому не хочется начинать новую жизнь с одиночества и поиска своей сути, ведь человек чувствует себя в толпе намного лучше, а роль играть всегда легче, чем жить по-настоящему, в настоящем. Понимаешь, о чём я?
- Конечно! Как красиво и ясно ты всё объяснила! И я вот что подумал: а если бросить эту суету и махнуть куда-нибудь, на Аляску, например? Или в Швецию. Или в Альпы... У меня есть дом в Малаге, там живёт... вернее, уже должен съехать... мой двоюродный брат. Перед самой свадьбой с Аной я продал этот дом, чтобы поддержать семейный бюджет. Но, поскольку свадьба в прошлом - или будущем? - отменяется...
- А у меня есть доход от акций. Мне их подарил отец. Он не жил с нами, а после смерти моей мамы решил помогать мне. Богатый он, кинопродюсер, в Голливуд пробрался... Но очень несчастный. Всё строил будущее - и вот построил, а мимо настоящего прошёл, даже его и не заметив...
- И ты не хочешь повторять его ошибки?
- Ни его, ни мамины. Я хочу просто жить. Так, словно нет впереди никакого будущего. Может, это прозвучит нелепо, но я жажду вечного оргазма.
Заметив на моём лице удивление, она пояснила:
- Ты, наверно, меня не так понял. Этим словом я обозначаю любое наслаждение. Как тебе это объяснить? Вот смотри: обычно люди не только преуменьшают значение удовольствий, но и ослабляют их, лишь изредка допуская мощные взрывы счастья. А ведь любое наслаждение может быть фейерверком, настоящим оргазмом! А мы всё блуждаем между островками радости, расположенными так далеко друг от друга, что жизнь кажется юдолью скорби. Человек сам делает себя несчастным, недовольным судьбой, а потому либо стремится к будущему раю, либо, обессиленный долгой дорогой, ни о чём уже не мечтает. Но всё это равносильно самоубийству, согласись!
- Думаю, ты права.
Она широко улыбнулась, - видимо, была довольна моей понятливостью - и продолжала:
- Прости, если тебя покоробит то, что я собираюсь сказать дальше, но я просто не знаю, как более наглядно объяснить свою мысль...
- Не бойся оскорбить мою невинность, - поспешил я успокоить её. - Единственное, чего я не переношу, - это пошлость и неуважение к человеку.
- Я, кстати, тоже. Итак, о чём я хотела сказать?
- Ты объясняла мне, что такое оргазм.
- Да, верно... Совсем стала рассеянной... Да, оргазм... Даже если взять прямое значение этого слова и расширить его до любых, даже самых слабых сексуальных ощущений, всё равно оно охватит почти всю жизнь... Я говорю, наверное, сумбурно и непонятно...
- Продолжай, прошу тебя, не отвлекайся на меня.
- Хорошо. Итак, если исключить наслаждение красивыми пейзажами, ароматами, музыкой, живописью, поэзией, прогулками, едой, купанием, а оставить только секс, то есть, мысли о нём, прикосновения к своему телу и половой акт с партнёром, то только этими тремя делами можно было бы заниматься постоянно, с утра до вечера, чувствуя себя вполне счастливым. А если добавить к сексу всё, что мы перед этим исключили, а также найти и другие источники наслаждения, то получится невероятная картина вечного оргазма! Представляешь себе, каким обширным и разнообразным может быть рай на земле! Но, разумеется, при одном условии: если изгнать из жизни заботу о будущем. А из повседневных забот выбрать лишь действительно необходимые, да и в тех научиться находить нечто приятное.
Йерма снова порылась в сумочке и вынула оттуда пачку сигарет и зажигалку. Протянула пачку мне. Я был тогда некурящим, однако не отказался, чтобы ничем не омрачать её светлого волнения, причём такого сильного, что у неё дрожали руки и слегка подёргивалась левая щека.
Мы закурили, и её глаза заблестели доверчивой улыбкой.
- Вот, я, например, - продолжала она, выдохнув первую затяжку, - сижу здесь и пытаюсь вырваться из сетей очередной неудачной любви, вместо того чтобы грезить о мужском теле и ласкать себя, готовясь к сладкой встрече с любимым человеком. И не пью апельсиновый сок, и не слушаю музыку, и не... Да мало ли есть на свете приятных вещей, которыми можно заниматься поочерёдно или одновременно, не оставляя времени на скуку и недовольство жизнью! Да, кстати о времени! Спешу открыть тебе одну тайну: необходимо не только забыть, что значит выражение «коротать время», но и вычеркнуть само это понятие из своего словаря, так как времени нет! Нет его - и всё тут! Счастье - это вечное мгновение, а время - это паутина преисподней... - Йерма задумалась и вдруг выпалила, сияя от радости. - Послушай, Родриго, а не вырвался ли ты сегодня утром из этой паутины? Из нитей прошлого-будущего, душивших тебя и выдавливавших из твоей души последние соки? Тебе не кажется?
- Может быть, для того, чтобы исправить ошибку и помочь тебе? И чтобы ты помогла мне?
- Возможно. Вообще-то у настоящего нет причинно-следственных связей, запускающих свои щупальца в прошлое-будущее. Всё здесь просто, и не над чем ломать голову, и нечего оплакивать.
- Может быть, тогда... - начал было я, но осёкся, почувствовав неуместность того, что собирался сказать.
