тысячью ограничений. Но сердце в груди полно неизбывного жара. И если живая реальность скупа, отыграться можно в творчестве! Так актер, отдаваясь своему ремеслу, проживает на сцене множество жизней. Лирика способна восполнить разреженность, неполноценность жизненных встреч. И еще: в стихах легко раздуть искру в яркое пламя, едва родившееся чувство пережить во всей полноте».
3. Воспоминания о любви
… Но самая большая странность «цветаевской» любви – твёрдое убеждение в том, что «счастливая любовь – это любовь безответная, безнадёжная». Поэтесса вполне осознанно рассуждала о трагической невозможности «из любви устроить жизнь, из вечности – дробление суток»: «Человек задуман один. Где двое – там ложь».
Но тесна вдвоем
Даже радость утр...
Оттолкнувшись лбом
И подавшись внутрь,
Над источником –
Слушай – о слушай, Адам,
Что проточные
Жилы рек – о берегам:
Ты и путь и цель,
Ты и след и дом.
Никаких земель
Не открыть вдвоем.
… И не потому ли в любовной лирике Цветаевой преобладают зарождение любви и боль разлуки?
Блаженны длинноты,
Широты забвений и зон.
Пространством как нотой
В тебя ударяясь, как стон
В тебе удлиняясь,
Как эхо в гранитную грудь
В тебя ударяясь:
Не видь и не слышь и не будь –
Не надо мне белым
По черному – мелом доски!..
… Пастернаку она напишет однажды: «Вы у меня в жизни не умещаетесь, очевидно… Вы в ней не живете. Вас нужно искать, следить где-то еще… Вы точно вместо себя посылаете в жизнь свою тень, давая ей все полномочия».
… А потому она без сожалений «перебарывала» в себе не слишком высокие чувства. В стихотворении, обращенном к Мандельштаму, она пишет:
...Когда и как и кем и много ли
Твои целованы уста –
Не спрашиваю. Дух мой алчущий
Переборол сию мечту.
... Более того, Цветаева признавалась: «любовь пробуждает во мне силы хаоса, а это мешает творчеству... Творчество и любовность несовместимы. Живешь или там или здесь. Я слишком вовлекаюсь... Земная любовь оказывается игралищем каких-то слепых демонов».
А это ей совсем было не в радость. Она скорее была готова потерять любовь, чем свой верный письменный стол...
… Не такой ли «силой хаоса» была её любовь, о которой как-то не очень принято говорить в серьёзных исследованиях о творчестве поэтессы. В автобиографической прозе Цветаева откровенно поведала нам и о детском своем горячем чувстве к Наденьке Иловайской, со смертью которой она так долго не могла примириться; и о нежнейшей привязанности к Сонечке Голлидэй в 1919 году. А, кроме того, сохранилось цветаевское письмо к Саломее Гальперн-Андрониковой, написанное под еще неостывшим впечатлением сна, в котором она горячо любила Саломею. Да, - именно любила…
Тема лейсбийских чувств Цветаевой внезапно стала выпячиваться в некоторых публичных высказываниях о ней, после появления в 1983 году в США книги «Незакатные дни: Цветаева и Парнок» российской писательницы С. В. Поляковой (нынче её издали и у нас). Книга – об истории любви Цветаевой и поэтессы Софии Парнок. Хотя, кто там держал свечки у кроватей? Где там правда, а где вымысел? Но повод для досужих разговоров оказался более чем достаточным.
Любой эпизод любой биографии не существует изолированно. Он заметно меняет свой смысл и окраску при локальном его освещении. В самом деле, нечаянная встреча с яркой самобытной Софией Парнок, до глубины души потрясла однажды воображение молодой Цветаевой. Это потрясение оказалось взаимным. И чего там было более: плотского или духовного?
… И хотя, поборов первоначальное смущение (бесхитростно отраженное в первом стихотворении цветаевского цикла «Подруга») и на несколько месяцев став «любимой женщиной» своей задушевной подружки, Цветаева вряд ли в полной мере считала себя той персоной, какую мы связываем с нашими прямолинейно-бесхитростные представлениями о лесбийской любви.
4. Хождение по мукам
Марина Ивановна Цветаева родилась 26 сентября (8 октября) 1892 года в Москве. Её отец, Иван Владимирович, был профессором Московского университета, известный филологом и искусствоведом. Мать, Мария Мейн (по происхождению – из обрусевшей польско-немецкой семьи), была пианисткой, ученицей Николая Рубинштейна.
Ещё в шестилетнем возрасте Цветаева начала писать стихи, причём не только на русском, но и на французском и немецком языках. Огромное влияние на формирование её характера оказывала мать, которая мечтала видеть дочь музыкантом.
В 1901—1902 гг. училась в Четвёртой женской гимназии. Осенью 1902 г. из-за обнаруженного у матери туберкулёза вместе с семьёй уехала на Итальянскую Ривьеру, жила в Нерви близ Генуи. В конце лета 1905 г. Цветаевы вернулись в Россию.
Летом 1909 г. семнадцатилетняя Марина неожиданно для родных вдруг предпринимает поездку за границу. Этот период её жизни мало изучен её биографами. Известно, что в Париже она записалась на летний университетский курс по старофранцузской литературе, осенью этого же года посещала лекции и клубные собрания при издательстве московских символистов «Мусагет».
В сентябре 1910 г. Цветаева напечатала в Товариществе типографии А. И. Мамонтова (за свой счёт) первый сборник стихов – «Вечерний альбом», в который были включены в основном её школьные работы. Но, как она и справедливо ожидала, её сразу же заметили маститые поэты – Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин и Николай Гумилёв.
