Как всё-таки однообразны летние вечера в провинциальных городках юга России! Лучше всего об этом могли бы сказать те, для кого во всём русском языке нашлось только длинное казённое слово “командировочный”. Одним из них был и продолжаю оставаться я, рядовой служащий науки. Судьба постоянно заносила меня в один и тот же город А., как будто требовала, чтобы я переменил свой образ жизни со столичного на унылый и размеренный. Юность я провёл в почти таком же городе с очень похожим названием, в ходе политического лихолетья доставшемуся соседнему квазигосударству. И уж теперь, после столиц, ни за какие коврижки никто не смог бы меня уговорить посвятить свою жизнь душному южному городу. Но судьба всё пытала и пытала меня.
Этот приезд пришёлся как раз на те дни, когда период буйного цветения акации сходил на нет, а голоса скворцов и ласточек доносились всё реже и реже. Наступала жара.
Не знаю почему, но именно в моей гостинице народ никогда не был шумным. Утром, понятное дело, суета с отъездом на работу затрагивала всех, отчего не видеть людей я не мог при всём моём желании. Но вот вечером куда-то они все исчезали. Вечером всё и произошло.
После привычной работы- если привычной можно назвать ежедневные поиски решения очередной внезапной технической трудности, ради чего, собственно мне и моим коллегам платили зарплату- я, по своему обыкновению, не стал занимать свой столик в гостиничном кафе. Тамошним ужинам частенько предпочитал позднюю трапезу в номере из собственной стряпни с удивительно вкусной рыбой и такими же желанными для петербургского жителя дарами овощного юга. Само собой разумеется, за день или два до попадания на прилавок, а потом и на мой стол эта рыба проплывала мимо рынка в реке по соседству. То есть еда была настоящая. Пусть и такая, но всё же компенсация за разлуку с любимым городом и друзьями. Наверное, к описываемой истории я уже был неплохим специалистом -ведь я уже умел распределять силы и желания так, что меня хватало и на работу, и на творческий отдых. На юге, особенно в самую знойную пору, это удаётся не всем. Впрочем, с высоты командировочных лет можно утверждать, что мне уж совсем не повезло с местными радостями- местные достопримечательности давно изучены и приелись; редких красавиц, давно учтённых толпой инженеров и военных, мне не попадалось, а к любому горячительному, особенно без повода, я охладел как-то вдруг и надолго.
В общем, коротал этот вечер, как и большинство других своих вечеров за кистью, исправляя огрехи в своей незатейливой марсианской композиции. Этюдник стоял в спальне, большие окна которой старались мне помочь. Но вот фантазия и умение мои иссякли и пришлось сознаться самому себе, что в следующий раз крепко подумаю, стоит ли вообще браться за марсианский пейзаж, если ты и земным толком не овладел. Выдохнув этот неутешный вывод, я снял недоработанный этюд и, не вытирая рук от масляной краски, направился было на балкон в самом конце гостиницы в надежде, что уличный ветер высушит и этюд, и мои творческие страдания.
Нет, не могу, до настоящего дня не могу понять, как я пришёл в себя. Во второй комнате моего номера была небольшая гостиная с диваном, служившая и моей кухней, и рабочим кабинетом одновременно. И с этого дивана на меня взглянула, нет - сверкнула изумрудным бликом глаз, ничуть не удивившись нашей встрече, вполне себе симпатичная особа лет, возможно сорока пяти, а возможно и старше. Красивым женщинам как-то не хочется давать возраст, и дело, должен заметить, не в правилах хорошего тона или воспитания. Просто не получается измерять красоту возрастом. Во всяком случае, мне это не удавалось ни разу.
-Здравствуй, чуть прищурив глаза, словно изучая меня, тихо, но уверенно проговорила незнакомка.
-Привет, то есть добрый вечер,- пролепетал я, не выпуская картона с мокрым этюдом из перепачканных пальцев рук.
-Не против, посижу у тебя немного, пережду жару? Дверь в номер только у тебя была открыта. И, кстати, зачем?
-Дверь я открыл, это верно. Но не для гостей, даже таких обворожительных, как Вы, - ответил я, чуть успокоившись от неожиданности встречи и особого шарма гостьи.
Та поправила сбившуюся тёмную накидку с дивана. Её движения были легки, но в этом её действии обнаруживалось несогласие с неаккуратностью. Незнакомка и сама была полна строгого очарования. Её стройное тело, обтянутое зелёным вечерним платьем, как и короткая изящная причёска без малейших сомнений давали понять, что ни первого, ни второго не коснулась рука заурядного мастера. Стилисты, несомненно, были частыми посетителями этой чудесной феи, а феи, как знаю даже я, по салонам сами не ходят. Но даже стилисты вряд ли посмели бы просто так навязать своё мнение этой удивительно элегантной, хоть и не молодой уже особе. Я не мог знать наверняка, но предположил, что это скорее она давала тем совет, как изящнее изменить её локоны или изгиб линий её будущего платья.
Гостья явно тянула с ответом, будто давая мне возможность понять мою оплошность о только что высказанном мною.
-Так ты совсем не ждал меня, и даже не мечтал?- сладко пытала она меня удивительно мягким голосом, добавляя к своему удивительному образу коварный прищур зелёных глаз.
-Ждать? нет, не ждал. А вот мечтать... -На минуту я замолчал, выискивая красивые для собеседницы слова.
-Ну-ка, ну-ка...Когда же ты это мечтал? Обо мне? -гостья явно освоилась и в обстановке, и в беседе.
-А хотя бы и ночью, - не слишком изящно подыграл я, пристроив к стене этюд и вытирая разбавителем руки от краски.