- Что «тогда»? - Глаза Йермы загорелись ещё ярче, и я понял, что она думает о том же, о чём и я. И преодолел смущение:
- Ты, наверное, будешь смеяться, но я хотел предложить тебе уехать со мной...
- Если ты собрался в настоящее, то я согласна. А если в будущее, то, уж извини...
- В настоящее! - воскликнул я, удивляясь лёгкости, почти невесомости, охватившей меня. - Только в настоящее! Никаких планов, никакого расписания - только голая жизнь, идущая куда глаза глядят! И вечный оргазм! Нет, я не требую, чтобы ты стала моей любовницей или женой, я вообще ничего от тебя не требую - просто я подумал, что вместе нам было бы лучше, веселее, и наше настоящее не казалось бы нам безлюдной пустыней... Ну, как, договорились?
- А ты авантюрист.
- Нет же! Просто мне деваться больше некуда... Между прочим, тебе тоже.
- Хорошо, тогда вот что мы сделаем. Сейчас расходимся по домам, чтобы в спокойной обстановке, не мешая друг другу, заняться подготовкой к счастью: подумаем, куда лучше податься, как всё это устроить, а завтра встретимся здесь же, ровно в полдень, и продолжим размышлять о Великом Настоящем.
- Только пообещай мне, что не прыгнешь в реку, как в тот раз... то есть... Ну, ты поняла...
- А ты пообещай, что завтра не проснёшься в 2050 году.
- Обещать не могу, но постараюсь.
Весело смеясь, мы поднялись со скамьи, Йерма нежно пожала мне руку, и я, окрылённый новыми идеями и чувствами, в которых мне предстояло ещё разобраться, пошёл направо, а она - налево.
Пройдя несколько сотен метров, я остановился и хотел было бежать обратно, подумав, что зря оставил девушку одну, но быстро нашёл удобную отговорку: «Куда ты побежишь? Ты же не знаешь, где она живёт, на какую пригородную улицу свернула... Или взяла уже такси и укатила в центр...»
Мне было стыдно за свою слабость, я чувствовал, что должен был остаться с Йермой, не потому что влюбился - нет, ничего такого со мной не случилось - просто у меня в голове роились убедительные мысли, которыми, как мне казалось, я просто обязан был поделиться с нею, чтобы она, окрылённая ими, не захотела больше убивать себя и полностью погрузилась в новую жизнь, в истинное Настоящее... Но я продолжал идти. Чуть не плакал, а шёл.
Пока не оказался перед домом Аны. И всё во мне мгновенно перевернулось с ног на голову, чёрное стало белым, холодное - горячим, а глупое, как и полтора года назад, нарядилось в костюм мудрости. А безжалостная совесть снова принялась прогрызать норы в моём помутившемся сознании.
Какой красивый у неё дом... У нас, конечно, ведь в будущем это был наш дом! Сколько трудов и денег вложил я в его ремонт! Вот эта ограда, например. Сейчас она деревянная, невзрачная, местами покосившаяся. А ведь я заказал железную, с витыми узорами... А дверь, а окна, а каминная труба...
И мне стало совсем грустно.
А когда я вспомнил необычную, почти арабскую красоту Аны, тяжёлый мрак влился мне в сердце, но не смог погасить новые огоньки надежды.
Как она целовала меня! Какая прелестная похоть мерцала в её карих глазах, больших, выразительных, требовательных, ненасытных! Да, эта женщина умела выжимать из меня последние силы, я всегда был с нею на пределе возможного, на краю пропасти, упиваясь красотой, смешанной со страхом. Правда, подобных мгновений в нашей совместной жизни было не так уж и много - Ана ведь деловая и чрезвычайно амбициозная особа и ей редко удаётся отвлечься от работы и выкроить час-другой на развлечения, и поэтому чаще всего между нами либо висел туман равнодушного покоя, либо звенела тишина взаимного раздражения.
И всё же...
Снова мне захотелось доказать Ане, что я её не обманул. К тому же у меня появились новые доказательства, которые я считал неопровержимыми. Я не могу просто так бросить свою жену! Я должен вернуть свою будущую жизнь! Ведь я люблю Ану, несмотря ни на что люблю! Пусть вызывает полицию, но я заставлю её выслушать меня, не перебивая!
А как же та несчастная девушка? Но, постой, что плохого может с ней случиться? Я отвлёк от самоубийства эту веснушчатую дурнушку - дальше пусть идёт сама, к своему Настоящему. А моё Настоящее - в этом доме...
Я поднялся на крыльцо и нерешительно потянул руку к звонку.
- Родриго! - раздался вдруг за спиной низкий женский голос.
Я отдёрнул руку от звонка, как от ядовитой змеи, и резко обернулся: за калиткой стояла Йерма.
И в моём совсем запутавшемся мозгу вспыхнула вдруг странная, пугающая, но такая желанная мысль: «Моё Настоящее настигло меня!»
До сих пор помню яркую, ослепительную радость, разорвавшую сомнения на мелкие клочки. Я не сбежал со ступеней крыльца - я слетел с них, как... ну, пусть, не как орёл, но уж точно как голубь!
- Послушай, Родриго, - обратилась ко мне запыхавшаяся Йерма, когда я подлетел к ней, - мы же не обменялись телефонными номерами, да и адреса неплохо было бы записать... Ведь мы...
- Знаешь что, - перебил я её, - а пойдём в кафе, в «Ветку сирени», там всё и обсудим.
- Пойдём!
И мы пошли.