И не только заметили. Летом следующего года М. Волошин приглашает юную поэтессу в свой знаменитый «Дом поэзии» в Крыму.
Как пишет в своей статье Е. Евтушенко о том периоде жизни М. Цветаевой: «Она, несмотря на свой кружевной воротничок недавней гимназистки, явилась в «Дом Поэзии» как цыганка, как пушкинская Мариула, с которой она любила себя сравнивать… Уже в первых цветаевских стихах была неизвестная доселе в русской женской поэзии жесткость, резкость, впрочем, редкая и даже среди поэтов-мужчин. Эти стихи были подозрительно неизящны. Каролина Павлова и Мирра Лохвицкая выглядели рядом с этими стихами как рукоделие рядом с кованым железом. А ведь ковали-то еще совсем девичьи руки! Эстеты морщились: женщина-кузнец – это неестественно. Поэзия Ахматовой все-таки была более женственна, с более мягкими очертаниями. А тут сплошные острые углы! Цветаевский характер был крепким орешком – в нем была пугающая воинственность, дразнящая, задиристая агрессивность. Цветаева этой воинственностью как бы искупала сентиментальную слюнявость множества томных поэтессочек, заполнявших в то время своей карамельной продукцией страницы журналов, реабилитируя само понятие о характере женщин».
…Там же, в Коктебеле, в мае 1911 г. Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном; в начале следующего года они обвенчались, а в сентябре у них родилась дочь Ариадна (Аля).
В феврале 1912 г. вышел второй сборник Цветаевой — «Волшебный фонарь», в марте 1913 г. третий – «Из двух книг».
Летом 1916 г. Цветаева приехала в город Александров, где жила её сестра Анастасия с гражданским мужем Маврикием Минцем. В Александрове Цветаевой был написан цикл стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве» и другие), а её пребывание в городе литературоведы позднее назвали «Александровским летом Марины Цветаевой».
В 1917 г. Цветаева родила дочь Ирину, которая умерла от голода в возрасте 3 лет в приюте. Этот эпизод биографии поэтессы до сих пор непонятен для её биографов. Почему, работая в главном административном аппарате страны, Цветаева отдаёт обеих своих дочерей в какой-то убогий приют для беспризорных? Как она могла допустить, чтобы её ребёнок умер от голода? Муж Цветаевой, Сергей Эфрон, сочувствуя большевикам, тем не менее, в это время служит в рядах Добровольческой армии на юге России.
Возможно, объяснение этого банально – Цветаева с головой увлечена творчеством. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению. В 1918 - 1920 гг. Цветаева пишет романтические пьесы, поэмы «Егорушка», «Царь-девица», «На красном коне».
В начале 1922 г. в Москве вышел сборник «Вёрсты», горячо принятый читателями и критиками, а в Берлине — сборник «Разлука» с полной редакцией поэмы «На красном коне».
… А в мае 1922 г. Цветаева с дочерью выезжает из Москвы через Ригу и Берлин – в Прагу. В Чехии её были написаны знаменитые «Поэма Горы» и «Поэма Конца».
… Любопытно, что через полгода после бурного романа с Константином Родзевичем (это, как говорится, при живом-то муже) Марина Цветаева не только помогала его невесте выбирать свадебное платье, но и подарила собственноручно переписанную «Поэму Горы», полную неистовой страсти и неземной любви к её адресату – Константину Родзевичу, который, кстати, не любил и не понимал стихотворений Цветаевой.
В 1925 году после рождения сына Георгия семья Цветаевых перебирается в Париж. Странно, но большинство из поэтических творений Цветаевой, созданных ею в эмиграции, осталось неопубликованным. В 1928 в Париже выходит последний прижизненный сборник поэтессы – «После России», включивший в себя стихотворения 1922 - 1925 годов. Позднее Цветаева пишет об этом так: «Моя неудача в эмиграции – в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху – там, туда, оттуда…».
В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания, успехом пользовалась её проза, занявшая основное место в её творчестве 1930-х годов («Эмиграция делает меня прозаиком…»). В это время изданы «Мой Пушкин» (1937), «Мать и музыка» (1935), «Дом у Старого Пимена» (1934), «Повесть о Сонечке» (1938), воспоминания о Максимилиане Волошине («Живое о живом», 1933), Михаиле Кузмине («Нездешний вечер», 1936), Андрее Белом («Пленный дух», 1934) и др.
… Это трудно объяснить, но в это же самое время семья Цветаевых жила практически в нищете. «Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход – от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода», - напишет Цветаева позже в своих воспоминаниях. А как же друзья, коллеги по творческому цеху, поклонники?
… И в 1939 году Цветаевы вернулись в СССР. Вернулись, ясно осознавая, что с «белогвардейским» прошлым главы семьи бдительные чекистские органы их в покое не оставят. Так и случилось: 27 августа была арестована дочь Ариадна, которая провела в лагерях более 15 лет), а 10 октября – муж, который через неделю «следствия» был расстрелян.
…А саму Марину Цветаеву вскоре после начала Великой отечественной войны отправили в эвакуацию в камский городок Елабугу.
Как она там устроилась: говорит за себя такой факт – сразу по прибытии на место назначения Цветаева написала заявление с просьбой о том, чтобы ее устроили судомойкой в столовую для писателей в Чистополе (сама она не была членом Союза писателей). Работы в Елабуге она найти не могла. В архиве Союза писателей Татарии сохранилось ее отчаянное письмо, где она предлагала свои услуги по переводу с татарского в обмен на мыло и махорку. Ей тогда не ответили, потому что Союз писателей Татарии был почти весь арестован, и его возглавлял какой-то хозяйственник. По свидетельству хозяев дома,