-Хм, ночью... Уж не в эротическом ли сновидении, сударь? - громко, как на девичьем кругу с единственным молодцем рассмеялась незнакомка.
-Ну оставим, оставим эту тему,- тут же предложила она тоном, легко выдававшем кураж.
-Сядь лучше рядом, покажи, что тут у тебя за аукционный лот, не без лёгкого ехидства, но всё с той же непременной улыбкой скорее приказала, чем попросила меня фея.
То ли от усталости, то ли от начинавшей надоедать назойливости, пусть и очаровательной, но всё же нежданной особы, желания понравиться ей у меня не было и я ответил просто, всё ещё избавляясь от краски и противно пахнущего разбавителя:
-Да никакой не лот, и не шедевр, а так... опус на тему планеты Марс. Марсианский пейзаж, если разбираетесь в жанрах. Гора Олимп. Самая большая гора во всей Солнечной системе. Вулканического происхождения.
-Мне ли не знать. Кстати, не без твоей, искусствовед, помощи. Уфологический пейзаж ты сочинил?
-Допустим. Только не сочинил, а ввёл в художественный оборот.
-Ну садись, садись же. И, можно, я скину туфли.- Она непринуждённо и даже изысканно освободилась от тёмно-зелёных под цвет своего изумрудного платья туфель. -Так ты не сказал, почему ты открыл дверь?
Моя фея явно ввязывала меня в беседу, но ни огрызаться, ни потакать ей я не желал. Впрочем, обидеть её тоже не хотелось. Присмотревшись к её глазам светлого изумруда я ответил совсем прозаично:
-Кондиционеры не люблю. Да и болезнь кондицио..., тьфу, легионелло случается от них, шумят к тому же, мешают думать. А на улице духота. Вот дверь и открыл. К тому же бегаю на балкон, приношу, возвращаю холсты и картонки с сюжетами. Вот и не закрываю.
-Ты хотел сказать - мешают мечтать?
-Да, именно это я и хотел сказать. Все, наверное, мечтают. Вот Вы, например, мечтаете?
-Что ты! Мне-то зачем!? Достаточно того, что многие мечтают обо мне. Этим и живу. А что ты там про картинки с сюжетами? Или этюдами. Так ведь правильнее? - поправила вопросом в свою очередь меня она. -Но я-то тебя знала по рассказам и стишкам.
-Спасибо, оценил. - обиделся я.
-Ну почему? Не стоит язвить. Попадаются и неплохие. Но больше неровные. Не есенинские, не блоковские, - то ли с ехидцей, то ли с сочувствием заключила она и грациозно поднялась с дивана.
-А я и не собираюсь быть похожим ни на Есенина, ни на Блока, ни на Гёте. Я пишу о своих чувствах.
-Ах вот как! -засмеялась она тоном, полным иронии и сложила руки, едва наклонив голову в мою сторону.
Я продолжал разговор, но от моего внимания не ускользнуло, что пальцы её правой руки на предплечье поочерёдно вторят ритму моих слов.
-Если уж Вам так интересно, почему я не хочу быть похожим на Есенина или Тютчева, скажу так: и Есенин, и Петрарка, и любой другой из великих - мои учителя. Но не в смысле стихосложения, или формы, как сейчас говорят. Высокий слог мастеров заставляет меня совершенствовать свой собственный язык души, в том числе свой собственный литературный. И это - моя благодарность миру, что он принял меня к себе.
Незнакомка поджала губы, дуги её бровей изобразили некий вывод для неё самой.
-Да пиши, я тебя не журю и уж тем более не осуждаю. Никто не журит, никто особо не критикует. Хотя я бы прошлась по твоим строчкам. Но не сегодня. А что у тебя в графине там, на подоконнике? О-о-о! Акация? Какой волшебный запах! - внимая запаху в восторге покачала головой гостья.
-Не акация, а робиния. Не признаю обывательских упрощений,- заметил я.
-Но все же говорят акация! - настаивала зеленоглазая особа.
-Я уважаю точность. Чубушник только кажется жасмином, но он всё равно чубушник. Если это пилот, то он пилот. Лётчик- профессия из военной авиации. Предметы из раскопок археологи называют предметами материальной культуры. и только то, что не поддаётся атрибуции, датировке, или неизвестно происхождение и предназначение найденного имеет право называться артефактом. Гобеленами могут называться только те шпалеры...
-Ясно-ясно! - перебила она и провела левой рукой по краю своей причёски, что очевидно было непроизвольным знаком чего-то особенного для неё. -Смотри-ка какие мы точные! Всех устраивает, а тебя нет.
-Я не за точность, а против подмены понятий, -парировал я, ничуть не обидевшись на её полуиронию.
На время наступило молчание. Она изучала меня своим лукавым взором, я же лишь украдкой поднимал глаза на собеседницу. И в тоне беседы и в поведении в целом её выдавали уверенность и хозяйское положение. Я поймал себя на этой мысли и уже вдруг собрался сделать первый за весь вечер вывод, но что-то остановило. Близость гибкого тела и чарующее лицо, её красивые ухоженные руки заставили переживать совсем иные чувства. В какой-то момент я почувствовал её дыхание, отчего слегка задрожали руки и возникло желание взять её смешливое лицо в ладони и пить, пить, пить каждый выдыхаемый ею глоток воздуха. Незнакомка же всё разминала свои элегантные ноги и продолжала:
-А вот скажи, поэт, пиит, менестрель... Почему ты пишешь о любви? У тебя хватает опыта в иных литературных формах. Ну, например, рассказы твои я листала, есть что почитать...очерки, новеллы. Можно продолжать развивать темы из них. Да и из жизни твоей поводов для сюжетов
